Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2010
Мария Ватутина
СТРАНА ЧУДЕС
ЧУДО ПЕРВОЕ.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ
Фотографировал фотограф, впервые впущенный к царю, его рабочий день. Отобран ряд фотографий. Вот превью.
1.
Визит к вассалу. Воевода собственноручно стелет двор коврами. Вся его порода во взгляде – ловок и хитер, и терт. Калачик! медный грошик! он столько повидал царей, что ясно, он не заговорщик: поди, вот так-то уцелей. Как смотрит он! когда по трапу к нему спускается с небес без веских признаков сатрапа и внешне все-таки не бес, скорее, пряничек румяный, в хорошем смысле, поросё, парное чудо, связь с Нирваной, и, каб не Пушкин, наше всё!
2.
А вот приватная беседа: поставить галочку в графу.
– Ну, как тут? – царь шепнул.
– Пакеда помалкивают, тьфу-тьфу-тьфу.
3.
Потом поездка в школу к детям, но царь смотрел на днях кино. Просил: “…А может, не поедем, я жить хочу. Причем давно…” На снимке – словно снял одежи, и ширмой высятся спецы. Взгляд как бы говорит: “А где же бутылки, свастики, шприцы?” Блестит дощатый пол спортзала, толпа детей играет в мяч. Картина маслом. Внук вассала промазал, выгнулся и в плач.
4.
А вот эскорт на месте стрелки с легальным бизнесом страны. Удачный ракурс снизу: стрелки на брюках.
– Можно, пацаны?.. Тук-тук. Ой, не вставайте! Что вы! Сидите, я вам говорю. Сидеть, сказал!!!
И дали слово фотогеничному царю.
5.
Вот так весь день, дыша в затылок тому, кто в сущности святой, фотограф прыгал, как обмылок по раковине золотой, выискивая объективом припухлость детскую щеки и лаконичность брючин, льстивым софитам, линзам вопреки.
Но к вечеру, когда он падал, а царь – как ни в одном глазу, взмолился наш герой: не надо ль попить, поесть, я привезу…
“Когда он свалится, ей-богу! Их чем-то колют, я клянусь…” – взмолился наш фотограф блогу, щелчком прифренживая Русь. Смотрите, дескать, ротозеи, под катом – весь фотоотчет. Что до царя, так он Расею своей живучестью побьет.
6.
Все остальное – подзамочно. Фотограф это видел сам и нам поведал междустрочно.
“Короче, где-то к двум часам тончайшим зуммером запело, задзынкало внутри царя. Он извинился неумело и шасть в подсобку. Несмотря на строгий вид его охраны, я объектив просунул в дверь. Я снимки размещать не стану, но, если ты мне друг, поверь. Царь размотал какой-то провод, идущий прямо из него, и р-раз в розетку. Словом, голод не ведом им. Скорей всего они – инопланетный разум. Вы замечали, как рука неразвита, как водят глазом, как речь стеснительна слегка.
7.
Чего ни пишут в Интернете! Тем более, что снимков нет. Когда летели мы при свете зари, я вышел в туалет, а карту памяти подтерли. Теперь и сам не знаю я, не выдумщик ли, не актер ли, моя ли камера моя. Моя ли память в головизне или муляж, в котором мне не разобраться в этой жизни с большой розеткою в стене”.
ЧУДО ВТОРОЕ.
ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ
Когда мы вылетали всей ордой на десяти чернобылях громадных, вдали махал платком немолодой начальник космодрома, у всеядных был праздник. Плакал Президент седой, в том смысле, что за звездною грядой нашли планету для путей обратных. Нас, а точнее наших праотцов, собрали по параметрам особым: объему головы, длине резцов, репродуктивным органам весомым. Завлаб вздыхал загадочно в лицо нам:
– Хватило б только самок и самцов.
На каждом корабле по сотне душ. Взревел мотор, пошли лететь ступени. Прошли под туш метеоритный душ. Запело: “Ой, вы сени мои сени”. Включили гравитацию. Отселе ведем мы календарь.
