О книге Владимира Берязева «Ангел расстояния»
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2010
Виталий Науменко
ОТКРЫТЫЙ ГОРИЗОНТ
О книге Владимира Берязева “Ангел расстояния”
Перефразируя Бориса Слуцкого: что-то лирики в почете, что-то эпики в загоне…
Редакторы журналов, не сговариваясь, сторонятся уже одного слова “поэма”, вполне себе профессиональные литераторы признаются, что прочитать больше двух страниц сплошного поэтического текста им “слабо”.
Есть Гомер, Гесиод: “Да это ж когда было!”
Такова конъюнктура. Эпическое высказывание часто загоняется в рамки лирического, чтобы быть услышанным. Между тем мышление поэта-эпика устроено принципиально иным образом. Сама структура стиха подразумевает меньшую сгущенность, воздух, потому что это не спринтерская, а стайерская дистанция, где необходим запас сил, задел.
Владимир Берязев – именно эпический поэт, его высказыванию бывает тесно, ему нужен простор, открытый горизонт – и в буквальном смысле тоже.
Что в синей дымке залегли,
Даль ограждённая, ковчежная, заветная и неизбежная,
Как сон затерянной земли.
“Ангел расстояния” (М.: ЛИА Р. Элинина, 2009. Предисловие Юрия Кублановского) – не случайное заглавие для книги. По видимости своей стихи Берязева – именно головокружительный переброс из одной точки в другую, из обжитых земель в необжитые, из цивилизации в архаику. Но эти переходы не столько собственно географические (тем более туристические), сколько связанные с убеждением, что существует энергетика места. Отсюда – многочисленные посвящения, герои которых, как правило, неотделимы от пространства, пейзажа.
И тут уже – к бесконечному спору о том, существует ли “сибирская” (азиатская) школа или нет. Если существует, то, быть может, именно “ангел расстояния” ее и осеняет. Он знает, что такое Россия, как она огромна и загадочна, и как мало в ней понимает тот, кто ее не исколесил.
Стихотворение всегда и есть движение из пункта А в пункт Б, при условии, что выходя из пункта А, ты не знаешь, где пункт Б находится…
С засилием поэзии абстрактной мы начали постепенно терять поэзию повествовательную. В этом смысле Берязев, часто рассказывающий истории, любящий в большей степени глагол, чем прилагательное, – скорее исключение. Это попытка поговорить о быте вроде бы просто, непретенциозно, но взятый ракурс таков, что, узнавая реалии, мы видим их уже по-другому, уходит “обыкновенность”.
Берязев всегда хочет наговориться, выговориться, не боясь наглядности. С первой строфы.
За подпёртой с обеих сторон
Древокольем, за старой оградой
Мы сидим на крыльце впятером.
У соседа скулит кобелишко,
На решетке шипит барбекю,
И на пару Саврасов и Шишкин
Опрокинули по коньяку…
Вот эти-то Саврасов и Шишкин, “опрокинувшие по коньяку”, сразу дают новое освещение намеренно приземленной картинке.
Эпика, разумеется, не противоречит лирике. Из размеренного прибоя эпики лирика и родилась. Эпический поэт лишь иначе расставляет акценты. Берязев как будто делает глубокий вдох – и выдох становится периодом стиха, который невозможно остановить, как и я, например, не могу здесь прервать цитату – просто негде.
Не торопи, не шути!
В звёздной дали мириадовой,
Там, далеко впереди –
Где-то за мартовским маревом,
То ль на трамвайном кольце,
То ли на солнце миндалевом,
На воробьином крыльце
Встретимся, ангел полуденный,
Встретимся, милая, мы!..
Флейтою, зябкою лютнею,
Как из бродяжьей сумы…
Красивости – оттого, что вот так поймано настроение и с такой силой хочется его передать. Это своего рода есенинская нота, когда не ощущение подбирается к словам, а слова – к ощущению. Слова могут быть неточными, но если они работают на ощущение, если они органичны, значит, они те самые.
Чего нет у Берязева – так это стремления поразить техникой, расчетом. Он спонтанен. Так сказалось, а не придумалось, не вымучилось. При этом поэтическое напряжение может поддерживаться на протяжении многих строф:
Это шлёп миллиона икринок по мокрому камню,
Шевеление влажного хаоса снится века мне,
А теперь замирает на кончике карандаша…
(…)
…Вот и я ухожу, ухожу, ухожу за дождём –
В ручейках и протоках, в слияниях и раствореньях,
Средь ложбинок и впадин, в излучинах и повтореньях
До заветного русла влекусь непорожним путём.
И все-таки лучшее, что есть в книге, именно поэмы. Не случайно они поставлены составителем Павлом Крючковым в последний раздел. Если читать книгу подряд, она как будто подводит к Берязеву, равному себе: поэту размашистому, не стесняющемуся своего пристрастия к большой форме.
Поэма, по странному стечению обстоятельств, превратилась у нас из королевы в падчерицу. А белый стих пятистопным ямбом – в банальность. Но именно так написана “Великая суббота” Берязева: поэма, в чем-то собирающая в одно целое первые части книги. И снова тема места, в некотором роде даже диктующая стихи, определяющая их высокий строй.
“Великая суббота” – поэма визионерская. Стихописание и есть некий транс, путешествие, приобщение. Искусственно вызвать это состояние невозможно. Можно только сымитировать. Но про имитаторов как-нибудь в другой раз.
Промчались, человеческие расы
В горниле войн смешали свое семя…
(…)
Мрак грозовой покрыл, окутал горы,
И старый тракт, и наш костер неяркий,
Который наш приятель-археолог
Не разглядел во тьме предсотворенья,
Промчался мимо на своем УАЗе,
Двумя лучами щупая тропу.
И как выход, как некое утишение бури, вихря, кружащегося внутри допотопного, казалось бы, пятистопника:
Я спал, не слыша грохота и топа,
Но от случайной капли вдруг очнулся,
И разымая плотные ресницы,
Над скальным козырьком успел заметить
Твою улыбку,
тихий ангел мой.
Владимир Берязев – поэт, не мыслящий себя без читателя. Но природа его такова, что он не может писать “под читателя”. И его “азиатчина” – прямая перекличка с характером, с “вольностью”, неизменно входящей в состав стихов. Другим он не будет.
Виталий Науменко – поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1977 году в городе Железногорске-Илимском Иркутской области. Окончил филологический факультет Иркутского государственного университета. Публикации в журналах “Новый мир”, “Арион”, “Октябрь”, “Интерпоэзия”, “Новая Юность”, “Сибирские огни” и др. Автор трех стихотворных книг. Лауреат премии им. Виктора Астафьева. Живет в Москве.