О книге Ольги Исаевой «В Новом Свете»
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2009
Уважаемый читатель, доводилось ли вам видеть ржаное поле, этот словно бы заштрихованный простым карандашом тетрадный разворот, по краям обрызганный чернильными капельками васильков? Когда голубизна в небе едва угадывается, как синька в забытой на веревке, одеревеневшей от жары наволочке?
Доводилось ли вам прилипать к автобусному стеклу и смотреть на дымящийся асфальт, на почтальоншу, ведущую за рога велосипед по опрокинувшемуся небу, на сверкающие бриллиантовыми булавками сосны, на мордатые подсолнухи, на кур, купающихся в луже рядом с желтой бочкой с надписью “квас”, на продавщицу, похожую на скомканный целлофановый пакет, сиротливо сидящую на табуретке в ожидании ну хоть кого-нибудь, на дядьку, вдруг припрыгавшего к ней по лужам?
А зимой, в феврале, когда скудный зимний свет пробивается сквозь заросшие ледяной коркой окна и освещает пыльное трюмо, книжные полки, допотопный, давно сломанный телевизор, мертвую елку, – доводилось ли вам болеть и слышать, как тихо кокаются о линолеум опадающие шарики и шелестят осыпающиеся иголки?
Может быть, вам довелось родиться не в столице, а… ну, скажем, в Орехово-Зуево? Жить среди фабрик и казарм в конце 50-х – начале 60-х, когда вы были ребенком? Оставаться под присмотром соседской старухи, пока мать на работе? Вы приходили к ней с продленки, получали тарелку щей без мяса, гречневую кашу с котлетой, наполовину состоящей из сухарей, а на десерт – компот из сухофруктов или печеное яблоко. А эта самая Фокевна за стол не садилась, ела за перегородкой, говорила, что так привыкла, а вы с завистью смотрели на чистый подоконник, на сверкающий полированный шифоньер, на бесчисленных фарфоровых узбечек с чайниками, медведей с букетами, лебедей в коронах, пионеров с собаками и без, стоявших на вышитых салфеточках…
Тогда, может быть, вам запомнилась и баба Соня, которая жила за рекой, ее по окна вросший в землю глиняный домишко, в котором даже кухни не было. Запомнилась? Да-да, керосинки воняли в общем коридоре, а уборная во дворе, все верно. Соседей было человек двадцать, и все они называли бабу Соню “грязной жидовкой”, хотя в комнате у нее было чисто, светло и вкусно пахло кисло-сладким мясом и флоксами. Так и было.
Вы помните, как, дойдя до платформы, надо было взойти на нее по узкой шаткой доске, что было очень страшно, потом, уткнувшись в мамин подол, дожидаться, когда прогрохочут мимо обожженные цистерны, платформы с зачехленными танками и вагоны… Как потом, в электричке, можно было передохнуть, сидя у окна и глядя на салютующие шлагбаумы, бараки поселка Текстильщиков, украшенные гирляндами сохнущего белья, “сумасшедший дом”, завод “Холодильник”, пруд, кишащий купальщиками, сосновый бор… И потом – этот бесподобный переход в другой мир, где тихо-тихо и пахнет не пылью и бензином, а хвоей, огородами, рекой и совхозными полями, где иногда с реки доносится вой моторки, или с неба рев реактивного самолета, и опять деревня погружается в воскресную дрему.
Вы помните свое взросление, вы помните, как сквозь оглушенность явлением мира, его запахами и звуками, начинает просачиваться человеческая речь, как она устанавливается в вашем сознании, как медленно, но верно обживает его, как часто она связана не с прекрасным, а с мрачным, вы слышите, как люди не разговаривают, а лаются, вы узнаете о том, что была война, что кого-то арестовывали и ссылали, что есть слово “отчим”, вы слышите от одной из старух, что каждому суждено все понять на своем горе, прожить свою судьбу, получить свою долю боли и мудрости…
Однажды, более или менее освоившись с новым понятием “Бог”, вы спрашиваете соседа, верит ли он в Бога, а тот отвечает, что когда погода хорошая и есть рубль на водку, то верит, а когда все болит, нет ни копейки и в долг никто не дает, то не очень…
И все реже, но зато и острее вы вспоминаете или видите себя во сне девчонкой (если вы были девчонкой) в куцем пальтишке и дырявых резиновых сапогах, бегущей меж заборов по жирной весенней грязи…
И тогда, в одну из таких минут возвращения к былому, вам, может быть, захочется воссоздать мир, не дать ему пропасть в человеческой болтовне, в заботах о хлебе насущном, вам захочется сохранить зрение и слух в том состоянии счастливой восприимчивости, которое даровано детством.
И как-то летом, на даче, уложив спать детей и погасив свет, вы выйдете из душного нутра дома, пропахшего пригоревшей кашей, нафталином, сушеной ромашкой и старыми одеялами, выйдете послушать, как шумят в вышине невидимые сосны, как печально, будто муэдзины, кричат петухи, как стучат вдали колеса электрички… И, возможно, вернувшись на веранду и вспомнив, как все это начиналось, вы сядете за стол и напишете на тетрадном развороте:
Утро перезрело, как забытый на грядке помидор.
Воздух дрожал от зноя и зуда насекомых.
Оставив хвост бензиновой пыли,
взвыл и утарахтел куда-то соседский мотоцикл,
осой прозвенела по реке моторка,
звонко ухнуло в колодезные недра пустое ведро, –
и увидите всё в новом свете, как это удалось сделать Ольге Исаевой, чьи безупречно точные слова, словно бы цитирующие явления жизни, я и сам непрерывно цитировал на протяжении всей этой заметки, написанной во славу ее писательского таланта.
————————————————————————————————————————-
Ольга Исаева, “В Новом Свете” (сборник рассказов), Библиотека журнала “Стороны Света”, Нью-Йорк, 2008
Владимир Гандельсман