Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2009
Если бы двери восприятия были очищены, все явилось
бы человеку таким, как есть – бесконечным.
У. Блейк
Джим Моррисон. Я не испытываю перед тобой излишнего пиетета. Твоя жизнь ужасает меня своими изломами. Твои стихи невозможно перечитывать на ночь и цитировать в интеллигентной компании. Несмотря на то, что твое имя снова в моде.
Мне очень трудно писать о тебе.
Так трудно бывает заглядывать в тайные зоны души, огороженные высоким забором запретов и колючей проволокой страхов. Слишком много чудовищ там водится. Когда встречаешься с ними глазами, неизбежно приходится вступать в схватку. Никогда не знаешь, чем она закончится.
Легче жить, делая вид, что не догадываешься об их существовании.
Ты не даешь мне успокоиться.
Все в сборе?
Церемония начинается*
* * *
Я пыталась приблизиться к тебе, чтобы понять. Очень медленно отдельные, разрозненные части твоего творческого мира стали проявляться, связываясь в моем сознании.
Осколки битого стекла. Абсурд и противоречия мира. Карамазовский размах философского дуализма.
Пространство твоего творчества.
Было бы странно подступаться к нему с привычными мерками. Скорее, это попытка диалога на едином творческом языке. Я иду за тобой в мир сознания, наполненного первобытными образами. Они вспыхивают безумными искрами и на секунду освещают отрезок моей жизни. Знакомые предметы меняют очертания.
Пытаться прочувствовать твое творчество так же больно, как вглядываться в собственные темные желания и порывы, которые хочется от всех спрятать. Даже – от себя.
Мы висим обреченно
над пропастью скуки,
Мы тянемся к смерти
на кончике свечки,
Мы стремимся к чему-то,
что давно нас настигло
Ты так и остался где-то в темных лабиринтах души, куда страшно спускаться даже днем. Там всегда влажно и полно фантазмов. Теплая ядовитая мгла колышется. В ней живут опасность и притяжение, физическая боль и хаос. Шевелят хвостами рептилии страхов и комплексов. Они не снаружи – они в нас, стоит только приглядеться повнимательней.
Запертый в подземелье древний ящер, страстно жаждущий освобождения.
Мифология двояко трактует излюбленный тобой образ пресмыкающихся. С одной стороны, в рептилиях скрыта мудрость тысячелетий, они являются проводниками в другой, потусторонний мир. Огнедышащие драконы – герои сказаний многих народов мира.
Змеи сбрасывают кожу и являют миру пример мистерии грандиозного обновления.
Но с другой стороны, рептилия символизирует препятствие восхождению души, внутреннему росту человека, являя его низменные наклонности и черты.
Именно Змей в свое время соблазнил Еву возможностью попробовать яблоко с древа познания, лишив таким образом наших прародителей вечной жизни в райском саду. В змеином яде – смерть и исцеление. Змеи в снах предвещают болезни и несчастья.
На всякий случай люди предпочитают держаться подальше от пресмыкающихся.
Тебя рептилии притягивали своей мучительной двойственностью.
* * *
Любые размышления о твоем творчестве всегда болезненно-субъективны. Джима Моррисона исступленно превозносят или не менее яростно отвергают. Равнодушных – нет.
Те, кто продолжает тебя искренне любить на протяжении десятилетий, по определению не могут сказать ничего внятного. Чего стоит один только фильм Оливера Стоуна.
Романтическая нарезка самых известных и скандальных эпизодов из спущенного в унитаз сценария твоей стопроцентно кинематографичной жизни. Снято изящно и талантливо, с легкой тоской по тем временам и собственной ушедшей молодости.
Людям нужны Посредники
Писатели, герои, звезды,
Вожди,
чтобы придать жизни форму.
Детская лодка из песка
навстречу солнцу.
Пиетет перед легендой заставляет ретушировать неудобные моменты. Из-за подобной цензуры твоя жизнь и творчество становятся одномерными и плоскими, как послушно бегущая кинопленка. Вуайеризм – попытка в деталях рассмотреть чужие страдания, чтобы абстрагироваться от разборок с собственными проблемами.
Зритель – это умирающее животное.
Посмотрев фильм The Doors, я прекрасно поняла, почему после съемок мучительно вживавшийся в твой образ Вэл Килмер на несколько месяцев ушел в беспробудный запой. А потом проехался по всем местам, значимым для тебя.
Он просто почувствовал тебя изнутри. Погрузился в тебя. И был взорван новыми ощущениями.
С ними практически невозможно нормально жить дальше.
* * *
Люди слабы и любят легенды, даже когда они противоречат всем реальным фактам. Люди не отпускают в небытие своих героев. Эгоизм собственника оказывается сильнее логики и разума.
Я не верю в твое чудесное воскресение.
* * *
Даже отойти с миром тебе не дали – это противоречило бы законам жанра. Отсюда слухи, что ты жив до сих пор. С завидной регулярностью тебя видят в разных уголках планеты, что подогревает ослабевающий со временем интерес к твоей противоречивой персоне.
Только, если бы ты был жив, твое “творение” и “космическая подружка” рыжеволосая Памела Курсон так же отчаянно искала бы смерти, скупала унциями героин и громила витрины собственного магазина? И умерла бы от жестокой передозировки в двадцать семь лет, так же, как ты?
Если бы ты, конечно, был жив…
Но ты умер. И после смерти окончательно вышел в тираж.
Твои бывшие соратники славно потрудились за годы после твоей смерти. На официальном сайте группы можно приобрести не только многократно переизданные диски The Doors – старого и нового образца, но и разноцветные футболки, платья, бейсболки, ремни, постеры, фотообои и прочую ерунду с твоим изображением. Разброс предложений – на любой вкус и кошелек.
