Эссе
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2007
Мэппинг открытой динамической структуры – занятие неблагодарное: только успеешь ухватить общую картину, ан картина-то изменилась. Однако мы смеем надеяться, что карта молодого поэтического Петербурга, нарисованная ниже, претендует на некоторую стабильность – на ней уже около года, как на фронте, почти без перемен.
Позволю себе сперва несколько вводных замечаний.
Первое замечание – относительно границ вынесенного в заголовок “младшего поколения”: границ как сугубо возрастных, так и содержательно-стилистических, пока еще достаточно аморфных. С возрастными определиться проще: верхняя граница – примерно 1976-77 годы рождения (сегодня авторам 30-32 года), нижняя – 1984-85 годы рождения. Почему такие широкие границы? – спросите вы. Ответ на этот вопрос или очень сложен, или очень прост. Если выбирать сложный путь, то надо бы указать: авторы этого возраста сформировались в поздне- или постперестроечную эпоху, вошли в литературную жизнь в 1997-2004 годах, пользуются новой медийной средой, живут в новой литературной ситуации и т.д. и т.п. А если отвечать просто – то поверьте на слово: “из середины поколения” довольно легко определить, кто из тридцатилетних – твоего зрения, а кто – уже старшего, и кто из младших всё еще твой ровесник. Zietgeist в этом случае точнее паспорта. Но как раз с zeitgeist’ом (совокупной тематикой-поэтикой-стилистикой) – наибольшие сложности: само “младшее поколение” распадается в Петербурге на два, а то и на три значимых сегмента. Пик первого – приблизительно 1977 год; второго – 1981-1982 годы; год назад обозначился и третий сегмент – поэты, родившиеся в 1984-85 годах. Здесь Петербург не отстал от России: рубеж 1977-1978 годов многие критики называют временем рождения нового поэтического поколения во всей русскоязычной поэзии, а 1981 год – и вовсе центральный для “поколения 20+”. Взять хотя бы девушек – москвичек Юлию Идлис, Ксению Маренникову, Анну Логвинову, “казанскую москвичку” Анну Русс – все они 1981 года рождения; всего на год старше их Марианна Гейде, признанный лидер поэтической молодежи 2000-х… В Петербурге лидерство в молодой поэзии, кстати, тоже принадлежит девушкам.
Второе замечание состоит в том, что если до 1980-х на роль поэтической столицы России равно претендовали и Петербург, и Москва, то в 1980-90-е чаша весов, несомненно, склонилась к Москве и с тех пор только всё больше, хм, провисает. Однако Петербург сегодня (да простят меня все другие города) всё же самая разнообразная и интересная из поэтических провинций. Это отметила и премия “Дебют”: петербуржцы брали “Дебют” по поэзии в 2003 и 2005 годах, а поэт-шорт-лист 2005 года состоял из двух петербурженок и одного великоновгородца. Постепенный “уход столичности” создал в Петербурге уникальное литературное пространство и – вслед – стилистическую ситуацию в новом поэтическом поколении, какую трудно было предположить еще лет десять назад.
Большую роль тут сыграли четыре причины; они в совокупности и спровоцировали внеконтекстность нового поэтического поколения. Оторванность его от кругов как “первой”, так и “второй” культуры сегодня ощущается едва ли не больше, чем разрыв между любыми двумя послевоенными поколениями поэтического Петербурга; а какую ломку переживает стилистика!
