Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2004
Оставаясь в постели
Все воскресное утро лежим, разговаривая. Окно,из ноябрьской серости воскресая в звоне колоколов,
осеняется острой, как лезвие, голубизной.
Воздух вспыхивает, мерцает, как сеть. Улов —
капли ласточек, сбитых голодом на лету
с толку, тени скворцов. С прикосновеньем ко льду
холодов, приручаешь истину: мы должны
их принять всем телом. И принимаем, обнажены.
Голоса слоняются, как лунатики, между нами.
Два уступчивых тела сливаются. Полуснами
пробредает любовь, праздно, ленно, летнее
дуновенье
затопляет зеленью ранней пшеницы мгновенье.
В этом тихом согласии мы, вопреки холодам и
зимам,
в прошлых жизнях друг друга смиряемся с
невыносимым.
Перевод В. Гандельсмана
Фамильная драгоценность
Средь прочего я прихватил из дома
родительского грузную солонку,
литую, в ширину ладони, — мать
к ней тянется, к её стеклянным граням,
или в конец стола передаёт
отцу, он у окна, спиной к окну.
Апофеоз: отец жуёт, уставясь
в газету, мать накладывает нам
еду в тарелки — как им удаётся
не пересечься взглядами? — он первый
встаёт, уходит в кресло — ну-ка, что
сегодня пишут, — мать сидит, пока —
короткий разговор иссяк — мы, дети, всё не подчистим, не сгребём
посуду и не поставим в шкаф солонку, там она вбирает воздух по
слезинке, покуда не понадобится вновь её добавка горькая. Сегодня
на кухонном столе стоит, в Покипси. Дешёвая стекляшка зажилась, —
прочней, чем плоть и кровь, как подобает фамильной драгоценности, она
передо мной, — я пригубляю соль и пробую на вкус, и вдруг, случайно
её просыпав, — белый иероглиф изящный на столе — беру щепоть и с
материнским суеверьем быстро бросаю через левое плечо, чтоб
отогнать родительские тени и от исчезновенья уберечь.
Перевод В. Ганделъсмана
Кавалер с улыбающейся девушкой
(Вермеер)
География старого мира
Сближенных фигур
Начинает их одиссею
За пределами карты и
распахнутого окна:
Там они откроют друг друга.
Обычная вода сверкает
За ее сплетенными пальцами,
Огибающими поверхность стекла.
Она знает, это — то основное,
За что надо держаться.
Это — картография сердца,
Играющая с отсутствием,
Создающая из пространства
Фигуру утешения –
Продолженный образ печали.
Беспечальна эта светящаяся
Конечная минута, эта комнатка,
Где ее сокровенная улыбка
Соединяет их,
Излучая жизнь.
Перевод А. Грицмана
Холодное утро
Случайно через щель закрытых штор
Часам к восьми я вижу свет
Меняющий цвета, был уголь а вот синь,
Как нежный газ, меняет суть вещей,
В то утро, что покрыто коркой льда, как бак с водой,
замерзло все и превратилось в кость, как весть у ночи,
жестокосердной к тем сердцам что выжили,
что несравнимо с той бездушной застывшей стужей,
которая как твердый камень крыльев крупной птицы,
раскинутых с вершины Letter Hill до каменистого залива,
и ледниковый взгляд и крючья огромных лап, когтящих окна,
дыхание что превращает в камень все
дыханье камня и в нем
дрожащее тепло в котором жили мы.
Перевод А.Грицмана
Имон Греннан, выдающийся ирландский американский поэт.
В настоящее время живет под Нью-Йорком и преподает в университете.
Недавно вышла книга его стихов с русскими переводами в издательствеARS-INTERPRES.