Было бы странно кого-то в этом винить.
Ты стал навязчивым медиапризраком, успешным коммерческим брендом вроде Че Гевары. Фэшн-индустрия обожает тренд твоего имени. Идеализированные образы свободолюбивых красавцев-бунтарей всегда нравились публике.
Про тебя снимают кино. Пишут книги. Многочисленные любовницы и друзья раздают интервью глянцевым журналам.
Когда убийцы Короля
гуляют на свободе,
в стране появляется
1000 магов
Я думаю, это и есть твой персональный ад.
* * *
Физически ты окончательно и бесповоротно умер тогда, 3 июля 1971-го, в знаменитом Латинском квартале другого знаменитого “города света”.
Убежище на улице Ботрели принадлежало актрисе и модели Элизабет Ларивьер по прозвищу Зозо. С этой богемной дамочкой познакомилась твоя подружка Памела, пока гостила в Париже. Без тебя.
Ее любовник и по совместительству наркодилер, граф с разноцветными глазами Жан де Бретой, по дружбе помог устроить все необходимые знакомства.
А профессионально-заботливый адвокат Макс Финк поспособствовал твоему скорейшему бегству из страны. Потому, что заканчивалось многомесячное судебное разбирательство, и тебе светила тюрьма. Но такой поворот событий был бы слишком банальным для суперзвезды.
В который раз ты предпочел бегство. От тюрьмы, от The Doors, от умопомрачительной славы? От собственной жизни?
К этому моменту ты был отчаянно измотан наркотиками, судом и творческим кризисом.
По собственным признаниям, ты надеялся отдохнуть в Париже и написать много новых стихов. Там ты еще не стал поп-иконой и мог вести нормальную человеческую жизнь. Чувствовать себя поэтом.
А судьба тем временем старательно заплетала узлы и готовила ванну.
Все предыдущие слухи о твоей смерти появлялись слишком часто.
Плохая примета.
* * *
Спокойно уплыть тебе вряд ли удалось.
Как и закончить земную жизнь в 120 лет. Ты был известным шутником: на самом деле точно знал, что не дотянешь и до тридцати. Хотел встретить смерть в ясном уме, чтобы насладиться ее деталями. Вышло, как всегда, совсем по-другому: неожиданно и страшно.
Знаешь ли ты, какая бледная, распутная и возбуждающая
приходит смерть в странный час
без предупреждения, неожиданно
как страшная сочувствующая незнакомка,
которую ты привел в постель.
Смерть делает всех нас ангелами
и дает нам крылья
там где были плечи
гладкие, как вороновы
когти
Вряд ли в последний вечер ты смотрел фильм в кинотеатре. Или показывал Памеле пленки с вашими последними путешествиями на Корсику.
Говорят, Памелы вообще не было дома, когда тебя, грязного и откинувшегося, втащили домой на руках какие-то нарки, чтобы поспешно бросить в холодную ванну. Вдруг – оклемаешься. Бывало такое. Ты регулярно ходил по грани и вовлекал в свои страшные эксперименты других. Но на этот раз ты из комы не вышел.
Неприглядно, но вполне реально.
Бьет по легенде. Рептилии этого не любят и начинают сопротивляться.
* * *
Это вранье, что в Париже ты перестал пить и принимать наркотики.
Возможно, в тот день ты привычно ходил в Rock and Roll Circus доставать китайский или мексиканский героин для своей подружки и заодно в туалете попробовал новую, убойную дурь. Тебя предупреждали. Но ты, как всегда, провел личный эксперимент. Как в старые добрые времена.
Одна из участниц группы Jefferson Airplane, знавшая тебя в расцвете сил, вспоминала, что ты был совершенно безбашенным и любые наркотики всегда пробовал на месте. Все, что давали. Когда другие стыдливо прятали их в карман с мыслью: быть может, что-то из этого, но попозже…
Явление Дьявола
на канале в Венеции.
На бегу я заметил Сатану
или Сатира, который двигался
рядом со мной, воплощенная тень
моего тайного сознания. Бегущая.
Знающая.
Несмотря на прямой доступ к потусторонним силам – или благодаря этому? – у тебя напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения.
* * *
Хотя вполне вероятно, что на самом деле в ту ночь приключился банальный сердечный приступ. Просто не вынесло сердце очередной шальной дозы твоей отравленной жизни – и встало, как старые изношенные часы.
Предельная интоксикация тела. Или – духа?
Твои последние стихи особенно безнадежны.
Ты почувствовал звериным чутьем, что твое время закончилось вместе с шестидесятыми. В семидесятых ты уже был чужим. Новое время властно устанавливало свои законы. Мечта о новой свободе жизни и творчества становилась все более призрачной.
Улыбка облегчения, застывшая на губах в момент ухода?
Вряд ли. Еще один штамп. Скорее, это могла быть гримаса отвращения к такому себе. Залитое кровью лицо. Ощущение растерянности и обмана.
Где те пиры,
что нам обещали?
Где то вино –
Молодое Вино?
(на лозах прокисло давно)
Трудно поверить, что тебе – двадцать семь. Измученный старик. Почти развалина.
Врачи и сподвижники наспех изготовили свидетельство о смерти.
Как будто боялись, что ты – оживешь.
* * *
О, власть демона легенды над умами! Стремление поскорее обелить и подправить героя.
Даже если он сам никогда не просил об этом.
Я убираюсь отсюда.
Куда ты?
На другую сторону утра.
Пожалуйста, не гоняй облака,
пагоды, храмы
Своей смертью ты доставил всем массу неудобств. Как и своей жизнью.