Первая причина – относительная малочисленность предыдущего поколения: больших поэтов в возрасте 30-45 лет. Если из тех, кто жил и писал в городе в 1970-е, сегодня значимы как минимум дюжина, а то и все пятнадцать авторов, то из поколения 1965-1975 годов рождения (сегодня – “30+”) в общероссийский контекст попали не более пяти-шести имен: Александр Скидан, Дмитрий Голынко-Вольфсон, годами не выступающий и не публикующийся в Петербурге Всеволод Зельченко, давно живущий в Германии и внезапно снова обретший актуальность Олег Юрьев, совсем молодая, но, видимо, относящаяся всё же к поколению тридцатилетних и давно уехавшая в США Полина Барскова по эстетической позиции к ним примыкает их старший коллега Сергей Завьялов, не так давно переехавший в Хельсинки. Особняком в петербургской литературной жизни стоит фигура Владимира Бауэра – не возьмусь утверждать, что его голос подхватывает кто-то из младшего поколения. Значимы также имена куратора лито в доме-музее Ахматовой Валерия Шубинского, авторов группы “ВАЛИ” (Д.Григорьев, В.Земских, А.Мирзаев), “митьков”, старшего поколения лито Вячеслава Лейкина (Т.Животовский, А.Сычев, Н.Савушкина, В.Пугач), выходцев из лито Виктора Сосноры (А.Иконников-Галицкий, Е.Мякишев); но даже при самом выгодном раскладе мы можем говорить не более чем о семи-восьми живущих и выступающих в Петербурге поэтах “от 35 до 50”, чьи работы имеют вес в рамках российской картины. Но еще важнее то, что самые яркие имена – очень разные: именно в этом поколении произошло и восхитительное продление (у воспитанников Лейкина – Зельченко и Барсковой) “петербургской” модерной стилистики, и резкое (особенно у Скидана и Голынко) отталкивание от “серебряновечного” стиха ради поворота (если такая генерализация уместна) к европейскому и американскому постмодерному текстообразованию. Так что если единый (кон)текст петербургской поэзии когда-нибудь и существовал, то к концу 1990-х он воспринимался новичками как разрушенный и расслоившийся, а к началу нового века – как “дом Облонских”, в котором всё смешаться – смешалось, а в новую систему не пришло. Сегодня в Петербурге нельзя принадлежать некой “петербургской поэзии”; требуется серьезный, многоступенчатый выбор – или вовсе уход в другой контекст. Впрочем, довление и даже давление того “петербургского стиля”, который держится на двух китах – Ахматовой и Бродском – невозможно пока исключить. Его существование как “вещи самой по себе”, наравне с Эрмитажем и белыми ночами, всё еще воспринимается как репрессивное в одних кругах и как подлинно петербургское – в других. Если искать точку пересечения контекстов, то это она.
Во-вторых, надломился и единый ход литературной жизни. В 2001 году не стало мощной объединяющей фигуры в неподцензурной поэзии Петербурга – Виктора Кривулина. Это, как говорится, раз. Плюс нынешнее молодое поколение пришло в поэзию, не познакомившись – буквально! – со “средним” и “старшим”. В советские годы юный стихоплет шел куда? правильно, в лито. Через него знакомился с “кругами”, попадал на чтения, получал первые публикации, познавал табель о рангах – в общем, осваивался. Но добрая половина теперешних молодых поэтов в лито не была никогда, а первичный символический капитал приобрела на поэтических сайтах в Интернете и в стихийных сетевых поэтических кругах, в московских издательствах, которые начали печатать их подборки и книги, на фестивалях в других городах, на собственных блогах и веб-страницах. Так что некоторые молодые поэты прошли боевое крещение совсем в другой среде (менее иерархичной, но более агрессивной) и попали на петербургскую арену как бы со стороны, с опытом иного литературного общения, а иногда и с определившейся поэтикой. Поэтому попытки довольно-таки рафинированной петербургской литсреды их ассимилировать часто неудачны – и требуют усилий в равной мере от “старших” и “младших”. Поколения-то знают друг друга в лицо весьма смутно, да и текстуально – много хуже, чем раньше: для многих молодых “петербургский текст” никогда не был центральным и базовым, ну а старшим поэтам – откуда знать тексты молодых? Не из Интернета же. Вот и доходит до курьезов и неловкостей – например, экспериментальный совместный вечер Геннадия Григорьева и Аллы Горбуновой закончился после первого отделения: авторы разных поколений (до того не слышавшие друг друга) тихо-мирно отказались дальше вместе читать, не сойдясь в поэтических вкусах. Крайность, конечно, но крайность показательная.
С выходом литературы в Интернет связана третья причина “поколенческого отрыва” — синтетичность поэтики молодых авторов. Во-первых, чего только сейчас не найдешь через сеть. Но главное – это, видимо, доступность корпуса российской и мировой литературы после выхода самиздата в печать, а также волна новых переводов. Конечно, и в Ленинграде читали и знали и мировую классику, и лучшие тексты современников. Школа перевода процветала; гуманитарные исследования, ходившие в самиздате, до сих пор попробуй переплюнь… Но сегодня сама доступность фактически любого корпуса текстов создает совсем иное отношение к традиции: меньше пиетета, больше вольности в обращении с ней. Доступность порождает – нет, не равнодушие, но чувство обладания: я хочу и могу освоить то, что мне нравится и подходит. Я могу выбирать – и позволить себе не цепляться за самое близкое: за городской контекст.
