Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2014
Михаэль Шерб родился в Одессе, окончил физфак ОГУ. С 1994 года в Германии, окончил Дортмундский технический университет, публиковался в журналах “Крещатик”, “Интерпоэзия”, альманахе “Побережье” и др.
ПУЧОК СЕРЕБРИСТЫХ СТЕБЛЕЙ
Много званных к Нему, самозванных
к Нему,
Только избранных – нет как нет.
По тарелкам скорей разложите тьму,
И разлейте по чашкам свет.
Но когда пучок серебристых стеблей
Прорастет сквозь створки дверей,
То окажется камень любого живей
И тень – любого плотней.
Мне бы надо все, что я сделал не так,
Не хранить, а предать костру, –
Только юность моя, как оранжевый флаг,
Задыхается на ветру.
Но когда пучок серебристых стеблей
Прорастет сквозь затылок и рот,
То окажется камень хлеба нужней
И полезнее слов кислород.
Ты ведь видел, как черное масло небес
Разрезает алмазная нить.
Ты ведь знаешь: то, что останется здесь,
Сможет только Он сохранить.
Но когда пучок серебристых стеблей
Прорастает на свет сквозь тьму,
Понимаешь, что избранных вовсе нет,
Как и нет не пришедших к Нему.
ДРЕМА
Вот сорок бед и вот один ответ
Летит за ворот растопырка тенью
Клочок бумаги островок билет
Метель балет по щучьему веленью
Алеет день.
Ты мальчик надевай скорей пальто
Перчатки шарф скафандр капюшона
Ботинки шерсть шагается легко
В ту точку в даль из белого картона
Простуда день густое молоко
И дрема.
Ну что ж ты надевай скорей зудит
Ладонь пощупай здесь не жмет немножко
Потрогай чудо-юдо-рыба-кит
Живет-плывет но дышит осторожно
Там Китеж-град скала кирпич гранит
Гора ракушек каменная крошка
Сказал плеврит.
Три колеса ужалила смешно
Не больно губы тень в окне улыбка
Круг корочка лицо не суждено
Скамейка сдоба катышек калитка
По влажному киту ползет улитка
Щека сукно.
PRIMAVERA
1.
Вместе с влажной землею засыхает коростою
грусть,
И веселые запахи дуют в печальную грудь.
Левантийское солнце, разжигая небесный кальян,
Вдруг рассыпало просо синицам, дроздам, воробьям.
Но, заштопав прорехи зеленой кленовой иглой,
Облака бурлаками идут и идут бечевой.
Хлебным мякишем к нёбу и деснам прилипли слова,
Муэдзиновым зовом шмелиным гудит голова,
И стихами утюжишь батистовой памяти гладь,
И кварталы, как строчки, по домам начинаешь читать.
2.
Вплетает прозрачную просинь
В бесцветное небо апрель,
Антоновским яблоком оземь
Стучит наливная капель.
Уже на глазах хорошеет
Рассады нескладный букет.
И саженцы, вытянув шеи,
Лакают размоченный свет.
Дрозды выясняют, кто первый
Гнездо обустроит в кустах,
И девочки-почки на вербах
Сидят в оренбургских платках.
3.
Недолго же мячик дождя по ступеням частил, –
Расходятся тучи, как днища некрашенных лодок.
Прорвавшийся луч поджигает асфальт, словно спирт,
И он полыхает огнем, голубым и холодным.
Кружится в цветущем саду лепестков конфетти.
Потеет боярышник в белой манишке соцветий.
Сиреневый шарик по юному небу летит.
Счастливою вестью проходит по комнатам ветер.
И мелкие ангелы этих покинутых мест
Срываются стайкою – крылоплесканье, и шелест,
И щебет, и вслед им акации царственный жест,
И влажные крыши, и мокрого гравия свежесть.
4.
Корней в помине нет,
Но тонкою корой
Покрыться, дрейфовать
Лодчонкой хлипкой, утлой
По масляной воде
Каналов-переулков,
Срезая тонкий слой,
Сырой, как это утро.