Извиваясь в судорогах страха, твои друзья поспешно заколотили тебя в ящик. С кремацией – не вышло. Пришлось бы вскрывать разлагающееся тело, а это уже было невыгодно для оставшихся в живых.
Опасность разоблачения. Почти животный ужас в глазах уцелевших.
Наркотики спущены в унитаз. Документы догорают в камине. Тот самый Жан де Бретой поспешно смывается в Марокко.
В самом дешевом гробу тебя опустили в землю на Пер-Лашез. Памела, несколько человек из числа не слишком близких знакомых – и твои стихи над свежей могилой.
Программа в этот вечер
не нова. Вы видели ее
не раз, не два.
Вы видели рожденье,
жизнь и смерть. И прочее припомнить
можно сметь – (хорош ли тот,
потусторонний мир?) – уже довольно,
чтобы снять кино?
Земля проглотила тебя довольно равнодушно. Земле все равно – бомж ты или суперзвезда.
Родственники и музыканты The Doors не приехали на твои похороны. Все боялись скандальной огласки и старались поскорее замять столь щекотливое дело.
Ты умер и был похоронен, как “великий американский поэт”. По крайней мере, так было написано в одной официальной бумаге.
* * *
В принципе, ты был не против такого расклада: тебе всегда нравилось Пер-Лашез. Ты давно приглядывался к этому кладбищу: там собралась неплохая компания.
Только вот по душе ли нынешним твоим соседям близость с беспокойным и после смерти идолом, бунтарем?
Грязно, шумно, полно полицейских. Те же фанаты, алкоголь, наркотики. Разрисованные надгробья. Иногда оставшиеся в живых и хорошо раскрутившиеся на твоей славе участники The Doors фотографируются на могиле и раздают автографы.
Верх пошлости – некоторые туристические агентства организуют экскурсионные туры на твою могилу. Заказать такой тур можно, даже не вставая с дивана – через интернет.
Людская суета на кладбище – как будто продолжение твоей жизни. Даже здесь – никак не оставят в покое.
Твой предшественник и немного двойник Оскар Уайльд – и тот не в восторге, что ты, как по ниточке, за ним последовал – сначала в Лондон, потом в Париж.
Теперь вот снова проживаете по одному адресу. Горькая ирония судьбы.
Хлопотное соседство, однако.
* * *
В соответствии с самосбывающимся пророчеством, “номер три” ушел быстро и решительно, без завещаний и комментариев.
Именно этого добивалась рептилия легенды. Твоя смерть торжественно узаконила ее безграничную власть.
Но со смертью страдание не прекратилось.
Мы живем, мы умираем,
Но смерть ничего не заканчивает
Мы движемся дальше
в ночной кошмар.
Окончательно ошалевшая при жизни здесь от паразитов и вампиров, твоя душа и на той стороне не нашла покоя. Она в первобытном ужасе стучится во все двери. Заглядывает то в мучительные сны Стивена Кинга, то в коммерческие мегаглюки Мика Фаррена.
Она безнадежно обрастает новым слоем мусора. Хотя, возможно, конечной целью ее земных мытарств была как раз полная утилизация уже отработанных экскрементов. Разрыв связей, которые мучительно держали.
Полное освобождение.
Поиски Бесконечного. Недремлющие
Сторожевые башни и крепости
Против моря и времени
Они победили? Возможно.
Денежный станок ускоряет движение. Новые липкие путы оплетают твое имя, высасывая из него все новые дивиденды. Душа мечется, заходится в безмолвном вопле, который оглушает вселенную.
Ее никто не слышит. Двери закрыты на все замки.
Душа брошена на съедение собственным демонам.
Все разошлись. Конец церемонии.
* * *
Надо признаться, при жизни ты славно потусовался с ними, с демонами.
Я не знаю точно, когда начались эти странные игры.
Столько уже позабыто
Столько забыто
Столько еще забывать
Произошло ли это в достопамятный день, когда на пути из Санта-Фе в Альбукерке ты увидел умирающего индейца и почувствовал, что его стремительно отлетевшая душа где-то в пространстве времени соединилась с твоей. Ты стал одержим этим умершим индейским шаманом и прожил чужую жизнь, застряв между землей и небом.
Трагический шаманский блюз.
Или ты встретился с ними в тот день, когда впервые попробовал кислоту. Почувствовал, как умопомрачительно легко раскрываются врата сознания, открывая двери в иные миры и пространства.
Без твоих особенных усилий.
Еще Достоевский писал о трихинах, которые, обладая умом и волей, вселяются в людей и лишают их разума.
Чужие боги спускаются вниз, готовясь к атаке
Проклятые ложные идеи и пути.
* * *
В твоем мозге зашевелились древние змеи, их холодные кольца туго охватили тело. Смертельно опасный яд был вбрызнут в кровь.
В конечном счете, не так уж важно, когда именно это произошло. Важно, что ты сам впустил этих чудовищ в свою душу.
Или наоборот – выпустил их на свободу из самых глубин психики.
Он проснулся утром в зеленом отеле
со странной тварью, стонавшей в постели
Затянутый в кожу, ты демонстрировал всем свою близость с первобытными силами, опускаясь на уровень животной сексуальности.
Но твоя реальность треснула, исказилась и была порабощена трихинами, отравившими сознание.
На человеческом языке, наверно, это можно назвать бесноватостью, одержимостью или душевной болезнью. Сумерки сознания сгустились.
Добро пожаловать в Американскую Ночь!
Демоны постепенно подчинили себе почти все проявления твоей личности. Темные сущности погасили солнце в твоем мире. И он стал еще больше походить на тюрьму.
Хотя всем казалось тогда, что это ты настолько свободен, что перешагиваешь любые границы.
Более того. Ты учил этому других и звал за собой.
* * *
В любом человеке дремлют в ожидании своего часа древние рептилии.