В этих условиях не мог не случиться разворот от “предыдущего” петербургского стиха к самому широкому спектру влияний. В этом поэтический Петербург отличается и от молодой Москвы, и от других регионов. Если в Москве формирование совокупной поэтики поколения уже едва ли не завершилось, то для Петербурга сегодня как никогда важна вариативность поэтик и конкуренция традиций. Если в Калининграде, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде молодая поэзия имеет отчетливые общие черты (это видно, скажем, по региональным подборкам в журнале “Воздух”) и, более того, сегодня как раз формирует новые региональные стили, то о Петербурге сегодня вряд ли можно говорить как о городе “единого стиля 2000-х”. Влияние той самой “петербургской” традиции резко снижается, а взамен растет влияние двух других, не менее значимых петербургских линий – футуристской и обэриутской. Заметен и интерес авторов к опыту международному – прежде всего к свободному стиху и к поэзии, связанной с другими сферами искусства. В общем, чем же отличаться Петербургу, как не всемирной отзывчивостью?
Дело за малым: проиллюстрировать замечания яркими примерами.
Возможно, любой другой наблюдатель расставил бы приоритеты иначе, но я скажу так: в молодой поэзии Петербурга сегодня три самых звонких имени, и все девичьи. Случай пушкинский, классический. В порядке убывания возраста: Дарья Суховей, Наиля Ямакова, Алла Горбунова.
В поэтике всех трех девушек прослеживаются самые разнообразные веяния и традиции; вместе их тексты – едва ли не энциклопедия петербургского стиха. И при этом ни одна из девушек тесно не связана ни с одним поэтическим “кругом” (не вышла из него и не ассоциирует себя с ним), хотя все они с поэтическими кругами так или иначе соприкасаются. Выбор их в лидеры – далеко не только моя прихоть: все трое признаны литературным сообществом и читателями, печатаются в престижных антологиях (“Девять измерений”, “Братская колыбель”, “Стихи в Петербурге. 21 век”), литературных журналах и альманахах в России и за рубежом, выступают на персональных вечерах – и собирают широкую и разнообразную аудиторию.
Тем, кто в Петербурге хоть немного интересуется поэзией, Дарью Суховей представлять не надо. Потому что Дарья воплощает сразу три ипостаси: поэта, литературоведа, культуртрегера. Если и есть в ее случае смысл говорить о принадлежности к поэтическому кругу, то это круг Виктора Кривулина, сердце поэтической “второй культуры” в городе; после его смерти Дарья добровольно взяла на себя роль наблюдателя и устроителя поэтической жизни Петербурга, то есть фигуры принципиально независимой от поэтических кругов и потенциально “всеядной”. Такова же и поэтика Даши, сочетающая самые неожиданные влияния с настоящей петербургскостью. Например, поэтика Дарьи начала 2000-х – идеальный образчик для исследования всяческих компьютерных влияний на стихотворный текст. В поэзии поколения 90-х не найти того, кто чаще и многообразнее использует компьютерные примочки – от полужирного курсива до вставки в текст рисунков и фотографий. Даша перечеркивает слова в стихе, вставляет графические символы, насыщает текст компьютерными (“22янв04”) и докомпьютерными (“1981 г.р.”) сокращениями, имитирует типографские “марашки”:
1981 г.р.
<…>
2.
оли светы и марины
крашеные катерины
руки глаз метро вагоны
эта дружба не навеки
жизнь рабочая простая
уставая
<…>
Дашин интерес к визуальным приемам стихотворной композиции – не столько любительский, сколько профессиональный: как литературовед Дарья в последние годы занимается элементами визуальной поэзии в поэзии русского модерна. Но не будем забывать, что поэтика Дарьи Суховей в начале века была экстремумом весьма широкой тенденции – распространения в нашей поэзии всяческих визуальных штук. Дарья умело сочетала в текстах все визуальные возможности, дарованные компьютером, и даже писала о нем: один из ее стихов называется “модем”. При этом она умудрилась остаться чистым (и даже хрупким) лириком. В других стихотворениях Дарьи, более близких к классическому канону, поражает мудрое сочетание несгибаемой жизненной логики с такой же непобедимой петербургской интеллигентностью. Стихи Дарьи – это как если университетского профессора сфотографировать не на дагерротип, а цифровиком. Технология другая, но профессор – он и есть профессор, никуда не делся, никак не поменял жизненные принципы.
