«Марежь» (М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA Publication, 2006. – серия «Поколение»)
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2007
Книгу стихов Анны Русс “Марежь” (М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA Publication, 2006. – серия “Поколение”) берешь в руки, как сборник текстов популярной рок-группы. Очень уж прочно связан со стихами “сценический образ” королевы слэма. И отчасти книга оправдывает ожидания. Читатель находит в ней “Наговор”, “Я бужу ее каждое утро…”, “Сколько бы мальчики детей ни позачали…”, “Прощание”, являющиеся по большому счету не столько образцами лирики, сколько драматургическими текстами, рассчитанными на публичное исполнение. Длинноволосая дама в красной декадентской шляпе восходит на сцену и ухоженными лезвиями ногтей отбивает ритм по спинке оседланного задом наперед стула. Чем не театр?
Сколько бы мальчики детей ни позачали,
Нету им от этого никакой печали
Пусть хоть сколько девочек им понарожают,
По большому счету, они не возражают.
Их карманы пусты, волосы негусты,
Они напортачат, и сразу в кусты,
Норовят за шиворот, жалеют бабла,
Прочее бла-бла-бла.
Эти стихи, подобно магическому заклинанию, с самого начала вызывают в памяти образ автора и исполнителя, и далее каждая прочитанная строчка легко ложится в пазл хоть раз виденного шоу. По-другому их трудно читать, да и надо ли?
Следующее за процитированным выше
Та-та
Та-та
Та-та та-та
Та-та та-та
Та-та-та та-та-та
Та-та-та та-та-та…
– это не футуристический “дырбулщил”, а то ли наивная попытка зафиксировать декламаторскую импровизацию, то ли просто обозначение нарастания ритма, адресованное не читателю, а чтецу, то есть в первую очередь самой Русс. Записанные на бумаге, слэмерские тексты напоминают партитуру – ноты для исполнителей, критиков, культурологов. Для читателей (точнее, слушателей) больше подошел бы формат аудио- или видеодиска.
Сама Анна Русс на страницах исследования Анатолия Ульянова “SLAM!: Теория и практика поэтической революции” определяет слэм как особый жанр, называя его “сочетанием исполнения и интересного текста”. Выделяя “форматных” и “неформатных” для слэма поэтов, она делает акцент на умении или неумении читать свои стихи (оговариваясь, правда, что для этого жанра не подойдут тексты, “в которых эмоции – не главное”). Более радикален в определении поэзии слэма его украинский теоретик Ульянов: “Так уж повелось, что классический слэм-текст не любит бумагу и смотрится на ней весьма ущербно. Навряд ли в ближайшее время случится день, когда на прилавки магазинов поползут слэмерские многотомники. Тексты в слэме живые, а посему им чужда печатная музеефикация”.
К счастью, “Марежь” не целиком укладывается в прокрустово ложе слэма. При чтении книги не раз возникает искушение отделить РУССкий слэм, напитанный рэперским драйвом, от русской поэзии, в ней безусловно присутствующей. Не случайно такие стихотворения, как “Переход” или триптих “Кукленок, ради бога, без истерик…”, даже в сценическом исполнении Русс выпадают из общего ряда ее произведений. Материал здесь сопротивляется напеванию, наговариванию или скандированию:
Вот два лица – одно из них чужое,
Хоть жизнь живи и наживи добра,
Потом дели, и черт с ним, и ура,
Но смотришься, как в зеркало. Ужо я!
А ты, сестра, как думала? Терпи,
Юбофь вернется – сядешь на цепи,
Награду примешь в маленькую пасть,
Ошейник греет, цепь не даст упасть,
Отец коляску тащит на горбу,
И новый снег улегся на трубу.
С тем же успехом перерастают некоторые фрагменты “Марежи” и поэзию “поколения двадцатилетних”, к которой по многим признакам можно отнести творчество Анны Русс. Мир героини стихотворения “Стыд и спам”, в котором равноценны и равновелики пружинящая виртуальная арматурина дисконнекта и негаданная беременность, едва ли не разрешаемая посредством прерывания связи и перезагрузки, аутентичен строго определенной возрастной категории. Тогда как тот же “Переход” выводит взгляд читателя из сетевого пространства на орбиту вечности.
В переходах дарят и продают
Бесполезные вещи, чтоб был уют.
Человек ступает на голый лед.
Будет долгим его полет.
“Герои”, открывающие книгу, – такой же прорыв. В отличие от двухмерной экспрессии других хорошо поддающихся чтению слэмерских текстов “Марежи”, здесь поэт с “двадцатилетней” походкой ступает на территорию “поколения тридцатилетних”. Потускневший и ушедший на задний план рукотворный иконостас с пионерами-героями задает временную перспективу и глубину для художника, привыкшего пользоваться компьютерной графикой.
Первую книгу Анны Русс можно представить в виде двух пересекающих плоскостей, на одной из которых ее слэмерские стихи, на другой – поэзия в собственном смысле слова. Линия пересечения плоскостей – это на данный момент линия ее успеха. Отдельные стихи Русс, не вписывающиеся в слэм-формат, лежат ниже этой линии, другие – выше. Но мне кажется именно в этой, вертикальной плоскости лежат главные будущие открытия поэта.
По мнению Анны Русс, слэм – единственная форма, в которой “молодежная аудитория воспримет поэзию”. Надеюсь, это не так. И в словосочетание “победительница слэма” применительно к этому поэту вкладываю иной, чем принято, смысл.
Вадим Муратханов