Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2022
Агата Кристи — любительница интертекста. Не Джойс, конечно, и не Водолазкин, но в свою меру. Несколько иллюстраций к ее литературным играм в романе «Берег удачи» («Taken at the flood», 1948).
Стивенсон
Лин Марчмонт приехала домой. Она дома. «Дома матрос, вернулся он с моря…»[2]
Это фрагмент внутреннего монолога Лин Марчмонт. Через несколько страниц, невнимательный читатель и не заметит, тот же закавыченный текст, но только в расширенном виде — обращенные к Лин слова Дэвида Хантера (тоже фрагмент):
А теперь… — Он дерзко улыбнулся ей. — «Дома матрос, вернулся он с моря…» — это вы. «И охотник дома, вернулся он с гор». Это я…
В русском переводе (в том, который я цитирую) поставлены кавычки — маркёр цитаты. В оригинале — и во внутреннем монологе Лин, и в обращении к ней Дэвида — никаких кавычек. Переводчик (или редактор) опознал незакавыченную цитату и счел за благо ее формально отметить.
Между тем Агата Кристи кавычки здесь благом не считала: цитата вполне внутренне ассимилирована и должна быть опознана читателем как внешний текст без подсказки, а ежели нет, то и не надо: для понимания сюжета необязательно. Для понимания поэтики, для повышения качества чтения — полезно. Читатель, на которого ориентирована Агата Кристи, должен знать эти строки.
Лин — английская девушка — тот человеческий и литературный типаж, который так любит и в описании которого столь преуспевает из романа в роман Агата Кристи. Во время войны Лин служила на флоте. Демобилизовавшись, вернулась в свою деревню. Это она — матрос, вернувшийся с моря домой.
Неслучайная фамилия героя романа Хантер (Hunter) переводится на русский как «охотник». Хантер, как выясняется позже, авантюрист и убийца, человек без нравственных предрассудков — одним словом, «охотник»[3]. Влюбляется в Лин и убивает свою (необходимую ему для дела) подругу — сюжет, использованный Агатой Кристи неоднократно.
Дэвид неумышленно повторяет слова Лин, сказанные ею себе самой. И дополняет их. Один и тот же образ возвращения. Он уверен, что она опознает цитату, и хотя это не говорится, и так ясно, Лин не только понимает, но и принимает смысл его слов. Она поражена совпадением. Дэвид как бы читает ее мысли. Агата Кристи показывает это с большой тонкостью, без прямого высказывания, по-чеховски:
А теперь… — Он дерзко улыбнулся ей. — «Дома матрос, вернулся он с моря…» — это вы. «И охотник дома, вернулся он с гор». Это я… Что с вами?
— Ничего, — сказала Лин.
Она поднялась из-за стола вместе со всеми.
Цитатное совпадение подчеркивает настрой Дэвида и Лин на одну волну, созидающаяся на глазах читателя внутренняя связь.
Речь здесь идет о неназванном стихотворении Стивенсона «Реквием» — хрестоматийная английская классика, «все» знают, потому и кавычки не нужны. Последние слова стихотворения:
Home is the sailor, home from sea,
And the hunter home from the hill.
Моряк вернулся с моря домой,
И охотник вернулся с холмов.
Тhe sailor можно, конечно, перевести и как «матрос», но «моряк» определенно лучше — обобщенней. Существует масса переводов, стихотворение популярное. Не знаю, каким воспользовался переводчик, неважно, может, и сам перевел.
Во внутреннем монологе Лин возвращение моряка — это возвращение в тихую гавань после жизни полной экзотики, приключений, опасности, бездомности. Она мечтала вернуться домой и жить нормальной жизнью — как она себе это представляла. В общем контексте романа ее ожидания ставятся под сомнение, тихая гавань оказывается совсем не тихой: два убийства, одно самоубийство, да и её жизнь висит на волоске, — много веселей, чем на войне. Более того, Лин предстоит узнать нечто важное о себе: что не так уж ей нужна тихая гавань, что моряку домой не так уж легко вернуться: и когда я наполнился морем, мором стала мне мера моя. Но в момент произнесения монолога «мы» этого еще не знаем.
Что касается возвращения Хантера-охотника, то он возвращается в чужой дом, который с помощью обмана прибрал к рукам. Его возвращение иллюзорно. Соединяя текстом Стивенсона себя и Лин, он и ее возвращение ставит под сомнение, рассматривает как иллюзию. И он оказывается прав.
Таков контекст строк Стивенсона в романе «Берег удачи».
Вовсе не совпадающий с контекстом этих строк у Стивенсона.
Стихотворение «Requiem» — о смерти.
Оно стало самоэпитафией и выбито на могильной плите Стивенсона.
Вот оно полностью. Перевод Андрея Сергеева.
Завещание
К широкому небу лицом ввечеру
Положите меня, и я умру,
Я радостно жил и легко умру
И вам завещаю одно —
Написать на моей плите гробовой:
Моряк из морей вернулся домой,
Охотник с гор вернулся домой,
Он там, куда шел давно.
Море и горы — метафора жизни.
Возвращение домой — смерть.
Бесконечно далеко от мира Агаты Кристи и ее героев.
Ну так что?
Агата Кристи на верность Стивенсону не подписывалась.
И не обязана.
Многие авторы используют строки «Реквиема» как ассимилированный внешний текст, популярная классика, не одной Агате Кристи пришло в голову. Вот пара примеров. У Брэдбери есть рассказ «And the Sailor, Home from the Sea» (в русском переводе «Вот ты и дома, моряк»). А герой «Силы и славы» капитан Феллоуз, возвращаясь домой, поет песню, импровизируя: «Дай мне жизнь, которую я люблю, хлеб, смоченный в реке под широким звездным небом, охотник вернулся с моря» — перифраз, в котором строки «Реквиема» соединяются со строками другого хрестоматийного стихотворения Стивенсона — «Бродяга»[4].