Примерно с 2003 года стихи Дарьи стали как будто более мягкими и спокойными. Может быть, это потому, что у Даши родилась дочка Юля. В этот период, по словам самой Дарьи, “частично изменился способ письма – вместо компьютера в некоторых случаях первым инструментом была записная книжка, что несколько непривычно для автора, но… принципиально для восприятия текста”. Но изменение оптики явно связано не столько с отказом от компьютера, сколько просто с выходом в новый поэтический возраст:
я иду по наружной зиме.
и зима караулит ме-
ня, на, держи, достаю кашелёк
из глуби нутряного кошмарна
с-под надшарфной простылой одёжи,
из бесшапки, из стихотворенья, из сказки,
из сюжетов бродячих бодачей козой.
я плачу за общение с солнцем февральским
февральской слезой
(“зима”)
Помимо поэзии, лидером поэтического поколения 2000-х Дарью Суховей делает ее кураторская работа и kulturtraegerung. Дарья – автор выходящей уже седьмой год(!) информационной рассылки “Санкт-Петербургский литературный гид”. В рассылку включаются новости о литературной жизни города, анонсы выступлений поэтов и прозаиков, информация о журналах и новых книгах. Гид начался еще в 1999 году с шести подписчиков; с ноября 2000 года гид вывешивается на сайте поэта Александра Левина: http://levin.rinet.ru/spb-guide/index.html, где публикуется и сама Дарья http://www.levin.rinet.ru/FRIENDS/SUHOVEI/index.html) Сегодня у СПбЛитГида около пятисот подписчиков, а читателей – с учетом размещения в сети и перепечатки в СМИ – несколько тысяч. Есть у Дарьи и другие важные проекты – фестивальные. Это, например, ежегодный Майский фестиваль новых поэтов СПбЛитГида (весной пройдет уже шестой) и его продолжения – летний поэтический абонемент “Современные поэты против лета” и осенне-зимний “Май зимой”. Фестиваль собирает молодых поэтов со всей страны – таких поэтов, которые, по мнению Дарьи, способны добавить яркий штрих в современную поэтическую картину, но пока несправедливо обойдены вниманием критиков и издателей. В Фестивале участвовали многие из авторов, о которых речь ниже, например Наиля Ямакова.
В текстах Наили формальная традиция преображена меньше, чем у большинства нынешних молодых авторов. Она скорее взорвана изнутри – своеобразным содержанием и новизной взгляда. Популярность Наили Ямаковой как поэта и прозаика началась с Самиздата при Библиотеке Мошкова http://zhurnal.lib.ru/j/jamakowa_n_r/. В 2000-2003 годах Наиля освоила как самые классические стихотворные пласты (и в формальном, и в свободном стихе), так и радикальную технику экспериментаторства:
из промерзшей земли ввысь до неба растут города,
соляные столбы телеграфа, дороги; бегут провода.
глянец памяти – лба и катка – от зазубрин коньков –
весь в царапинах – наших деньков,
дорогих двойников,
дневников…
(“Растут города”)
что удивительно: че
м дольше я живу, те
м больше вспоминаю
про себя и скоро до
младенчества дойду
в воспоминаньях. я
набираю это красным
таймсом, а иногда с
иреневой верданой,
в зависимости от ок
раски чувства
(цикл “Весна таймсом”)
Наиля приносит в современную поэзию поразительный коктейль: постсоветское мироощущение, помноженное на ислам (Наиля – татарка и мусульманка) и размытую идентификацию пола. Но основной полюс напряженности в ее стихах – не личные переживания, как можно было бы предположить из такого бэкграунда, а острая постановка социальной темы, совершенно не свойственная основной массе “сетевых поэтов”, пишущих в основном “исповедальную лирику”. Возможно, популярность Наили Ямаковой связана именно с ее пристальным вниманием к деталям обыденной жизни – и с умением передать жизнь как постоянный разлом, край, трещину под гладкой поверхностью исторического времени. Очень быстро поэтому Наиля стала известным молодым поэтом, войдя в несколько антологий и дважды попав в шорт-лист премии “Дебют”. Если говорить о кругах, то единственной привязкой будет участие Наили с 2003 года в проекте “ПИИТЕР” (объединении поэтов, публикующихся в Интернете и не связанных с предыдущими литературными поколениями). Но с 2005 года и это участие стало исключительно формальным.
