Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2005
Человек слушает землю — Человек в красных ботинках — Человек с молнией -Человек с рыбой — Арлекин — Ночной полет. Это названия работ Владимира Каневского. Вначале появляется название вещи. Сигнальное слово стихотворчества. Рождение поэмы. И масса полуподатливой глины. Необитаемый остров, который заселяется странными существами. Человеческими фигурами, часто лишенными рук или ног. Порой — они лишнее, дорабатывание и так понятных деталей. Работы Каневского -«автопортреты». «Уродство» этих фигур освобождает художника от внешней необязательности, от красивости. От принятых критериев красивого. Всмотритесь внимательно в почти человеческие существа: они понятны, им прощаешь их «некрасивость», неуверенность. Вглядитесь в собственные души: слаб человек, некрасив, хватается то за рыбу, за молнию, слушает немую землю, пытается понять, на что похожа собственная спина. Не судите…Вот, о чем говорит художник. Его фигуры прекрасны, они чудесны. В рамках того, что нам дано понять о нас самих.. Пускай «Красотой», «Большими Фигурами» и «Большими Идеями» занимаются «Большие Люди», люди системы. А нам, грешным, дай Бог с самими собой разобраться.
На вопрос, зачем он делает свои скульптуры, красиво говоря, творит, Каневский отвечает: это такое наслаждение, освобождение. Это как секс, когда любишь, когда влюблен. Ну и слава Богу, никаких идей! Однако и в этом она есть. Вот он — больной вопрос о мотивах творчества. В данном случае — бескорыстие, поиск высшего признанием своих слабостей и несовершенства. Уходит суета, «тусовка», шум.
Просыпается художник. Ночью встает в студии-квартире в Джерси-сити или в Форте Ли, как говорит русская эмиграция – в Лефортове.. Полицейская сирена орет за окном. Ирландский бар еще открыт, кто-то безуспешно терзает остановившееся сердце автомобиля за углом. Художник начинает работать. «Голос» его становится глуше, серьезнее, возникает диалог с «объектом» внутри бесформенной массы. Рождается жизнь. Жизнь, которую художник знает, то есть — себя. Он пытался лепить женщин, думал, что знает их. А потом — ничего не получилось. Не удивительно! Пытался лепить животных — коня, собак.. Говорит, что нужно знать объект досконально, чтобы он ожил и получился не просто немой слепок. Получаются мужские тела, лица, проклевывающиеся глаза и рты существ, пытающихся выжить.
Где-то на горизонте брезжит башня, дома. Каневский по образованию — архитектор. Может быть башня получится в конце концов на следующем этапе работы. Почти целая жизнь прошла со времени проектирования жилых микрорайонов в городе Лозовая юным выпускником Архитектурного факультета Харьковского строительного института до скульптора, чьи работы — в Музее искусств знаменитого Дюкского университета и до персональной выставки на Пятой Авеню в Манхэттене.
Говорит, что это и не успех совсем, так, периодически везет… Это художник дальнего прицела, долгосрочник.. Человек занят работой, зарабатыванием денег, и ловлей момента, когда удается поговорить с глиной.
Скульптор живет изготовлением чудных изделий из фарфора, мотается на машине по Нью-Йорку, звонит в другие города по сотовому телефону, общается с «дилерами» в Европе. В принципе, и «фарфоровое» дело, в котором он стал признанным мастером, могло бы удовлетворить творческий и коммерческий аппетит многих художников. Но живет Каневский ради тех моментов, когда начинается страстный диалог с глиной, порой с деревом. Это вторая, наиболее истинная его жизнь. А как же — богемное общение? Оно есть, но в свободное от работы время. Слишком много реальной жизни. Не хватает времени, чтобы играть в игры для создания своего «харизматического образа».
Каневский родился и до двадцати восьми лет жил в Харькове. Родился он 22 февраля, то есть, под знаком рыбы. Одна из основных скульптур называется «Человек с рыбой». Утверждает, что никакого отношения к знаку зодиака это не имеет, он не испытывает к этому никакого интереса. Из Харькова переехал к родителям в Ленинград. Отец Арон Каневский был замечательным режиссером кинодокументалистом, поэтом в своем деле, который начал кинокарьру в 52 года! В этом как-то все сливается, в этой семье видна гармония таланта. Это создает странное ощущение мета-искусства, когда главное — это оригинальность, поэзия, а какими конкретными способами художественная истина достигается – это вторично. Поразительно, как Володя слышит и понимает слово. Без профессиональной дымовой завесы демагогии литераторов он «сечет», чувствует его, стержень того, что происходит в художественной речи. И -» как предмет сечет предмет». Любопытно, что говорить ему легче именно с писателями, особенно с поэтами, а не с художниками. «Наше постмодернисткое время — время индивидуализма. Никто все равно никого не понимает.» А вот, в отдаленных областях искусства случаются странные встречи с близкими людьми.