Могучие стихийные силы, которые медленно, но упорно подчиняют себе человека. Если он проявляет хоть малейшую слабость.
Американский психолог Д. Стивенс назвал их драконами и выделил 7 из них, имеющих разные обличья.
Самое страшное чудище, почти не оставляющее шансов на физическое выживание, – дракон саморазрушения.
Он вползает в душу, возможно, еще до рождения. Как накопленное в генах и прошлых жизнях деструктивное наследие личности.
Мы существуем в паутине невидимых связей, которые тянутся из прошлого в будущее. Через мгновение настоящего.
в традиции Дзен
от Китая к Подземке
за 4 несложных жизни
Каждый миг можно распутать старые узлы, а можно – завязать новые. Или сделать прежние – еще более тугими.
Любая рептилия знает дорогу к сокровищницам мудрости тысячелетий. Но очень трудно пройти ее путем, открыть подземные кладовые.
И при этом остаться живым.
* * *
Самый легкий путь взаимодействия с прошлыми связями – путь нисходящего лунного узла. Двенадцатый дом. Плоскость страдания, заточения, черной магии, наркотиков. Смерти.
Дракон твоих лунных узлов вьется между шестым и двенадцатым домом.
колодец смерти
тайна,
заставляющая меня
писать
Хвост дракона находится в оппозиции ретроградному Плутону, соединившемуся с головой дракона в шестом доме.
У тебя слишком сильный, экзальтированный Плутон! Сгусток тяжелых коллективных энергий. Возможность оказывать непосредственное влияние на массовое сознание людей.
Планета, управляющая миром мертвых, подчинила себе многие важнейшие связи твоего гороскопа, контролируя творчество, здоровье, психику и болезненные пристрастия. Она же позволила тебе свободно проникнуть в глубины времени и коллективного бессознательного.
Но именно Плутон наложил на всю твою жизнь и творчество проклятие фатальности.
Время действует, как кислота
пятна в глазах
ты видишь движение времени
Не зря многим казалось тогда, что на твоем челе – печать ранней гибели.
* * *
Цикл начинается вновь
Только все ли дело в астрологических сигнатурах?
Разве никуда не уйти от трагической судьбы, и ты был еще до рождения детерминирован на фантастический взлет в масштабах планеты и быстрый распад?
Сам ты вообще особенно не верил в карму. Так, прислушивался, поскольку об этом говорили другие. Но не воспринимал слишком серьезно. Хотя темы круга, мандалы, возвращений то и дело встречаются в твоей лирике.
Ты верил в бессмертие души и был увлечен ницшеанскими идеями нового человека, который свободен ото всех связей в своем могуществе. Они низвергает старых богов. Но неизбежно сталкивается с кризисом поиска новых.
Тотальное одиночество перед лицом Космоса.
В принципе, все возможно в этом мире. Власть кармических долгов, привнесенная из прошлого, либо берет верх над человеческим сознанием, либо рассеивается в пыль под влиянием текущих поступков человека.
У тебя всегда был выбор. Перекресток, на котором можно было принять любую из дорог.
Перекрестки.
Обитель духов, где они
Что-то нашептывают
путникам, пробуждая их
интерес к судьбе.
Но ты предпочел другой путь:
Я вновь призываю темных
Тайных духов крови!
В своих исканиях ты не двинулся в сторону дальнейшего развития, Бога и света, а отправился в противоположном направлении. Возможно, это произошло потому, что на самом деле ты ни во что не верил. Даже в себя.
В любом случае, это было только твое решение.
И вполне вероятно, ты уже принимал его – в прежних воплощениях.
* * *
Всю сознательную жизнь ты навязчиво, маниакально призывал смерть, хотя отчаянно боялся ее. Пытаясь отсрочить фатальные события, еще сильнее сжимал свое время в упругое кольцо.
Чистый лист бумаги или безупречно
белая стена. Одна неверная линия,
росчерк, ошибка.
Непоправимо. Штрих, незаметный среди
миллиона других штрихов, слившихся с ним,
нанесенных поверх
Но изначальный росчерк
остается, написанный
золотом крови, сияет.
Жажда совершенной жизни
Ты всегда переходил дорогу, когда на зеленый свет трогались автомобили.
Ты принимал наркотики и алкоголь в сумасшедших количествах.
Ты носился на машине пьяный, с запредельной скоростью, не соблюдая правил дорожного движения.
Ты обожал обрывы, крыши, карнизы и балконы.
Твои стихи романтизируют смерть и распад.
Одна из твоих лучших песен – “Конец”.
Ты как будто дразнил смерть своей жизнью, каждую минуту испытывая границы ее терпения.
* * *
Вероятно, в мгновения конвульсивных игр со смертью ты сам себе казался героем. И это помогало хотя бы на мгновение заглушить панический ужас приближающейся катастрофы.
Призывая других раскрепостить сознание, стать свободными, ты все глубже попадал в плен демонической стороны собственной психики.
Над живым смеющимся Эросом нависает мрачная тень Танатоса.
Помнишь длинные дни после смерти Дженис? Ты не находил себе места от страха и еще больше пил, стараясь отогнать от себя отчетливое понимание того, кто будет следующим.
Солнца не видать.
Что нам остается?
Лишь бежать, бежать, бежать,
В этот момент ты уже не мог остановиться.
* * *
Музыкант. Писатель. Сценарист. Актер.
Рок-идол. Юный Бог. Самый эротичный политик. Воскресший Дионис. Язычник. Шаман. Бунтарь. Гений.
Пьяница. Дебошир. Наркоман. Гедонист. Богохульник. Провокатор. Эгоист. Ублюдок. Развратник.
Нон-конформист. Секс-символ шестидесятых.