К 2005 году поэтика Наили становится более жесткой, выверенной, обращается к самым классичным формальным моделям – и взрывает их уникальной интонацией:
Посыпать дорогу в острог.
Ну что же ты снова не смог
Явиться на Девичье поле?
– как будто меня не отторг
как будто меня не отверг –
В тот чёрный и рыбный четверг,
Где губы кусают со страсти,
Где рыб разрывают на части.
Решетки, разметки страничек,
Снега и родные гробы,
Скелетики рыб и косички,
В перчатке пшено для синичек –
И яблочный зимний девичник
На том берегу, где Кресты.
Где стонут слепые санчасти,
Где бедные лизы и насти,
Где черное горькое счастье,
Где смерть, и прощенье, и ты.
Живут же как. Люди и люди.
Плывут же как. Нерпы и нерпы.
Растут же как. Вербы и вербы.
Справляют же. Свадьбы и свадьбы.
Я знаю, как сладко Иуде
При ветреной серой погоде
От Зимнего шляться до Верфи,
А мне бы немного поспать бы.
А мне бы, конечно, не знать бы,
От ветра закутавшись в куртку,
Как в полночь белеют тетради,
Как в полдень пустеют застенки,
Как строят солдат на параде
И как застужают придатки.
Чему же я все-таки рада?
Чего же ты все-таки ради?
И кто отлагательств не терпит.
И кто здесь всегда верховодит.
Снимает молочные пенки.
Третий несомненный лидер молодой поэзии Петербурга – Алла Горбунова. Эта черноглазая студентка философского факультета СПбГУ вошла на петербургскую литературную сцену как будто через несколько дверей сразу, и все эти двери были вне-интернетными, что для сегодняшнего молодого автора нетипично. В конце 2003 года со стихами Аллы познакомился Валерий Шубинский, петербургский поэт и критик, ведущий лито в доме-музее Ахматовой. Тогда же их прочитал Сергей Завьялов. Стихи Аллы произвели сильное впечатление на обоих поэтов. Чуть раньше, осенью 2003 года, Аллу Горбунову отметило жюри конкурса “ПОЭТому”, в которое входили такие видные ученые, как Борис Аверин и Людмила Зубова. А уже в мае 2004 года Дарья Суховей пригласила Аллу в свой Майский фестиваль новых поэтов. В Интернете же стихи Аллы появились уже как следствие ее вхождения в литературный круг Петербурга. Валерий Шубинский рекомендовал Аллу сайту “Новая камера хранения”, где наблюдается весьма жесткий отбор авторов и где опубликованы такие мэтры и зубры, как Михаил Айзенберг, Елена Шварц и лауреат премии Андрея Белого за 2005 год Мария Степанова. Там у Аллы появилась личная страница http://www.newkamera.de/gorbunova__.html.
За три последних года Алла Горбунова выросла до фигуры, принципиальной для поэтической картины России – что в поэтике, что в литературной жизни, войдя, как и Наиля, в антологии и получив в 2005 году премию “Дебют” по поэзии. Но тут-то и стало ясно, что противостояние Аллы Горбуновой современному контексту актуальной поэзии состоит не столько в отказе от сетевой тусовки, сколько в неприятии этических и эстетических установок лидеров “поэзии девяностых”. В речи на церемонии вручения “Дебюта” Алла указала на то, что сегодня сознание поэтического сообщества во многом заставляет поэзию становиться постпоэзией, предназначенной не для “работы с несказАнным” и “диалога с иным”, а для “авторской самотерапии и… коммуникации”. По мнению Аллы, поэты отказались от изначальной магии стиха и национальной стиховой традиции, сделав выбор в пользу “глобальной культурной унификации”. Сама же Алла демонстрирует в стихах стремление придерживаться избранных взглядов на поэзию как на магическое действо, равно укорененное в культурных пластах и социальных деталях. Стихам Аллы изначально был свойствен своеобразный магический реализм, основанный на метафизике города и сочетании самых разных культурных знаков. К тому же Алла едва ли не единственный поэт в Петербурге, который открыто обращается к разнообразной мистической символике – то создавая в тексте нетривиальное “языческое христианство” и возрождая почти шаманское ритмическое начало…
…Ты во мне не пали, страшный город Москва,
на Нерли стоит церква Покрова,
на ней крылья льва
и синеет купол.
Боголюбским лугом – он и люб и леп,
преломляется стан мой, как стебель плугом,
потому что мне и легко, и любо
на эту перину навеки лечь…
да вызрели сливы у Господа Шивы.
