Переводы Владимира Гандельсмана
Переводы Эдуарда Хвиловского
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2010
СОНЕТЫ
Перевод Владимира Гандельсмана
Кто бы тебя ни тешил в неглиже,
один Уильям метит прямо в цель,
взведя копьё! Он именем уже
к сладимой щели льнёт и льётся в щель.
Увлажнена ль, чтобы Уильям мог
там пировать, шекс-пировать, иль ждёт
он изволенья зря? Смотри, он взмок.
Ужели не Уильям? Кто? Вон тот?
Уильям грянет ливнем в океан! –
Не переполнить? Пусть. Но утолить,
насытив, страсть! Он страждет, пьян и рьян,
уильямсь, всё в сладимую излить.
Впусти меня – и в пиршестве утех
в Уильяме сольётся похоть всех.
1.
Мы так хотим, чтоб не увял росток!
Пусть длится, возрождаясь без конца
цветенье розы, а как выйдет срок,
пусть память сына пестует отца.
Но ты! Ты, упоённый лишь собой,
своим прекрасным взором распалённый,
ты, красоту ведущий на убой,
жестокосердый и самовлюблённый,
ты, враг себе, на майскую тропу
едва ступив, чтоб стать красою мира,
свой дар в себе хоронишь, как в гробу.
О, вдохновенный скаред и транжира!
Мир пожалев, себя ему отдай
и поедом свой дар не поедай.
2.
Когда минует сорок зим, и бровь
нахмурится твоя, и красота
лица, к которой льнёт теперь любовь,
пожухнет, как опавший лист, – тогда
чем оправдаешься? Где гордый взгляд,
и чувственность, и юность, и восторг?
В запавших ли глазах, где стыд растрат
с прожорливостью поведут свой торг?..
Но был бы ты воистину хвалим,
сказав: “Моё дитя перед тобой
прекрасное, – и я оправдан им.
Мой юный возраст стал его судьбой”.
Пусть в сыне разгорается твой жар,
когда ты холодеешь, дряхл и стар.
3.
Узнав себя в своём отображенье
зеркальном, не захочешь ли узнать
свой облик в обновлённом продолженье?
Нет? Мир скорбит: ей матерью не стать.
Но есть ли та, прекрасная, чья пашня
презреет плуг? И кто так нерадив
и так самовлюблён, что бесшабашно
проводит жизнь, потомства не родив?
Вы с матерью отражены друг в друге,
она в тебе находит отблеск лет
своей весны, – так в старческом недуге
ты, как в окне, в юнце найдешь свой свет.
Но если ты не хочешь обновленья, –
и ты, и образ твой – добыча тленья.
4.
Зачем просаживаешь, милый мот,
наследство, данное природой в долг?
В ладу со щедростью природы тот,
кто в щедрости не меньше знает толк.
Такая сумма – и коту под хвост?
Великолепный скряга, ростовщик-
растяпа, не пустивший деньги в рост, –
всё под себя? Ты в мире временщик.
С самим собою сделка, что влечёт
тебя, скупец, противна естеству –
когда природа свой предъявит счёт,
оплатишь ли его по существу?
В амбаре зря гниёт твоё зерно.
Но в землю брось – и прорастёт оно.
5.
То время, что затепливает взор
любимых глаз, даруя жизнь ему,
таит в себе и смертный приговор,
жизнь постепенно уводя во тьму;
оно замкнёт легчайший летний день –
немедлящее! – на засов тяжёлый, –
и дерево под снеговую сень
уйдёт, дрожа в растерянности голой.
Но если выветрится аромат
листвы и лета, – тот, что день за днём
хранит веранда, – значит умер сад,
и даже проблеск памяти о нём.
Пусть облетает дерево в свой срок, –
его живит души древесный сок.
6.
Так пусть зимы корявая рука
дыхание твоё не пережмёт,
и плодотворной влагой, как река,
ты осчастливишь русло той, что ждёт.
Ведь на такую ссуду нет суда –
увидят и должник, и кредитор
прекрасный плод взаимного труда,
пополнивший их двуединый хор.
А если ты родишь десятерых,
то и для смерти будешь снаряжён
неуязвимо, в образах своих
десятикратным светом отражён.
Будь щедр, чтоб красоту свою и стать
в наследие червям не передать.
61.