Болезненно-застенчивый мальчик с Эдиповым комплексом.
Легенда.
Как много ярлыков и штампов для обозначения тебя!
Ты всегда хотел быть в первую очередь – Поэтом. Мастером слова.
Дай мне песни,
чтобы петь
и изумрудные мечты,
чтобы мечтать.
* * *
Твои первые стихи были написаны в 11 лет. Обычные детские стихи – в них нет ничего, что выдавало бы твой дремлющий до поры демонический гений.
Потом были другие стихи. Целые тетради стихов. Их переоценка – и уничтожение.
Проснись,
Отряхни сны со своих волос,
Мое прелестное дитя
Выбери день и знак
первое, что увидишь
Бунт против обыденности. Смена городов, университетов. Поиск новых образов, смыслов, идей. Хайвей – сакральный символ твоего стремительного движения по жизни. Попытка создать новую религию ради освобождения человека от иллюзий.
Мои раны
Во имя
Мудрости
Наслаждения
Увлечения
Предложение за предложением
Слова целительны
Слова ранили меня
И слова излечат
Если ты в них поверишь.
Ты был готов пробудиться и совершить творческий прорыв на другую сторону. Но не знал, как это сделать.
IQ, равный 149, не помогает разобраться с собственной душой.
* * *
Человек рождается свободным от уз материального мира. Но со временем семья, общество, мнимые друзья, нагромождения условностей сковывают и крадут изначальную свободу.
Ты осознал, что творчество – твоя главная стихия и возможность освобождения.
И поэтому ты рвешь с семьей и благополучной жизнью, мечтая освободиться от ненавистных вериг.
когда разум открывается
навстречу безграничной вселенной
Душа обречена бродить
смущенной и оцепенелой повсюду
в поисках учителей и друзей
Ты живешь на чердаке и не заботишься о материальных ценностях, поскольку обостренно чувствуешь, что цивилизация несет зло человеку. Новая сила – в первобытном созидании, возвращении к истокам.
Но за любую творческую душу идет особенно жестокая борьба между полярными стихийными силами. Искушения подстерегают на каждом шагу.
— Отец! Я хочу убить тебя!
— Мама! Я хочу тебя трахнуть!
Разрушение предшествующей цивилизации, отказ от корней и бунт против устоев не всегда приводят к созданию чего-то лучшего.
Мышеловка захлопывается.
* * *
Тебе всегда очень нравилось творить.
Но ты не мог работать над стихами. Ты мечтал об автоматическом письме. Чтобы стихи ложились на бумагу, уже готовыми.
В грезах о поэте-ясновидце ты был недалек от истины. Вымученные и зарифмованные творения рассудка есть графомания.
Только раскрытое, очищенное от мусора повседневности сознание способно воспринимать высшие энергии творчества такими, какие они есть. И передавать их дальше, воплощая в слова. Пушкинское огненное восприятие пророческой миссии Поэта.
разбрасывает искры-слова.
Я реален.
Я человек.
Но я – не обычный человек.
Поэзия – это язык Бога. В начале всего сущего было Слово. Поэт, познавший Логос, не может быть ординарным человеком.
Для огненного библейского уровня восприятия поэзии требуется полное очищение внутренних Авгиевых конюшен. Нужны напряженная работа над собой и время.
Реальное освобождение от комплексов и условностей мира, внутренняя свобода – великие результаты этого труда.
Но ты всегда слишком сильно давил на газ. Не умел и не хотел ждать.
Тебе открылось многомерное разноцветное пространство, наполненное невероятными звуками и образами. Легкие и быстрые пути проявились и перестали быть иллюзорными.
Демоны, которые размножились внутри тебя, очень зло подшутили над твоим творчеством.
Ты действительно стал ясно слышать стихи. И не только стихи – но музыку! Песни. Целые концерты заиграли в твоей голове. Оставалось брать бумагу – и торопиться записывать.
Музыка – это радость. Чистая безграничная радость.
Ты стал постоянно принимать кислоту и другие наркотики.
* * *
Черные силы на первых порах разворачивают колоссальные возможности перед своими адептами.
Чтобы писать стихи.
Иногда реальность растягивается,
и все ужасное погружается
в глубокий сон
Тогда происходит пробуждение
и, то, что остается, – истинно.
С разрушением тела
укрепляется дух.
Прости меня, Отче, ибо ведаю,
что творю.
Я хочу услышать последнее Стихотворение
последнего Поэта.
В этом вся глубинная мистика твоей поэзии. Алкоголь. ЛСД, пейот, мескалин, марихуана, кокаин, героин… Все, что может разрушить тело, выпустив на свободу – дух! Прорыв на другую сторону реальности, в сферу чистой поэзии. Только там идея творчества становится абсолютной и самоценной.
Тело – темница духа.
Почти все твои первые песни записаны “из головы”, фактически без исправлений.
Я понимаю Рэя Манзарека, который был оглушен первой песней Moonlight Drive, которую услышал от тебя на пляже. От нее веяло могучей энергией потусторонних мистических образов.
Ничего подобного на сцене во времена “детей цветов” еще не было.
Мой пернатый сын подлетел
слишком близко к солнцу.
Предвестником скорого крушения идиллической эпохи хиппи стало появление мрачной рок-группы The Doors.
Первый альбом The Doors едва ли не самый сильный. Ты был на подъеме, писал, творил, жил на полную катушку.
Своими странными песнями ты нахально постучался во все американские дома. И даже в чопорную Европу. Ты с легкостью сотворил то, что не удавалось политикам. Твои песни распевали солдаты американских вооруженных сил. Несмотря на то, что ты выплеснул в общество несколько мощных антивоенных маршей.