А у меня – ой, удивишься! –
одно яблочко, да паршивое.
2005 год стал для Аллы Горбуновой не только годом “внешнего” успеха. Он был очень интересным с точки зрения “внутренних” изменений в собственном поэтическом позиционировании. Новые нотки в поэзии Аллы связаны с усилением роли социально-исторической проблематики в ее стихах. Стихи “о любви, товарищ, о смерти” помещаются в рамки недавнего прошлого или самого близкого настоящего:
***
Отрежьте мне мои Курилы,
по сантиметру, не спеша,
чтоб меня в мире не чморили,
как плохиша.
<…>
Если рисовать карту дальше, то требуется рассказать о поэтах, чьи опыты как раз связаны с поэтическими кругами. Речь пойдет почти исключительно о юношах – не сочтите женским шовинизмом такое разделение.
Как ни странно, с кругами тоже всё завязано на цифру “три”. Можно выделить три типа сегодняшнего контекста, в котором “варятся” молодые поэты Петербурга. Первый тип кругов — это круги “самоорганизовавшиеся”: в основном они вышли из Интернета. Второй – круги условно-традиционные: лито, например. По большому счету, только они и связаны с поэтической жизнью Петербурга прошлого века. И третий тип контекста – круги несетевые, но с петербургским контекстом не связанные; “пришлые”, но органично вписавшиеся в петербургскую картину.
Самоорганизация свойственна литературной жизни per se, и в последние годы в Петербурге наблюдается едва ли не подъем ее. Например, буквально несколько месяцев назад родилась новая молодежная инициатива – альманах “Транслит”, идея которого – публикация вида “стих+автокомментарий”. Одним из соредакторов “Транслита” стал Вадим Кейлин http://key_linn.livejournal.com. В последний год поэзия Вадима явно претендует на то, чтобы потеснить на поэтической карте звездный девичий триумвират. Это заметили не только в Петербурге, но и в Москве: в декабре у Вадима вышла книга в серии “Поколение”, редактором которой является известный культуртрегер Дмитрий Кузьмин.
В новых кругах, в том числе и в поэтике редакции “Транслита”, наблюдается сильное отталкивание от традиции “петербургского стиха” и тяготение к эксперименту в формальной области. Так, Вадим известен как автор нескольких смешанных жанров, например “хоккулибров”. Ему ближе всего поэтика свободного стиха, но и традиционной метрикой он владеет не хуже, что позволяет ему сочетать в стихе, скажем, верлибр и дольник.
Еще один значимый автор-редактор – Василий Расков http://svistok.ru/users/Vasilko/uinfo/ – связан с кругом альманаха “Мера всех вещей”. Его поэтика – попытка продолжения футуристской линии в той ее части, которую можно назвать магической – так, как магическим называется южноамериканский реализм. Прямая ориентация на Хлебникова и (частично) Маяковского пока, кажется, не дает его собственному голосу развернуться в полную силу; но уже и сейчас его стихи – интересное и неожиданное чтение:
Подпирают небосвод,
И свисает с паутинки
Легче пуха самолёт.
Посмотри в иллюминатор:
Над поляной расписной
Я машу тебе, как брату,
Крохотулечной рукой.
(“Иллюминатор”)
Еще один выросший буквально ниоткуда круг – группа авторов под названием “Валенки”. Пик творчества группы пришелся на конец 1990-х. Сегодня ее участникам в основном чуть больше тридцати лет, но их оптика много ближе сегодняшнему письму, чем лучшим текстам пост-перестройки. “Валенки” — группа школьных друзей из г.Пушкин и присоединившихся к ним единомышленников; число участников группы в разные годы было разным, но всегда не меньше четырех человек. Один из лидеров группы – Дмитрий Богатырёв http://piiter.ru/authors.php?aid=14; о нем хочется поговорить подробнее. Он как бы фокусирует в своей поэтике поэтические достижения всех “Валенков” (не “Валенок”!); в то же время его тексты наиболее разнообразны. Вся группа, что неоднократно подчеркивали авторы, никак не связывает себя ни с одной из поэтических традиций; сами авторы лукаво жалуются на неначитанность и отсутствие понимания поэтической картины. Однако невозможно отрицать влияния на группу обэриутской поэтики. В остальном – “Валенки” и правда самородки. Основной прием групповой поэтики и, в частности, поэтики Дмитрия Богатырева – работа с лексической сочетаемостью и лексическими связями отдельных языковых единиц; отсюда – непривычная структура образов:
* * *
Смотpи мою: пустынные словаИ плеши, голые, как лиственные pеки,
Как истинные гpеки, как сова,
Кpичащая о бывшем человеке.
