Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2007
(Минск)
***
Мне муторно от страха,
Тупая боль в глазах.
Луна — как черепаха
В холодных небесах.
И темнота, и крыши,
Как плахи… Страшный Суд.
Опять придут бесстыже
И паспорт заберут.
И скажут, забирая:
“На всё тебе три дня”…
Москва моя родная,
За что ты так меня?!
Спросить бы у прохожих –
Идти теперь куда?
Я думала, я – Божья,
А ты мне – лимита.
Я что тебе – заноза?
Тротил? туберкулез?
Светляк звезды сквозь слёзы
В зрачки ко мне заполз…
Далекие, чужие
Грохочут поезда…
Я – твой поэт, Россия!
А ты мне – лимита…
***
посвящается Борису Рыжему
Стыдиться старых публикаций,
Как старых вытянутых брюк,
Но все же мыслить и стараться,
И говорить себе “а вдруг”…
Заняться рифмою, строфою,
Читать вполсилы Бахтина…
По окончании запоя
Пропить того же Бахтина…
Смотреть, как вырезает строчки
Редактор – ветеран труда.
Подумать, шли б вы на (три точки),
Но вслух сказать: “Конечно, да”…
Меланхолично на бульваре
Цыгарку грустную смотать,
И все до эпилога знать,
Как в затянувшемся кошмаре.
***
Что неуч, что отличник,
Для каждого из нас
Украденной табличкой
Похвастать было — класс!
Фартило больше другу —
Свершив в метро набег,
Он стырил знак, где в круге
Зачеркнут человек.
Испорчены обои
Стихами с матерком,
Коллажи из “Плейбоя”
И фенечки кругом.
И каждый был художник,
Певец и музыкант.
Был каждый – гений, может,
Не гений, но – талант.
Все думали о Боге,
О золотом тавро…
Года пустили многих
На знаки для метро.
***
Скоро зима.
Как согреть тебя, папа, не знаю.
Где одеяло такое найти, чтобы землю согреть?
Разве костер, или в жертву богам голубиную стаю?
Чтобы прогрелась твоя сиротливая смерть.
Папа, ты – миф. О тебе я когда-то читала,
Будто ты жил, и с тобой каждый день по утрам
Пили кофейный нектар, сигаретный струя фимиам.
Я, как бессмертная, думала: есть лишь Начало.
Папа, еще есть легенда, что все мы умрем.
Ляжем с тобою в одну мировую утробу.
Сбросит душа наконец полосатую робу,
Вместе с тобою родные места обойдем.
Вместе с тобою пойдем мы к кофейной реке,
Вместе узнаем своих по табачному дыму.
Папа, поверь мне, я выпрошу у херувимов
Удочку, чтобы удобно лежала в руке.
***
Я бросила за спину гребешок,
Я бросила кремень и полотенце.
Скачи вперед, мой аленький клубок,
Разматывайся потихоньку, сердце.
Пусть позади раскинутся –
Памир,
Байкал, тайга, звенящая малиной,
И три кита, державших этот мир,
Материку свои подставят спины.
Ударься оземь, стань хоть кем-нибудь,
Пусть на пути ни щук, ни робин гудов,
А по следам батыевой ордой
Трехглавые долги и пересуды.
Вперед, вперед, наматывай метраж,
Хоть черепахой – каждому по силе –
Китом, верблюдом… мир по сути наш,
Пока его уроды не сгубили.
Скачи, беги, лети, дави на газ,
Мне кажется, что финиш недалече,
И входим в светлый терем, в роль, в экстаз,
Кладем дары и распрямляем плечи.
***
Когда жары прибой слепящий
Застынет в скошенной траве,
Пройду, как путник настоящий,
С корабликом на голове!
По берегу реки зеленой,
Родня русалок слюдяных…
Такой живой и беззаконной,
Как дважды – каждая из них!
Я поплыву над этим пляжем,
По злонамеренной молве –
С моим корабликом бумажным,
С корабликом на голове!
О, только б сплетен тяжких капли
В поток не слились дождевой,
И не размок бы мой кораблик,
Кораблик белоснежный мой!