Доступная массовому сознанию форма рок-музыки обеспечила твоему безумному гению максимально широкий доступ к человеческим душам во всем мире. Вместе с The Doors ты объехал не только Штаты, но многие города Старого Света.
Ты стал подлинным героем излета шестидесятых. Казалось, так будет всегда.
Но демоны потребовали увеличения доз. Перед одним из концертов, по свидетельству очевидцев, ты принял 10,000 мг кислоты.
Мы непостоянны
Мы летящие стрелы
Сумма углов изменения
Слава, наркотики, победы и десятки доступных женщин не спасают душу от трагедии одиночества.
Возможно, именно об этом думал, умирая на чужбине, Александр Македонский.
* * *
Твои выступления на сцене, а не эпатажное бракосочетание по кельтскому обряду, – настоящая черная магия. Спиритический сеанс, алхимическое действо с вызовом к жизни самых темных инстинктов и стихийных сил. Языческий ритуал с участием слушателей и зрителей.
Я могу стать огромным и достичь
дальних звезд. Я могу
изменить природу вещей.
Я могу оказаться в любом
пространстве и времени.
Я могу вызывать мертвецов.
Я могу различать события в других мирах
в глубинах моего сознания
и душах других людей.
Я могу
Я есмь.
Даже сейчас, пересматривая старые записи концертов The Doors на DVD, я чувствую змеей спинного мозга мощнейшую энергию, идущую от тебя в зрительный зал. Другой замечательный музыкант и поэт, живший позже тебя, но все понимавший, – его имя Александр Башлачев, – назвал The Doors “идеальной группой” с точки зрения разворачивания на сцене живого творческого процесса.
Ты попытался превратить выступление рок-группы в театральное действо, перфоманс. Потому, что в рамках рок-концерта твоему дарованию было слишком тесно.
Твои выступления – музыкальный театр. Влияние Арто, Брехта? Не только.
Ты стремился вовлечь присутствующих в творческое священнодействие, языческую мистерию. Снова Ницше – с его противопоставлением аполлонической и дионисийской культур.
Я – проводник по Лабиринту.
Это был театр одного актера, в импровизацию которого вовлекались все зрители.
На сцене сверкала мистерия, воплощались сокровенные видения Скрябина!
Ты не просто пел, ты медитировал, спускался в глубины подсознательного вместе с тысячами людей.
Ваши души соединялись в творческом порыве на просторах вселенной.
* * *
Ты запросто мог управлять коллективными энергиями.
За твоими пластическими танцами на сцене завороженно следили сотни глаз. Зал замирал, как только ты брал первые ноты. Музыка и даже сами песни становились вторичными в этом действе и следовали за твоими движениями, твоим голосом.
Театре абсурда,
Чтобы поделиться нашей страстью к жизни
и сбежать от суетливой мудрости
улиц
Играя с собой и образами своего бессознательного, ты гипнотизировал многотысячные залы.
Никто, включая музыкантов The Doors и тебя самого, не знал, какова будет драматургия начинавшегося концерта.
Это противоречило канонам шоу-бизнеса.
Ты становился очень опасным для традиционного общества своей абсолютной властью над толпой и столь же абсолютной непредсказуемостью.
“Чужой” воспринимался в древних обществах, как величайшая опасность.
Ты был все более желанным для легиона голодных демонов.
Мечтая стать проводником стихии творчества, ты стал мощным искусителем и энергетическим вампиром. Поставщиком новых душ для рептилий разрушения и страданий.
Твои ритуальные шоу не свершили катарсиса даже для тебя самого.
* * *
Люди послушно проваливались в твое бессознательное, но вместо высокого творческого импульса ты швырял в них идеи бунта и разрушения.
Твой микрофон вился семимильной змеей хаоса, прославляя распад. Агония падения захватывала и душила не только твое мятежное тело, но и тех, кто шел следом.
Кружится в камлании шаман. Адепты бросаются с балкона. Раздеваются и лезут на сцену, пытаясь совокупиться с тобою в танце.
Шаман бьет в бубен. Люди беснуются и принимают наркотики прямо в зале. Женщины в экстазе вешаются тебе на шею.
Любая чушь, произнесенная тобой со сцены, воспринимается как откровение.
Но акт совместного камлания делает всех его участников еще более закомплексованными и несвободными. Поманив иллюзией новой жизни, в душах смеется и извивается смерть.
Вряд ли ты мечтал именно об этом.
* * *
Сначала ты изо всех сил старался достучаться до зрителей.
Тебе искренне грезилось, что происходящее действо – воскрешенная древняя мистерия, вакханалия. Тебе очень нравилось сравнение с Дионисом. Ты нес зрителю откровение завета шестидесятых.
О сердечной боли и потере
Бога.
Блуждания, блуждания
в безнадежной ночи.
Мгновенно поднял голову демон высокомерия. Тебя слишком возбуждала слава.
Только спустя месяцы ты понял, что толпе не нужно твое творчество. Люди приходят, чтобы услышать знакомые, раскрученные в теле-радиоэфире песни – не более того.
Ты, со своим противоречивым внутренним миром, ломками, творческими исканиями и коллизиями, был им совсем не интересен.
Твой сексуальный имидж стал еще одним демоном, паразитирующим на тебе.
Под песни The Doors стали рекламировать автомобили. Это стало последней каплей твоего разочарования.
Древняя мистерия, не успев раскрыться, превратилась сначала в банальный эпатаж, а потом в пьяный дебош. Ты уже не мог выходить на сцену трезвым и вести себя адекватно. Скандалы следовали один за другим.
Твои действия стали оскорблять обывателя, приходившего развлечься. Ты перестал удовлетворять ожидания зрителей, переходя к откровенному эпатажу.