И это так, и больше не уйдешь
И не увидишь ничего на свете.
И стал зеленым хвост, ослабла вошь.
Ночная бабочка, несбывшиеся дети.
Пусти меня, пусти! Тепеpь уже
Не pазобpать, где шиpе, а где уже.
На свете есть две буквы, эМ и Же:
Влечение твое да будет к мужу —
Не к мальчику, не к пылкому бойцу
С pемнем и сапогами на петлице.
Pасселись скалы. Сын ушел к отцу,
Лежащему в забpошенной больнице.
И был девятый день, и пел сквоpец,
Лукаво подpажая бабьим воплям.
Стоял у дуба сын, лежал отец,
И думал конь, пpивязанный к оглоблям,
О том, что жаpок день и слепни злы,
Но легок гpуз. И конь сосал удила.
А мать, на шали щупая узлы,
Пыталась вспомнить: что она забыла
Интернет-круги, а именно уже упомянутый сайт “Полутона”, представляет в Петербурге Тимофей Дунченко http://polutona.ru/?show=evilangelo. Его поэтика больше, чем чья-либо в Петербурге, ориентирована на современную русскоязычную поэзию, в основном московскую; нельзя не отметить влияние на Тимофея некоторых работ Дмитрия Воденникова, а также англоязычных поэтов и прозаиков. Несмотря на молодость, Тимофей обладает уникальным поэтическим почерком: размытая строфика, нерегулярная рифмовка, сочетание сверхдлинных и коротких строк, оксюморонная лексическая сочетаемость вызывают самые разнообразные отклики – от резкого неприятия до восторженного приема. Тимофей – участник нескольких фестивалей актуальной поэзии в Петербурге и других городах, уверенно набирающий популярность и смело экспериментирующий поэт.
Второй крупный контекст – плоть от плоти петербургских традиций; при этом сами традиции интерпретируются очень по-разному. Скажем, молодое поколение лито В.А.Лейкина многие считают таким же “бродскистским”, как и поколение старшее. Доля истины в этом есть: доминирование традиционных размеров и содержание, так знакомо противопоставляющее “обычного” лирического героя угрюмому миру, всё так же “лейкинцам” присуще. Но новое поколение лито всё же предоставляет внимательному наблюдателю более широкий спектр поэтик, чем то эпигонство, в котором его обвиняют.
Молодые авторы лито Лейкина исторически связаны с Гатчиной и с петербургским лито Нонны Слепаковой. Наиболее известны двое из них – автор сложной “тёмной” лирики Михаил Богуш и Дмитрий Коломенский http://www.poezia.ru/user.php?uname=dim_ko. Дмитрий – неофициальный лидер гатчинских поэтов; к тому же он еще и бард, один из организаторов бардовских концертов и фестиваля бардовской песни “Топос”. При этом его стихи много более сложны, чем может показаться:
…Лежи на полке, зри не полосу зари,
А то, как темнота пускает пузыри
Оранжевых огней;
Кури ли, говори – ты у нее внутри,
Хотя и рядом с ней.
Лети по трем мостам, по десяти постам,
Прижми салфетку тьмы к распахнутым устам,
Спеши на торжество,
Скажи “нет ничего…”, взгляни вперед – и там
Не будет ничего.
(“Сказал “нет ничего прекрасней…” – и солгал…”)
Группа окончательно сложилась, когда к ней примкнул Михаил Александр, последовательный продолжатель “ахматовско-бродской” линии.
Другое лито – оно называется “Утконос”, его ведет Валерий Шубинский – посещают еще несколько интересных авторов; среди них – Андрей Малышев. В его образности неожиданно проявляются сологубовские мотивы. Впрочем, не так уж и неожиданно – при условии, что сходная метафорика “тёмной сказки” известна сразу у нескольких петербуржцев лет на десять-пятнадцать постарше, например у Евгения Мякишева. Более неожиданна – и очень правдива и естественна – у Андрея тема деревни:
В трехсотзубой деревне, где
Человек двадцати не набрать,
Полвойны в голубой бороде,
В синем небе небесная рать.