В раструбах раковин шуршит сухой прибой,
Весенний шторм песком
Шлифует ставней доски,
Куличики-дома (их тесто из известки)
Наполнены не кремом – духотой.
А талая вода
Веселою савраской
Бежит по желобам
Пустующих аллей.
Развернута земля,
Как новая раскраска,
И воздух над землей –
Густой обойный клей.
Не мягкий бурый мох,
Не плюшевая плесень, –
На влажности простынь
Растут цветные сны.
На вдохе захлебнусь
Желаньем новой вести,
И крокусом взойду
За пазухой весны.
НАСЛАЖДЕНЬЕ
Я помню все, чего я касался:
Живую птицу, женщину, старца,
И то, что время текло по пальцам:
Сначала медленною истомой,
А после – изморозью невесомой.
И воздух в парусе занавески,
И круглый дворик университетский,
И то, как плавно летели санки,
И белый дым в запотевшей банке…
Я помню, жизнь началась с изнанки, –
С недоумением обнаружил
Различье между «внутри – снаружи».
Тенистый тис, аромат самшита,
Разводы пены на дне корыта,
Холодный свет на холсте Магритта,
Где женщина в платьице ученицы
Ест с наслажденьем живую птицу,
И вспоминает тепло оладий,
И красный сок заливает платье…
ЭЛЕГИЯ К Н. Ч.
Идешь, не поднимая головы, вдыхаешь запах высохшей травы, безмысленно плывешь в людском потоке, но вспыхнет белым: острый локоть, стук о дверь глухую, ранние потемки, и новых босоножек перепонки на загоревшей коже, острый плуг закинутого в небо подбородка, и пальцы в пальцах, и хлебаешь речь, становишься бескож и человеч, и полон, как затопленная лодка.
АГНЕЦ
Когда начнется на лесных стропилах
Зеленое строительство весны,
Холодных слитков золотая сила
Расплавится от солнечной блесны.
Расстелет разнотравье, раскачает
Сухого моря бархатный прибой, –
Под хруст осоки, под камланье чаек,
Я поднимусь над темной тишиной.
Щеками пухлых лопухов обласкан
И узкими ладонями ракит,
Обмазан глиной – чистой красной краской,
И воздухом оплакан и омыт.
Не человек, но остров одичалый,
Затерянный в теченьях и лучах,
Не человек, а робкое начало,
Дрожащий агнец на чужих плечах.
ТЕНЬ СНЕГА
Алле Нестеровой
Время дробно, мгновения галькой идут ко дну,
Словно мелкие звезды, мигнув на прощанье, гаснут.
Все небесные рыбы сливаются вдруг в одну,
И движения плавных ее плавников прекрасны.
Словно нет между душами перегородок-тел
И расплавлены в тигле в единое жизнь и гибель.
Словно кто-то просыпал на черное белый мел
Или кто-то просыпал на белое черный грифель.
На пластине окна проявляется зимний день.
Высветляет колени твои, и лицо, и плечи.
Невесомая, с неба на землю слетает тень,
Та, которая снега намного белей и легче.
ПРОЗРАЧНОЕ
Спеши, спеши, перебирай лады,
Плащ распахнув объятиям борея…
Деревья набирают в рот воды,
Становятся солидней и тучнее.
Используй самолеты, поезда,
Гони по автобанам двести двадцать, –
Вернуться можно только в нетуда,
Поскольку невозможно возвращаться.
За шторами, портьерами, дверьми
Я больше ничего уже не прячу.
Не заперто. Входи, живи внутри,
Но будет неудобно: я – прозрачен.
Ни Богу злак, ни черту спорынья,
Ни аромат цветку, ни почве семя, –
Проходит все на свете сквозь меня:
Тоска надежд, безвременности бремя…
Ни чешуей, ни кожей, ни корой
Не обрасту. Закупорен в свободе,
Я чист насквозь, я полон пустотой.
Я ни к чему на свете не пригоден.