Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2007
(Рецензия на книгу английских переводов
Alien Matter: Selected Poems
by Regina Derieva, Spuyten Duyvil, NY, 2006)
Без преувеличения можно назвать Регину Дериеву одним из самых выдающихся авторов нынешней русской диаспоры. Она получила признание как автор сильных, неподражаемых стихов, которые занимают надлежащее место в современной мировой поэзии. Ее книги уже появлялись в переводах на английский, шведский, итальянский и французский языки. Дериева переводила Чеслава Милоша, Томаса Мертона, Леса Маррея и других всемирно известных поэтов – эти блестящие переводы способствуют высокой поэтической репутации автора. Последняя, но не менее важная часть творчества Дериевой – проникновенные, глубокие эссе, получившие известность за пределами границ ее родного языка.
За все это Дериевой пришлось дорого заплатить. Ее судьба сопоставима с судьбами таких русских классиков, как Ахматова, Цветаева, Бродский. Выражение Эудженио Монтале “Невозможно преувеличить”, взятое Дериевой в качестве эпиграфа к стихотворению “В точке пересечения”, может послужить удачным девизом ее биографии. Двадцать шесть лет она прожила в Караганде, возможно, в самом жутком углу бывшего СССР, когда-то являвшемся центром необъятной тюремной вселенной, а позднее превратившемся в обыкновенный угрюмый город индустриального профиля. Испытав на себе советские нравы, – врагу не пожелаешь подобных испытаний – Дериева эмигрировала из страны. Во многих отношениях ее жизненный опыт в Израиле и Швеции оказался не менее обременительным, чем в СССР. Он только усилил ощущение экзистенциального изгнания, которое превратилось в отличительную черту ее творчества.
Новая поэтическая книга Дериевой в переводе на английский язык представляет на суд читателя всего лишь небольшую часть ее обширного творчества, состоящего по меньшей мере из двадцати сборников. Тем не менее, это подарок для любого знатока поэзии. Процитированная выше строчка из Монтале точно схватывает суть основной тональности ее письма, которое умело соединяет чрезвычайное напряжение и минималистскую технику. Стихи Дериевой, как правило, краткие по форме, емкие и немногословные, построены на удаленных ассоциациях; она нередко – и вполне успешно – использует характерный прием русской поэзии, а именно перекличку литературных подтекстов, служащих своеобразными паролями для посвященных.
Дериева является прежде всего христианским поэтом, достойной наследницей долгой череды метафизиков, будь то англичане, французы или русские. Обходясь без напыщенной риторики и дидактических нравоучений, ее стихи затрагивают самую сердцевину христианского опыта, подразумевающего серьезное и бесстрашное отношение к жизни, страданиям и смерти. Образы и синтаксис Евангелия и Пророков являются для Дериевой естественной стихией, поскольку апокалиптические предчувствия и мистические ожидания формируют ее отношение к миру. Атеизм для нее – иностранный язык. Тем не менее, религиозный лексикон в ее текстах часто соседствует с каждодневным слэнгом и интонациями тюремных песен. Замечание это особенно относится к ее ранним стихам, которые можно охарактеризовать как метафизику тоталитарного мира с его неизменным символизмом застенков, колючей проволоки, расстрелов, пыток без обезболивания. Стихи эти описывают пространство, где “всегда идет война”. Поэтическое слово (и божье Слово) в этом аду “живет и раздражает власть тем, что живет”. Можно услышать здесь эхо ахматовского “Реквиема” и отголоски поэзии Бродского, однако, данное сравнение нисколько не умаляет самобытности Дериевой. Пытаясь обнаружить ее ближайшее родство, читатель может остановиться и на Элиоте или Джотто.
Среди стихов Дериевой, написанных “на воздухе свободы”, то есть в изгнании, меня особенно поразили “Зимние лекции для террористов”, безжалостно разрушающие наши привычные мифы (ни на секунду не утрачивая библейской и христианской перспективы), и “Последний остров” – полифоническая работа, связанная со шведским опытом автора. Как и прежде, poesis docta проникнута здесь завидной искренностью и непосредственностью. Однако, последние поэтические произведения Дериевой c удвоенной силой стремятся к невыразимому (“писать белым по белому”). Диалектика отчаяния и надежды, ничто и всего, находит свое воплощение в парадоксальных утверждениях, придающих поэтическое измерение извечным теологическим дилеммам. Для нового места, где она проживает, или, чтобы быть точным, для своей новой поэтики, Дериева нашла незабываемую формулу: “Это место, где Бог не факт, а факт лишь человек, предстоящий перед Богом”.
Нужно помнить, что Регина Дериева – мастер двух одинаково непростых поэтических приемов: традиционного русского рифмованного стиха (хотя рифмы ее зачастую неточные, а слова порой обрываются в конце строки) и верлибра. Не все из ее семи переводчиков отважились воспроизвести эту двойственность, а кто-то просто потерялся перед ее многогранной лексикой. Тем не менее, “Инородному телу” удается приблизить англоязычных читателей к мощному поэту, который всегда устремляется “…вверх. По строчкам. По письму… ” и на законных основаниях говорит о себе: “Если кто-то забыл, что такое тьма, я напомню ему, став небесным телом”. Звездой, что освещает Вифлеемскую площадь и Святое Семейство студеной зимой.
Перевод Маргариты Меклиной
Томас Венцлова, выдающийся литовский и американский поэт, переведен на многие языки мира, эссеист и переводчик. Профессор Славистики Йельского Университета.