Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2014
Леонид
Костюков – прозаик,
поэт, эссеист, критик. Родился в 1959 году. Окончил мехмат МГУ и Литературный
институт им. А.М. Горького. Автор нескольких книг и публикаций в журналах
«Новый мир», «Арион», «Знамя», «Дружба народов», «Интерпоэзия» и др. Живет в Москве.
1.По моему стойкому ощущению, мы сейчас
попали в ситуацию партийности в литературе, гораздо более жесткую, чем
брежневская эпоха, которая скорее представляла из себя
пародию на партийность. Если бегло очертить партийные контуры, то есть
группа лиц, совместно распивающих алкоголь и вспоминающих блаженные времена
Литинститута; есть группа лиц, совместно и без улыбки трактующих Бодрийяра и пишущих легко переводимые имитации стихов. Для
краткости миную описания менее влиятельных групп. Также для
краткости и из брезгливости не приплетаю политику, проводящую примерно по тем
же линиям разреза размежевания более глубокие и менее поправимые.
2.Кратко объясню, почему партийность в
литературе кажется мне вредным явлением. Партия в условиях конкуренции с
другими партиями остро нуждается в приращении новыми членами, что резко
понижает требования к качеству текста. Перефразируя Экклезиаста, «и это
сойдет». Был бы свой. Сублиматом качества становятся метки внутри текста, сигнализирующие
«я свой». Это скучно и отвратительно.
3.На фоне разжижения собственно
литературы умаление роли литературной критики – явление вторичное и неважное,
как насморк, сопутствующий чуме. Свои и так знают, а
на чужих насрать наплевать. Параллельное
явление – вырождение публицистики в гримасы понимания между своими и пустую
ругань между партиями.
4.Зачем я на этом фоне пишу (хотя бы и в
тезисной форме) нечто, имеющее отдаленное отношение к критике? Отвечаю как на
духу: сам не знаю, и уж точно в последний раз. Почему именно об Ирине
Ермаковой? В частности, потому что это самый беспартийный поэт из мне известных.
5.Стихотворения, собранные в книгу
«Седьмая»[1],
написаны на протяжении всего текущего тысячелетия (которое, впрочем, не так
давно началось). Их акустика не соотнесена с акустическими свойствами зала,
куда эта книга попала в 2014 году. Они: громче, четче, шире по диапазону.
Обобщая: эти стихи гораздо лучше, чем было бы достаточно для сегодня. Рискну
предположить, что это может стать проблемой книги (настолько, насколько у
некоммерческого сектора книгоиздания вообще бывают проблемы).
6.К вопросу о цельности книги. Цельность
– это то, чего хронически недостает автору, находящемуся внутри корпуса своих
стихотворений, и то, чего обычно вполне хватает читателю, так или иначе
вписывающему книгу в культурный контекст. Поэтому обычно идеи по добавочной
внутренней организации книги излишни. Структура «Седьмой» не утомляет.
Во-первых (и это главное) нет стихов, специально написанных под ячейку
структуры. Во-вторых, принцип организации прост и прозрачен. В-третьих,
слышится легкое поскрипывание, сопротивление материала, когда живое и
самобытное занимает предназначенное ему место, но с легким перекосом, и этот
перекос придает очарование конструкции.
7.Я не буду писать о параллелях,
ассоциациях, перекличках и тому подобном. Все желающие увидят скрытую цитату,
например, из Тарковского, и оценят ее уместность. Давайте доверять друг другу:
прочли – значит, прочли.
8.Ирина Ермакова пишет о другом конце
эмоционального акта: не столько о своей любви к людям, сколько о любви
людей к ней; о голосах, зовущих ее по имени. Если в лирике автор – своеобразный
донор чувства, то здесь – скорее реципиент. Конечно, мы можем говорить о хорошей работе почты не когда письмо отослано, а
когда оно дошло до адресата. Поэтому позиция успешного адресата очень емкая и
достоверная. Я бы назвал это обратной лирикой. Эпос? Ну, постольку
поскольку…
9.Место действия «Седьмой» – точнее,
многих стихотворений книги – пограничное пространство. Впрочем,
наверное, не вполне удачный термин, потому что я имею в виду не узкую полосу
между чем-то и чем-то, а, скажем, океанский шторм. Или какую-нибудь воздушную
электромагнитную бурю. Нелепо было бы говорить о гуманности / антигуманности этих пространств: они просто не
предназначены для жизни. Как говорится, не стой под стрелой. Но лирический
герой Ирины Ермаковой раз за разом оказывается в таких передрягах, и хрупкая
жизнь сохраняется «неизвестным науке способом». Наверное, это род
экзистенциализма. Нет нужды говорить, что не самое важное в таких испытаниях
заведомо выгорает.
10. Стойкое ощущение, что автор
ищет и добывает из слов не просто свет, а свет физический. Как ни
парадоксально, добыть из этого материала духовный свет легче и менее ценно. И
иногда лучи этого света, кажется, прорываются сквозь типографский шрифт.
[1]
И. Ермакова. Седьмая. Книга стихов. – М.: Воймега,
2014.