Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2008
…А и правда, матушка, ты не шей мне:
Очень трудно было принять решенье,
Но теперь ношу я платочек шейный,
На платочке – серебряный эдельвейс,
Символ здешних мест, если кто не слышал,
Он был здесь во множестве, был – да вышел,
А сейчас взобрался куда-то выше,
Да и выше – вышел почти что весь.
Нам самим бы полочку в книге Красной,
С сарафаном, вот, и о нём же басней,
Коих в мире, может, и нет прекрасней,
Да кому из нынешних ко двору?
Ты не шей: в сарафане здесь было б зимно,
И само шитьё твоё – эксклюзивно,
А цветочек местный – неотразим, но
Был да вышел. Я тоже, даст Бог, помру.
МОРОЗКО
Сказка-то скоро сказывается – а мы, дураки, и рады:
Добродетель обязывается дожидаться награды,
Мишка в берлогу прячется, белка и ёж в дупло,
Куропатка – под наст. А падчерица говорит Морозке: “Тепло”.
Метёт рассказчик, как бишь его, амбары и, да, сусеки.
До генерала Карбышева парсеки ещё, парсеки…
Не всякий со смертью справится ей же самой назло.
И вновь говорит красавица Морозке: “Тепло”.
А некуда рукодельнице деться из этой сказки –
Ужо ты дождёшься, девица, счастливой развязки,
Уж ты пооответишь, девица, Морозке: “Тепло”…
Рассказчик – вот этот денется. Ему-то чего? Трепло…
НОСТАЛЬГИЯ
Октябрьская годовщина. Парад. И ещё салют.
Окно на главную площадь затянуто кумачом.
Может, пойти проветриться? До того, как пошлют? –
И будешь гулять, не думая ни за чем, ни о чём.
Можешь выйти на площадь? А почему бы нет?
Это у нас – пожалуйста. Но не забудь, уходя,
Выключить газ и воду на кухне. А также свет
В уборной. И выходи. Увидишь портрет вождя.
Но света в конце туннеля, наоборот, не жди.
И что? Мы привыкли в туннеле. Живём себе, ничего.
На прочих фасадах развешены остальные вожди…
Но туннели всё же кончаются. Или вроде того.
Красный бантик в петлице. Приветственный жест руки –
Шубка лижет мороженое, не глядя бежит шинель.
Пусть. Лет через тридцать узрят младобольшевики,
Так же сделают ручкой – и с песней уйдут в туннель.
* * *
…А Главную Жемчужину Короны
Во время оно выклюет ворона
И унесёт на Запад, где она
Полвека пролежит в навозной куче
(Кто знает, как на самом деле лучше?),
Однако всё же не достигнет дна –
Потерянная всеми, но живая…
И новые наступят времена:
Петух, навозну кучу разрывая…
* * *
У ангела домика нету:
В дырявых бумажных чулках
Он бродит по белому свету
И спит на сырых облаках.
Он вечно кому-нибудь нужен:
Назвался груздём, так храни,
А то, что он сир и простужен,
Понять не умеют они.
Ночная хламидка не греет,
А крылья пора постирать…
Знать, ангелы тоже стареют
И, видно, должны умирать.
ДВЕ ПЕСЕНКИ
1
Засыпает землю белым снежком –
Не гляди со смешком, не ходи пешком,
Вообще туда не ходи, балда, –
Занесёт без следа и Бог весть, куда, –
А там идёт-бредёт Дед Мороз с мешком,
Засыпает землю белым снежком,
Отмывает добела кобелей –
Наш снежок-то, дружок, всех иных белей.
2
…Только ты сперва говори “халва”,
Чтоб ещё наперёд подсластить слова,
Чтобы речь, как реченька, потекла
По глазури из сахарного стекла.
А сладимая, слаже и глаже речь
По конфеткам-камушкам будет бечь,
А уж там – варенье, а там и мёд –
А потом она и сама поймёт.
* * *
Ледяную избушку построю –
Всё равно не житьё в лубяной,
Ледяное окошко открою –
Подышу напоследок весной
И, прищурясь на солнышко-печку,
Посмотрю из-под лапки-руки,
Как струятся в апрельскую речку
Ледяные мои ручейки.
