«Вдали мерцает город Галич. Стихи мальчика Теодора».
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2007
“Все стихи я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые –это мразь, вторые – ворованный воздух” — от бесконечного цитирования это мандельштамовское высказывание как-то обессмыслилось и превратилось в общее место. Что воруют? У кого? Кто, какая инстанция выдает разрешения?
А что если попробовать разобраться…
Вот маленький сборник стихов. Называется “В дали мерцает город Галич”*. Автор — аутичный одиннадцатилетний мальчик Теодор, поклонник Хармса, Асадова и Анненского. Мальчика придумал Бахыт Кенжеев. На обложке та самая цитата.
То есть заявлено некое намерение об украденном воздухе. И на первой же странице наступает шесть утра и звучит гимн Отечества.
Я думаю, родина – это подснежник.
Она – не амбар, а базар.
Густой подорожник, хрустящий валежник,
Обиженный дворник Назар.
Кто? Какой еще Назар? Да вот же он в грязной шапке стоит, затылок чешет. Обиделся… Родина…
И всё-таки родина – это непросто.
Она – тополиный листок,
Сухой расстегай невысокого роста,
Рассветного страха глоток.
“Сухой расстегай невысокого роста” — ага понятно, это стеб!” догадывается читатель, хотя этот “рассветного страха глоток” как –то мешает, напоминает что ли о чем-то неприятном. Но вот же дальше:
Распушись, товарищ Пушкин!
Не ленись, товарищ Ленин!
Восставай, товарищ Сталин!
………
Не броди, товарищ Бродский!
А воспой свою отчизну
Акварелью, постным маслом,
Загрунтованным холстом!
“Конечно стеб!” — удовлетворенно хмыкает догадливый читатель, и сразу спотыкается:
Жизнь нуждается в подпорке,
Сне, описке, оговорке…
Откуда возникает этот тематический список из основополагающих ранних работ доктора Фрейда? Отчего жизнь как в подпорке нуждается в этих окошках в бессознательное, от оговорки до сна? И о чем напоминает нам это бормотание? Что-то в нем слышится, что-то припоминается:
Видно даром не проходит
Шевеленье этих губ…
Возможно аутичность Теодорчика Кенжеевым несколько преувеличена. И круг его чтения совсем не ограничен Асадовым, Анненским и Хармсом.
Спускается с горных отрогов,
с цветущих памирских лугов
Сергей Саваофович Богов,
известный любимец богов.
Ба, а вот и старый знакомый – это же Серый из “Венериного Волоса” Шишкина, если кто не узнал. Тот, который все пошлепывает по животу резинкой от трусов.
Пусть в мире, где грех непролазен
и мучима волком коза,
сияют, как маленький лазер,
его голубые глаза!
Ответ: И тогда я спросил: “Как ты устроил этот мир, Серый?”.
Вопрос: А он?
Ответ: А он ответил, пошлепывая по животу резинкой от трусов: “В каждом плевке летит вселенная. Ведь это только кажется, что часовой неподвижен, а солнце садится — тогда как всем со времен Коперника известно, что солнце стоит на месте, а мир летит к черту. Сначала был человек, потом его плевок. Чтобы отправить в полет вселенную, я должен был создать человека. И создал я плоть его — от этой усеянной окурками земли, кровь его — от ржавой воды из-под крана, очи его — от зеленого бутылочного стекла, кости — от ножек нар, ум — от облаков, жилы и волосы — от пожухлой травы, пульс — от сквозняка, дыхание — от ветра, перхоть — от сухой снежной поземки. И повелел я, чтобы он бродил по свету в поисках Бога, мяса и самок. И чтобы на дороге всегда исчезали следы, но оставалась нога. И чтобы говорили о собаке — умерла, а о человеке — сдох”.
Но мы-то помним! Мы-то знаем!
Нам суждена судьба иная!
Как Афродитин сын Эней,
мы просвещённей и умней,
и, заедая пшённой кашей
прожжённый панцирь черепаший,
на кровь прошедшую и грязь
глядим, воркуя и смеясь.
Поэт – трогательный гулюкающий младенец. Бедное и нелепое человеческое существо. Прислушаемся к косноязычному воркованию Теодорчика:
без тебя я друг мой маленький
буду как иван лурье
из собачьей шерсти валенки
на давальческом сырье
я натуру не насилую
верь не бойся не просить
буду обувь некрасивую
с чистой совестью носить
Представим себе эту некрасивую обувь Эти валенки Мандельштама. Когда все внешнее настолько теряет всякую действительность, что нету уже никакой надежды ни на контакт, ни на понимание, Мандельштам начинает говорить о каких-то черт его знает каких тулупах и валенках:
Хочешь валенки сниму
Как пушинку подыму
А мальчик Теодор беспощадно коверкает родную речь, косноязычничает, ерничает, пишет про какую-то ерунду, но все время проговаривается:
покуда смерть играет в прятки
и для того кто сам большой
двуногой жизни беспорядки
шуршат мышиною душой
И от шелестения тройного Ш в конце строке становится зябко. И вокруг тебя холодный разреженный воздух, в котором
сияют морозные осы
во тьме настигающей нас
Итак о воздухе. У кого он украден? И где та самая разрешительная инстанция?
Воздух как и огонь принадлежит богам, которые просто так ни за что его не отдадут. Воздух, как и огонь, можно только украсть. Из мифов народов мира известно, что такого рода воровство богами жестоко наказывается. Есть ли способ обмануть богов, тихонечко проскочить, утянуть незаметно и пропасть раствориться, избежать или хотя бы оттянуть, наказание?
Алхимики, кстати, отождествляли элементы воздуха и огня с легкомыслием и верхоглядством. Мальчик Теодор – совершенно несерьезный персонаж. Да что там Теодор, когда самого его создателя ближайшие собратья по поэтическому цеху порой полуупрекали в некотором легкомыслии (“Бахыт легОк” — писал о нем Гандлевский).
Но не легок ли и всякий воздух, ворованный в особенности. И хотя мальчик Теодор “изъясняется с трудом, почти бессвязно, не умея – или не желая – сообщить окружающим своих безотчётных мыслей”, догадаться о чем он почти всегда легко.
“Просто нужно понять судьбиный язык, ее воркование…”
Я скажу это начерно, шепотом,
Потому, что еще не пора…
И неожиданно звучно и складно отзывается мальчик:
это вещи которые я люблю
это люди которые я терплю
безразлично в ненависти в любви там
словно алым закатным по облакам
словно кубики с буквами по бокам
потерпевшим греческим алфавитом
Название книжки – “Вдали мерцает город Галич…” — цитата из Введенского. Маленький захолустный Галич мерцать не может ни при каких обстоятельствах.
Книжка малюсенькая, голубенькая, в правом верхнем углу написано: “Воздух”.
Сссылка: <http://pages.infinit.net/bakhyt/theodor22.htm>
Борис Локшин родился и жил в Москве. Сейчас Millburn, NJ. В Москве некоторое время работал на радио, но в основном всю жизнь программистом. На бумаге почти не печатался. Кое-что в Интернете.