потерянный Рай
Может казаться идиотом
тем, кто никогда не искал
другого мира
Между тем, на сцене появлялись новые, более понятные и управляемые, герои.
Между публикой и тобой назрел неразрешимый конфликт.
* * *
Ты часто поворачивался спиной к залу и смотрел в пол. Как будто впадал в транс.
Забыл ли ты ключи от Царства?
Ты уже родился и живешь ли еще?
Давай воскресим богов и мифы
ушедших эпох,
Прославим символы древних темных лесов
(Забыл ли ты уроки древней войны)
Нам нужны золотые великие совокупления.
вокупления.
Ты пытался говорить со зрителями о самом сокровенном, но они не слышали тебя.
Твои вопли на сцене напоминают предсмертные вопли дикого зверя.
Но зрителям нужен только сексуальный призыв, живая энергия выступления. Похотливые демоны, которых ты сам зародил в публике, жадно потребовали твоей плоти.
Разве могло быть по-другому? За все нужно платить. Чем круче и масштабней успех, тем выше его цена.
Ты стал писать совсем мало. The Doors неумолимо скатились к попсовым перепевам самих себя. Противоречивый “Конец” стал поп-хитом в католической Мексике.
Публика, сбросив маску благоговения, оказалась коллективной рептилией, паразитирующей лично на тебе как фронтмене раскрученной группы.
Меньше всего толпе были нужны твои стихи.
После выхода в свет первой книжки ты это наконец понял.
* * *
Думал ли ты, Джим Моррисон, хоть когда-нибудь о своей ответственности за то, что будет происходить с твоими несмышлеными последователями спустя годы после твоей смерти?
Увлеченные твоей пограничной игрой, в которую ты и сам не всегда верил, подростки принимали наркотики и напивались в надежде стать такими же красивыми и свободными, как ты.
Они видели в тебе апостола бунта, революции, распада.
Они писали рваные, больные строки и называли это поэзией.
Они уходили из дома, и попадали в жестокие объятия улицы. Они не знали ничего, кроме твоих песен. Они кончали с собой. Умирали от передозировок. Множили твоих демонов по всему миру, буквально воспринимая твои аллегорические призывы.
Убей меня
Убей себя.
Они добровольно отдавались демонам разрушения, не попытавшись даже бороться за свою душу. Они хотели во всем походить на тебя.
Ты не думал об этом. Тебе было все равно.
И в этом тоже твоя слабость.
* * *
Где-то в глубине твоего расщепленного сознания ты всегда знал, что ты поэт.
Именно поэтому ты, вопреки здравому смыслу и легиону демонов, шептавших тебе, что ты кумир рок-н-ролла, пытался писать. Не коммерческие тексты, которые были бы на ура востребованы толпой твоих поклонников. Но – стихи.
Однако, даже “отец” ЛСД А. Хофманн говорит о том, что, несмотря на сильнейшие галлюциногенные и эмоциональные эффекты, непосредственно под воздействием “кислоты” творческая деятельность затруднена или невозможна. При постоянном приеме в больших дозах – практически исключена. Поэтому произведения, созданные под воздействием кислоты, преимущественно хаотичны и примитивны. Они не несут отчетливой художественной ценности, лишь приоткрывая дверь в бессознательные переживания их автора.
Мало кому удается затыкать дыры творческих кризисов чем-то другим. Особенно плохо это получается у поэтов.
Коллапс попытки союза небес и ада на земле в одной конкретно взятой душе. Страшный внутренний конфликт рок-идола и поэта. Невозможность жить дальше и – не писать. Невозможность отказаться от наркотиков. Замкнутый круг. Глубокая депрессия.
Потеря сознания в день летнего солнцестояния.
Это трудно понять тем, кто сам никогда не был в пространстве творчества.
Но глубоко поврежденное наркотиками и алкоголем творческое начало так и не смогло стать проводником высших энергий, к которым изначально стремилось. Демоны окончательно вышли из-под твоего контроля.
Отпустить бороду и назвать себя другим именем – еще не значит стать библейским пророком.
* * *
Я против выспренного титула “большого американского поэта”, которым тебя награждают все чаще. Подразумевается, что ты почетно пылишься на книжной полке филолога где-то в одном ряду с Эмерсоном, Уитменом, По.
Бред. Книжная полка – не лучшее место для твоих стихов. Трехмерного объема – не хватает.
Хотя ты, несомненно, поэт.
Я не пытаюсь проводить литературоведческий анализ твоей поэзии. Анализировать можно какую-то осмысленную целостность. Поток сознания в апогее интоксикации анализировать невозможно. Можно только попробовать в него погрузиться, испытать энергии твоей творческой жизни внутри собственного сознания. Получается что-то вроде коллективных галлюцинаций, психоделического трипа.
Поэтому попытка встроить твое творчество в общую канву американской поэзии, предпринятая некоторыми особо ретивыми исследователями, кажется мне не слишком уместной. Как и высоколобое сравнение твоего творчества со стихами Бодлера, Рембо, Верлена, Блейка, и других.
Есть в этом что-то от лукавого. У тебя вряд ли было какое-то целостное мировоззрение, в том числе и поэтическое. Скорее – эклектичное и пронзительное мировосприятие, основанное на собственном опыте погружения в противоречия жизни. И на него, бесспорно, оказали влияние образы и идеи многих авторов, которых ты читал в ранней молодости. Они взаимодействуют и развиваются в твоих стихах, переплетаясь с твоими собственными грезами, и составляют уникальную пограничную реальность узора твоей поэзии.
К тому же, у поэта, как у пророка, в мгновения вдохновения есть доступ ко всем источникам информации. Он может воспринимать энергию творчества прошлых и будущих столетий, подключаться к любым эгрегорам, архетипам и символам.
