Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2014
Марина Палей– прозаик, поэт. Родилась в Ленинграде. Лауреат «Русской премии» (2011). Автор публикаций в журналах «Новый мир», «Знамя», «Интерпоэзия», «Зарубежные записки» и др. Проза переводилась на английский, немецкий, японский, итальянский, голландский и другие языки. С 1995 года живет в Нидерландах.
* * *
горький сигаретный запах белоснежных астр,
моросящий дождик, метро «Техноложка»
тонкий совокупный звон оберточного целлофана,
словно комариное пенье прошедшего лета
«Здравствуй, школа!»,
здрасьте, училка (или уборщица) Марьиванна,
здрасьте, надмирная психоделическая нирвана
первой навечной любви
стало быть, здравствуй и ты,
повернувший ко мне лицо в небесном окошке,
ты, от коего не остались у прочих ни рожки, ни ножки,
но со мной – навсегда – твои пропахшие дымом одежки,
да, навсегда, – по той немаловажной причине,
что не зарастают стежки-дорожки,
тем более – осенью,
тем более –
когда резко пахнут и снежно белеют астры
КУРТИЗАНКА МАРИ
Он вошел и сказал: «Буона сьерра, Мари!
Ты видишь уличные фонари?
Ты видишь – рядом с луной – фиалковая звезда?
Ну вот. Не увидишь уже никогда.
Может, в другой жизни когда-нибудь».
И ножом – жахнул
куртизанку под грудь.
Даже не ухнул, не ахнул.
Только сонным взглядом окинул…
Всадил, словно трахнул:
вставил – вынул.
БЕЛЫЕ СПЕЛЫЕ ЯБЛОКИ
тугие бутоны белых пионов –
яблоки, яблоки – ты посмотри:
улыбаются, улыбаются изнутри
лунным, ровным, округлым светом
а все говорили, что этим летом
грянут последствия жестких законов
засухи
плоды литые, плоды наливные
пригнули ветви почти к земле
их нюхает даже кошка спросонок…
ты уехал, говорят – навсегда, куда-то,
а я стою на пороге беленой хаты,
в белой рубахе, цветистой плахте –
и знаю: во мне от тебя ребенок
НЕДОВОЛК
он родился, как все, от похоти-срама,
но его не облизала сучара-мама,
вот и не приняли его в стаю:
он пахнет не так, как все
им на ночь волчицы пугают волчат
а вожаки так страшно при этом молчат
он – недоволк:
он страшней человека
он не наш,
не ихний, ничей
у него нет – зрачков, страхов, привычек
у него нет тени,
у него нет от смерти отмычек
у него есть лишь боль – без точек и без кавычек
у него нет от жизни ключей
CONFESSION
…любила слабых – не за слабину,
а сильных – не за то, что сила,
подводных – не за глубину,
надзвездных – не за их луну,
и не за слезы – крокодила
поэтов – не за сонмы снов
(хотя в них фишку находила),
воров, юродивых, биндюжников, ослов,
слонов, драконов, жаворонков, сов –
любила просто так: любила
ох, покраснела – ишь ты, божий мак!
жених – невеста! – тили-тили-тили!
ага, поверили про то, что «просто так»!..
ага, гони: на горке свистнет рак…
любила – потому что не любили
INSIGHT
…себя в простодушных числю,
простой посещенная мыслью,
что требует только сердца,
ей напрочь не надо ума:
любовь на рассвете жизни –
есть страстный восторг пред жизнью
любовь на закате жизни –
есть, в сущности, жизнь сама
ОСТЗЕЙСКИЙ БРЕГ
провинция, бывшая чего-то большого «столица»
простая дробь с претензией на эксклюзив
мелкая водица – отлив, даже в час прилива – отлив
туристические янтари, комариное умиранье
шпиль лютеранской кирхи в бесслезном тумане
скорбных архивариусов сохлые лица
чайки да чайки – хичкоковы птицы –
размножились, глянь, как французские мусульмане,
словно погост,
не сообщив об этом заране,
ширит и ширит свои границы,
и не спасет фейсбуковский перепост
да и кому постить, пацаны?
захолустье чахнет нордически молчаливо
по-чухонски стоически, чинно – и всё же спесиво:
надо ласты склеивать очень красиво,
раз часы сочтены
всё идет к смерти, то есть, как водится, к лучшему,
где, может быть, «в оптимальном случае»,
этот, словно осколок саксонского блюдечка, брег
уже ждут гурии, рахат-лукумы, исламские сливы,
мантры, прочие ориентальные мотивы
или – какого-нибудь сто двадцать седьмого разлива –
в раю, хайтек