<…>
По-своему традиционен и еще один многообещающий автор: Андрей Сидоркин http://www.topos.ru/article/1453. Его традиционность, однако, совсем иной природы и породы. Андрей близок к филологическим кругам, связанным с филфаком СПбГУ и Свободным университетом наук и искусств. Это круг ни много ни мало Маруси Климовой и Андрея Аствацатурова; из одного этого можно сделать вывод, что лирика Сидоркина весьма сложна – с тенденцией к герметичности – и иногда представляет собой почти центон из самых разных отсылок к американским, европейским, израильским, отечественным текстам. Если постмодерный поэтический эксперимент сегодня уже имеет свою традицию, то Андрей следует, видимо, именно ей.
Ну и третий тип контекста: традиции, привезенные из других городов. С некоторых пор иногородние авторы играют заметную роль в петербургской картине – и при этом сохраняют свою “сторонность”, самобытность. Думается, здесь следует говорить прежде всего о четырех поэтах. Первые три прежде представляли Владивосток: это авторы знаменитого альманаха “Серая лошадь”, снискавшего признание в общероссийском масштабе. Сложно выбрать среди петербургских владивостокцев центральную фигуру. Кому-то нравится “бытовая лирика” Вячеслава Крыжановского http://kryzhanovsky.rbcmail.ru/texts/all.htm, кого-то впечатляют верлибры и перформансы Павла Шугурова http://www.gif.ru/greyhorse/gh4/shugurov4.html, но мне ближе всего робкие по интонации, но смелые и нетривиальные по замыслу стихи Лидии Чередеевой www.cheredeeva.rbcmail.ru/poems.html.
Представитель еще одной региональной школы – автор, пишущий под псевдонимом “Этер де Паньи”. Исторически Этер принадлежит Саратову; но его поэзия – самая “всемирно отзывчивая” из молодых поэтик Петербурга. Этер пишет и длинные постконцептуалистские свободные стихи http://vernitski.narod.ru/eter.htm, и короткие тексты вплоть до одностиший http://amber2002.narod.ru/panji.htm, и даже создает полотна визуальной поэзии; многие из них участвовали в международной выставке визуальной поэзии “Платформа” http://platform.netslova.ru/show.php?a=Eter_de_Panji&p=may04, которая в 2005-2006 годах прошла во многих городах России, в США, Польше, Белоруссии, на Украине. Этер также занимается изданием книжечек – вроде chapbooks – иностранных поэтов, о которых без него Россия вряд ли узнала бы.
Обзор наш здесь должен бы подойти к концу, хотя многих достойных упоминания авторов мы обошли в нем стороной. Это и участница программы “Открытый мир” Наталья Курчатова, и автор не менее замечательной, чем ее стихи, прозы Ксения Букша, и Ольга Хохлова из “ПИИТЕРА”, и близкий к кругу Театра поэтов Роман Осминкин, и дружащий с ВАЛИ, но наследующий Скидану Петр Разумов, и “выломившийся” из эстетики группы “Дрэли куда попало” Гера Шипов, и автор хворостеньев (хворостений?) Овсей Рорин, и ориентирующаяся на классическую поэзию Илона Якимова, и замечательная переводчица и тонкая минималистка Мария Сосновская, и победительница петербургских “слэмов” Люба Лебедева, и “танцующий поэт” Мария Громакова, и обладатель “Дебюта-2003” Павел Колпаков, и живущий больше в Москве Андрей Гришаев, и уехавшая в Хельсинки Полина Копылова. Но – остановимся, а необъятное оставим филологам и биографам. Осталось только сказать о том, чего же в молодой петербургской поэзии явно не наблюдается. А не наблюдается прежде всего мини-жанров: ни серьезной японистики (какой, например, в Москве блещут Марина Хаген и Илья Кригер), ни поэтических миниатюр (помимо опытов Этера да гатчинца Максима Сабайтиса) не видать. Зато сильно влияние верлибра; видимо, свободный стих имеет все шансы в скором времени расцвести на петербургской почве. Уже сегодня он серьезно размывает петербургский канон; что-то будет дальше?
Светлана Бодрунова. Поэт, эссеист, переводчик американской поэзии Автор двух книг стихов и подборок стихотворений в журналах «Нева», «Звезда», «Родомысл», «Вестник молодой литературы «Вавилон»», сборниках и альманахах сетевой литературы. Координатор коллегии номинаторов конкурса Liter.ru, редактор-составитель книжной серии «poesii.net».