* * *
Под уклон скатившийся снежный ком
Был когда-то тоже простым снежком,
Но катился с горы, разбухал, нахал, –
Вот и выма-хал.
Вспоминая о том о снежке простом,
Он лежит под горкой и под кустом,
Под крутящимся в небе сухим листом,
Попираем вороньим дрянным хвостом,
Подпираем сосной, что твоей стеной,
И растает весной.
* * *
Я стою на кухонном подоконнике за занавеской справа,
В красном горшке на синей тарелке с отколотым уголком.
Кажется, я опунция – или, может, агава –
В общем, малозаметное, с полузасохшим цветком.
Окно… Да, давно не мыли. Не то чтобы запустение,
Но… Дети, конечно, выросли и… но где же жена?
Ах, как прекрасно мы выглядели, комнатные растения,
Когда в этой старой кухне хозяйничала она.
Мне много воды не надо. Сейчас бы мне – Больше света!
Затем сюда и поставили, чтоб почаще цвести.
То есть когда казалось… Но теперь уже это
Для тебя – как будто и не было. Не до меня. Прости.
… И всё же она появляется, изящная, но мужская
Рука с облезлым кофейником… Тридцать четыре дня!..
Спасибо. Теперь мне хватит до… Я тебя отпускаю:
Вряд ли… Но если всё-таки… Вспомни, полей меня!
АПОЛОГИЯ Б. Л. П.
крупнейшего поэта и мужчины, – непростительна.
Как нелепо устроены ваши души,
Как превратно настроены ваши уши,
В ваших горлышках тикает, как в часах:
Вы с ограды Летнего, что ли, сада
Кому надо поёте, кому не надо,
И святому, и гаду, и сыну гада –
Или даже тирану в смазных усах.
А зачем поёт соловей тирану?
А затем, что не петь ему – вовсе странно,
И тиран наливает воды из крана,
Полудохлых мух насыпает в щель,
Принимет идущую к делу позу,
Представляет почившую в Бозе розу,
Отставляет не-жизнь и её не-прозу:
Жизнь – от силы средство, а песня – цель.
Вертопрахи, бражники, златоротцы!
Не бороться – не значит не напороться:
Мяч влетает в собственные воротца –
Изнутри торопит и жжёт глагол,
И не сразу въедешь в угаре оном,
Что не Пастырь высится над амвоном,
А дымится небо над стадионом
И чужие болельщики воют: го-ол!
Раз таким родился – пиши пропало:
Будешь петь когда и кому попало,
Да и где попало: в горах Непала,
В амазонском лесу, на озёрном дне –
И тем более те же решать задачи
На вменённой в судьбу подмосковной даче –
Или тоже даче, но чуть иначе:
В забугорном днесь уже Ирпене.
Пустобрехи, гаеры, донкихоты!
Тушу мамонта вам не тащить с охоты,
Не пробиться в легенды морской пехоты,
В зимних видах спорта не преуспеть,
Не разжиться чёрным ли налом, белым,
Не ужиться с ловким бабцом дебелым,
Вообще: мужским настоящим делом
Не владеть: ибо птичкино дело – петь!
* * *
Обрастая поэзией, как плющом,
Не блистая в ней (вообще – ни в чём),
Но её за душой лелея,
Превращаешься в старый забытый грот,
Романтический – или, наоборот,
Китчеватый, – и от боковых ворот
В это место ведёт аллея.
Хорошо плющу по камням ползти,
Хорошо и нам словеса плести,
Отпускать в небеса, подержав в горсти,
И глядеть: таково парят ли?..
Бесприютное сердце Бог весть, куда
Вылетает, как ласточка из гнезда,
И обратно вернётся вряд ли.
Лариса Щиголь родилась в Иркутске, большую часть жизни прожила в Киеве, сейчас живёт в Мюнхене. Соредактор журнала “Зарубежные записки”. Стихи печатались в журналах “Знамя”, “Новый мир”, “Сибирские огни”, “Нева”, “Крещатик”, “Зарубежные записки”,“Интерпоэзия” и др.