И каждый муж родил дитя, и каждое дитя взросло на новой родине – в пустотах галактик, сквозь которые летя, приумножался наш народ, хотя и умирало много в наших сотах. Гуськом шли наши десять кораблей, общались при стыковке на привале. Земля не выплывала на дисплей, и новую в дисплее не видали. Зато мы так заданье выполняли, что не хватало нянек и яслей.
Так и родился я – седьмой в звене. Мой прадед помнил Землю по рассказам прапрадеда, но родиною мне стал Млечный путь, вошедший в душу разом, как форма постоянства, хоть и не охватишь глазом наш всемирный разум.
Я знаю, мы еще на полпути. Мне не увидеть щедростей планеты, просчитанной учеными в пяти российских учреждениях, газеты писали: если нам ее найти и застолбить, мы первыми в сети начнем грести лопатой за билеты. Но, правда, есть в проекте и изъян: народа хватит лишь на путь к планете, и лишь один из тысяч россиян на Землю просигналит:
– Сбылся план, но под конец закончились все дети, обратно будет некому лететь…
…Нам говорили: мы летим на смерть.
Но лишь последний этот странник в шлеме в отчаянье поймет, о чем шла речь, когда увидит: не с кем и зажечь на радостях: один во всей системе. Триумф далекой родины отсюда услышит он: парады, торжество. Никто не спросит в рацию его: как за морем? какое в свете чудо? Взревут по телевизору: “Айда!”, мы тоже полететь хотим туда всем городом-героем, всей слободкой. Нас тут осталось, если в два ряда, пар двести. Мы уже бежим за водкой. Черти маршрут! По коням, господа!”
Я представляю голый небосвод, пустую землю, белую от пыли, и корабли, которые отплыли… Я думаю, что их одно спасет и оправдает этот перелет: чтоб чаще и обильнее любили и делали детей на этот раз – на случай возвращенья – про запас.
ЧУДО ТРЕТЬЕ.
ЖУРНАЛИСТСКОЕ
– Проходи, – ошарашен один, другая вторит: – Проходь.
Фома отдыхает, как они ощупывают мою плоть,
Не верят своим глазам, как бы верили чудесам,
Дергают за рукав, проводят по волосам.
– Ну, здравствуй, здравствуй, раз выздоровела с одра.
А мы твой труп опознали третьего дня бесспорно, –
– говорит она. – Сколько ни делаешь людям добра,
Нет, они так и норовят вылезти из-под дерна.
А он говорит: – Опознали ведь по родинкам и коронке.
Сперва узнали тебя на фото в страстной колонке.
Позвонили в газету, делегировали профсоюз.
Профсоюз кивает: – Мертвая ты, клянусь.
Контора в Малом Комсомольском за ЦК ВЛКСМ.
Забежала по старой памяти сразу ко всем.
Застарелая фобия дневным кошмаром высыпала в коридор:
Ощупываю сама себя: гляжу на себя в упор,
Вспоминаю три последних дня, вспомнить никак не могу:
Или я не я, или жила без перерыва
На смерть, или мертвая, но забылась, все ведь у нас на бегу,
– Жива ли ты, жива ли ты, моя рыба?
Загадка не разгадана с тех пор никогда.
Они полукругом расставили кресла,
Переглядываются: – Ой, – говорят, – беда…
Перешептываются, говорят: – Воскресла…
Мария Ватутина родилась в Москве в 1968 году. Окончила Московский юридический институт, Литературный институт им. Горького, факультет “Поэзия”, семинар Игоря Волгина. Член Союза писателей России с 1997 г. Постоянный автор журналов “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь” и т.д. Книги стихов: “Московские стихи” (1996), “Четвертый Рим” (2000), “Перемена времен” (2006), “Девочка наша” (2008). Победитель Всероссийского конкурса молодых поэтов русского Пен-центра “Неизвестные поэты России” (2000). Лауреат Волошинского конкурса 2004 года, дипломант 2006–2007 годов. Лауреат премии “Заблудившийся трамвай” (2007, 2-е место). Лауреат премии “Московский счет” (2009, специальная премия). Живет в Москве.