Когда смыкает веки тяжесть ночи
(ты задалась тревожить отдых мой?),
моим глазам твои перечат очи,
весь образ твой, дразнящий и немой.
В такую даль отправиться из дома!
Подглядывать? Увидеть ли двоих
в стыде и непотребстве? Чем влекома?
Не ревность ли в наперсницах твоих?
О нет! Моей любовью поколеблен
мой сон, – твоя любовь не столь сильна,
сколь образ твой, – так горячо он слеплен,
что выжег из глазниц остатки сна.
Ты не со мной, но я твой соглядатай,
мой закадычный враг, мой друг заклятый!
Уильям Шекспир
СОНЕТЫ
Перевод Эдуарда Хвиловского
Не по пути словесной шелухи
Мне с теми, кто искусством пренебрег,
Приукрашая выспренно стихи,
Не видя повторения дорог,
Уподобляя Солнцу и Луне
Земли и моря оникс и коралл,
Цветок апрельский приравняв вдвойне
Ко всем цветам небесных покрывал.
Последую любви и правде я
И в честность оберну свою любовь,
Так пеленает мать свое дитя
И вспыхивает звезд на небе новь.
Пусть у других шумит продажный вал.
Не продаю я то, что написал.
23.
Как тот плохой актер, забывший роль
На сцене, хладным страхом обуян,
Иль зверь, горяч неистовствами столь,
Что полон сил, но слаб, как будто пьян,
Сомнений полн и я. Не произнесть,
что в сердце происходит от искусств
любви, во мне которой столько есть,
что слабнет чувство от избытка чувств.
Пускай же взгляды только говорят
немым усердьем сердца моего,
взыскуя чувств блистательный обряд,
не требуя у слова ничего.
Учись читать любви молчанья кровь.
Глазами слышать может лишь любовь.
30.
Когда в пучину дум я погружен,
То о прошедшем думаю всегда,
Грущу о том, чего я был лишен,
Что растерял, и сколько, и когда.
Могу всплакнуть в такой неровный час
О тех друзьях, чей растворился путь,
Потoм о том, что слышал я не раз,
И зарыдать о том, что не вернуть.
Затем я снова в этом амплуа,
Весь горемычен с болью пополам,
И горя старый долг, как жернова, –
Как будто не платил я по счетам.
Но только вспомню о тебе, мой друг,
Потери блекнут и светлеет круг.
36.
Должны признать, что двое все же нас,
Хотя в любви с тобою мы одно.
Вся тяготы на мне и в этот раз.
Я так хочу – и это решено.
Любовь двоих – одна и та же мать.
Раздельны только наши очаги,
Что не мешает чувствам процветать,
Но время забирает у любви.
Прилюдно мне тебя нельзя узнать,
Чтоб тень не бросить на фамильный герб,
И ты меня не можешь привечать
При всех, не нанося себе ущерб.
Пусть так. Тебя люблю настолько я,
Что честь твоя и есть любовь моя.
128.
Когда ты музицируешь, мой свет,
Из древа извлекая этот звук
Движеньем пальцев, лучше в мире нет
Гармоний струн под мой сердечный стук.
Я клавишей завидую прыжкам,
Их поцелуям этих нежных рук.
Моим губам ведь место тоже там –
Они красны от боли и от мук
И рады превратиться в древесин
Бруски, что гладишь ты сейчас при мне
И изменить сознания причин,
И вместо них служить одной тебе.
О, наглые, как смеют так скакать?!
Им руки дай, мне – губы целовать.
Владимир Гандельсман, поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1948 г. в Ленинграде.. Автор многих поэтических сборников, в том числе: “Шум Земли” (США, 1991), “Вечерней почтой” (СПб., 1995), “Школьный вальс” (СПб., 2005), “Обратная лодка” (СПб., 2005), “Исчезновение” (СПб., 2007), романа в стихах “Там на Неве дом” (США, 1993; СПб., 1995) и записных книжек “Чередования” (СПб., 2000). Публикации в журналах “Октябрь”, “Знамя”, “Новый мир”, “Звезда”, “Интерпоэзия” и др. Лауреат “Русской премии” 2008 г. С 1991 года живет в Нью-Йорке и Санкт-Петербурге.
Эдуард Хвиловский – поэт, переводчик. Родился в Одессе. Автор нескольких поэтических сборников. Живет в США.