Каневский, скорее, одиночка, маргинал, не принадлежащий к какому-либо направлению. Да и есть ли они, эти направления в наше хаотическое время? Учителей, менторов, в общем, у него не было. Любимые скульпторы: Марино Марини /»Всадник»/, Джакомо Манцу, современный японский скульптор Судзуки, Микельанджело, пожалуй. А в общем, основная линия творчества усыпана обрывками воспоминаний, у художника, внутренне живущего на необитаемом острове.
Как же все-таки начинается скульптура? Название-идея дает первый толчок, который заставляет бросить любую разумную деятельность, например, сон или разговор по телефону, и начать хватать предметы в мастерской. Основное — это возникновение пластического ощущения внутри себя, которое позволяет распознать пластичность и внутри бесформенной массы, хмуро лежащей в углу мастерской. Появляется ощущение эмоционального напряжения формы, пока еще лишенной формы. Кем бы это существо-глыба могло быть? «Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!» В процессе создания скульптуры форма всегда опережает содержание. В этом также отражается поэтичность подхода скульптора: как в стихах: вначале приходит неосознанная эмоция-звук, а потом неоформленное /вновь сформированное/ существо выходит на поверхность /шевеля плавниками/ и принимает, более или менее, культурно /скульптурно/ принятые формы. Отсюда происходит стиль не навязывания зрителю своей интерпретации. Художественные » факты» говорят сами за себя.
Как архитектор, Каневский придерживается мнения, что настоящий дом, тот, который не навязывает жильцам образ жизни, а позволяет жить кому угодно как угодно.
В массе глины появляется существо. Возникает чувство похожее на то, которое испытывал папа Карло, когда из полена начал пищать Буратино. Хотя отношения с материалом больше похожи на отношения с Буратино и с Галатеей. Трудно сказать, почему выбрана именно глина. Точно так же непонятно, почему один художник пишет стихи, а другой автобиографическую прозу. Глина подвижна, податлива, как воск. Как человеческое тело. Так же ранима и изменчива. При работе с камнем нужно убирать лишнее, вырезать, высекать. Происходит борьба с материалом, процесс подчинения. С глиной — взаимное слияние, освобождение от лишнего и «воспитание» объекта. Кто-то слышит звук, кто-то видит цвет /или слышит цвет и видит звук/, другой чувствует форму. Каневский чувствует объем, слышит его, физически ощущает текстуру поверхностей. Говорит, что иногда приходит в невероятное возбуждение, идя по улице после дождя, когда грязь на мостовой блестит, свет яркий — каждая выбоина видна, ощутима. Поэтому фигуры Каневского не только отображают внутренний образ человеческих существ, они — и ландшафт, и планета, земля, необитаемый остров. Как и душа каждого — необитаемый остров. Где каждый и живет. Если не боится это осознавать или старается забыть. Каневский это очень ясно осознает. Вот почему — «Человек слушает землю». Вот почему его вещи не программны, они не утверждение / стейтмент /, не концептуальная подманка, где от А до Я прсматривается продуманное намерение. Вещи Каневского как хорошие стихи — прямы,»просты» и не вычисляемы одновременно. Его не интересуют принятые стили, рынок, в художественном смысле. Черт с ними. Художник занят другим. Себя бы успеть понять!
Вот, что пишет о В.Каневском директор Музея Искусств Дюкского Университета Майкл Меззатеста: «Человеческое тело — обнаженное, одинокое, уязвимое — предмет скульптур Владимира Каневского. Они… напорминают скульптуры древних цивилизаций и связаны с первобытным происхождением существ, созданных из глины в далекой древности. …Художник красноречиво изображает человеческое состояние, запечатляя момент, идею и чувство в виде зрительной поэмы».
Не будем вступать на принятый и приятный, но неверный, путь интерпретации художественных произведений. Каждому они могут сказать что-то свое. А с автором они находятся в постоянном общении.
Вернисаж Владимира Каневского: Галерея, http://www.interpoezia.net/gal.php?id=9 .