Почему бы с тем же успехом не поискать истоки твоей поэзии, скажем, в книге Экклезиаста или в египетской Книге мертвых?
* * *
Твои творческие эксперименты невозможно назвать поэзией в традиционном понимании.
Они мутны и обрывочны, как внутренний мир их создателя. Скорее, они похожи на пьяные черновые наброски на полях твоей жизни.
В строфах большей частью отсутствуют рифмы, ритм сбивчив, как пульс, образы дисгармоничны и пугающи.
При желании в них можно увидеть что угодно: идеализм, нигилизм, сюрреализм, эстетизм, романтизм, экзистенциализм, мифологизм, экспрессионизм, символизм. А можно – внутренний кризис, расщепленное сознание и воздействие наркотиков.
Люди с радостной легкостью дают определения. Были бы кому-то из критиков интересны эти рваные психоделические эксперименты, если бы под ними было другое, не столь раскрученное имя?
Распадающийся рок-идол Джим Моррисон, вопреки драматургии разрушительного ритуала жизни, вытянул на своей энергии абсолютно некоммерческого поэта Джеймса Дугласа Моррисона.
Вот почему поэзия меня так сильно притягивает – потому, что в ней содержится вечность.
Ты сумел прикоснуться к этой вечности, несмотря на то что твои демоны сделали все, чтобы этого не произошло. Ты их частично победил.
Стоит признать это как свершившийся факт.
* * *
Поэт Моррисон пал жертвой внутренней творческой энтропии. Вряд ли кто-то возьмется тебя за это судить.
По крайней мере, в отличие от других, ты шел до конца. Пробивался, как мог, через препятствия, которые сам же нагородил. Отсюда так много вопросов в твоих стихах. Как будто ежеминутно идет мучительный поиск ответов на них: в пространстве, в душе, у незнакомых читателей в разных временах.
В попытке преодоления творческой импотенции я вижу высшее достижение твоей жизни. Ты не опочил на лаврах невероятного успеха, а продолжил метания и смутные поиски. Подсознательно ты чувствовал, что с твоими стихами и жизнью что-то не так. И отчаянно искал выход из тупика. Как новую дозу вдохновения!
Я хочу оградить мой священный
огонь. Быть простым, черным, чистым
смутным ничто
“Парижский дневник”, “Американская молитва”, – черные памятники кровавого прорыва к самому себе.
Твои стихи лучше слушаются с голоса. Кое-что из них ты сам начитал незадолго до смерти. В твоем исполнении они напоминают заклинания. Та же магия медленного погружения в неведомые глубины пространства.
Но опубликованные в увесистых сборниках переводы твоей лирики, снабженные солидными комментариями типа “поэт Моррисон думал…”, они звучат просто чудовищно. Без твоего магнетического голоса, потусторонней энергии которого хочется a priori простить любые поэтические изъяны произносимого, воспринимать их очень тяжело. К записанной на бумаге мистерии – совсем другие требования.
Но это нисколько не умаляет творческой ценности твоих стихов.
* * *
Мне погружаться в твою поэзию откровенно страшно. Можно не вынырнуть.
Реальные владыки твоего мира – демоны страха, распада и смерти – поработили твою поэтику.
Необыкновенно натуралистические образы городов-вампиров, запруженных автомобилями, катафалками, извращенцами, уродами и трупами, пугают мрачной явственностью и отчетливо проявленной патологией. В большинстве своем они парадоксальны, страшны – и абсолютно реальны.
Духовная опустошенность делает людей живыми мертвецами.
В твоих стихах практически нет ничего о любви. Любовь не выживает в мире распада и страдания. Остается лишь невыносимая тоска о ней – несбывшейся.
Скоро мы будем бродить
в лабиринтах времен. И не будем
скучать ни о чем
лишь друг о друге
Единственной альтернативой существованию в современном обществе оказывается бегство: от цивилизации, в леса, к древним истокам творчества. Попытка заново обрести себя и мир.
Оставь гнилые города
твоего отца
оставь отравленные колодцы
и окровавленные улицы
войди в добрый лес
* * *
Любого творческого человека в какой-то момент начинают мучительно одолевать демоны соблазнов. У кого-то это наркотики, популярность, возможность легкого обогащения. У других – власть, сублимация в сексе, отказ от творческого предназначения.
Поэт Джим Моррисон жив в каждом из тех, кто соприкасается с энергиями творчества.
Как напоминание о том, какая ответственность на плечах того, кто осмеливается заговорить на языке поэзии.
прими эту древнюю
мудрость
что пришла издалека
приветствовать нас
с востока
вместе с солнцем
Ответственность за реализацию творческой миссии, за свою бессмертную душу и пути всех тех, кто читает и слышит потом стихи.
* * *
Ты возникаешь, когда хочется забыться и сдаться потому, что так проще.
Ты ежеминутно напоминаешь о демонах, которые шевелятся внутри нас, своей яркой, трагической жизнью.
Огненная комета, звезда Вифлеемская. Мелькнул и погас. Забыть – невозможно.
Ты не позволяешь всем нам принять дозу самообмана и успокоиться в скользких объятьях похотливых демонов, которые имеют сто разных обличий. Ты призываешь к творчеству.
Может быть, в этом главный смысл твоей жизни.
Даже после смерти.
Вот что я вам скажу:
Ни одна вечная награда
Не оправдает нас
если мы пропустим рассвет
* Стихи Дж. Моррисона приводятся в переводах Н. Лайдинен.
Наталья Лайдинен, поэт, прозаик. Родилась в Петрозаводске. В 1998 г. окончила, факультет международной информации Институт международных отношений. Сборник стихов “Небесные песни” (2004). Член Московской организации Союза писателей России.