Теннисон
Повернемся от гробовой доски Стивенсона к еще одному интертекстуальному образу «Берега удачи». В прологе романа приводится рассказ о человеке, готовом инсценировать собственную смерть, дабы потом объявиться за тысячу миль под новым именем и прожить ещё одну жизнь. Лев Толстой. «Живой труп». Интересно, Агата Кристи читала? Необязательно. Чернышевского, опередил Толстого на десятки лет, да что там Толстого — Теннисона опередил, уж точно не читала, а ведь перевод на английский есть. У Агаты Кристи были другие литературные образцы. Впрочем, могла видеть киноверсию толстовского романа — американский фильм «Redemption» (1930) со звездным составом. Новое имя: «какой-нибудь мистер Инок Арден» — очевидный намек на нарицательность, но если вы не знаток английской литературы, вам нипочем не догадаться, откуда Инок Арден взялся. В отличие от намеренно не атрибутированных Агатой Кристи моряка и охотника, в этом случае она идет читателю навстречу — один из ее персонажей поясняет:
Я думаю… Инок Арден — не настоящее имя. Черт, это просто цитата. Теннисон. Я все выяснил: Инок Арден — это парень, который возвращается и видит, что его жена вышла замуж за другого.
Не он один такой проницательный. Розалин, не обремененная образованием простая крестьянская девушка, припоминает:
Кажется, было такое стихотворение, Дэвид, что-то о человеке, вернувшемся обратно…
Это уже когда на другом конце романа мистер Инок Арден таки является: вы меня ждали — вот он, я. Мимолетно предъявленное в первом акте ружье стреляет, как ему и положено, в третьем.
Начитанные крестьяне, однако, живут в Англии. Во всяком случае, жили во времена Агаты Кристи: в соответствии со вторым законом термодинамики мир портится, уровень образования падает — нынешние английские пейзане Теннисона не читают. Или все-таки читают? Если нет, не нам бросать в них камень.
Итак, Теннисон. Фамилию своего пропавшего героя: Андерхей — Агата Кристи сделала созвучной фамилии героя Теннисона: Арден (Андер-Арден). Переводчик слишком формально подошел к транслитерации имени Enoch. Инок, благодаря православным коннотациям, вообще все запутывает. По-русски это все-таки Энох (или Енох) — с возможной ссылкой на библейского персонажа.
Поэма Теннисона названа именем героя-рыбака. После длительного отсутствия (гулял десять лет Робинзоном на необитаемом острове) он возвращается неузнанным (моряк из морей вернулся домой). Жена его между тем, полагая, что он утонул, вышла замуж — не желая обрушивать ее счастливую семейную жизнь, Энох Арден сохраняет инкогнито и умирает от разбитого сердца.
Ситуация эта отчасти воспроизводится в «Береге удачи». Андерхей (незаконнорождённый племянник Эноха Ардена) умирает. Во всяком случае, существуют свидетели его смерти. Правдиво ли их свидетельство — бог весть. Вдова Андерхея повторно выходит замуж… пропускаем важные для сюжета, но неважные для литературной игры обстоятельства… и тут является шантажист, называющий себя Иноком Арденом.
Энох Арден Теннисона — праведник. Персонаж Агаты Кристи, взявший имя Инока Ардена, — прохиндей.
Один скрывает свое имя из любви, благородства, самопожертвования — другой скрывает свое имя и заслоняется литературным псевдонимом для шантажа.
Один умирает от разбитого любящего сердца — другому разбивают непутевую голову.
Так распоряжается Агата Кристи интертекстом.
Причем не только в этом романе.
Стоит сказать, что с полюбившимися сюжетами Агата Кристи так просто не расстается: найдя золотую жилу, она продолжает ее и дальше разрабатывать. Полиморфированный Энох Арден является в других ее сочинениях, по крайней мере, еще дважды: в рассказе «Доколе длится свет» (1927) и в романе «Хлеб великанов» (1930)[5]. «Доколе длится свет»[6] — небольшой рассказ, сджет Теннисона представлен в ничем не осложненном виде, хотя и в иных декорациях. Фамилия героя, чтобы мимо даже самых несообразительных не пролетело, — Арден. В романе, понятно, помимо этой линии, много чего есть.
И еще по мелочи. В едва ли не самом знаменитом романе Агаты Кристи «Восточный экспресс», написанном на полтора десятка лет раньше «Берега удачи», одна из пассажирок — миссис Хаббард; ее фамилия и образ суетливой болтливой женщины — необходимая для сюжета маска трагической актрисы с неслучайной фамилией Арден. Фамилия едущей в том еж вагоне дочери Линды Арден — Андрени (та же фонетическая игра Ард-Андр). Обе женщины заинтересованы, чтобы их прошлое было скрыто, но Эркюля Пуаро не проведешь.
А еще Арден является в «Немезиде», но его явление фантомно. В самом начале мисс Марпл, проглядывая местную газету, с понятным возрастным интересом углубляется в объявления о смертях. Перечисление фамилий занимает целую страницу. Среди прочих и Арден. О! С ним-то тут все и будет связано. Но с ним решительно ничего не связано — просто это отвлекающий внимание своеобразный юмор Агаты Кристи.
Теннисон был, возможно, главным поэтом викторианской эпохи, ну, хорошо, одним из. Агата Кристи прекрасно нала его и предполагала такое же знание у своих читателей. Название одного из ее романов — «Разбилось зеркало, звеня» («The Vbrror Crack’d from Side to Side») — цитата из поэмы Теннисона «Волшебница Шалотт».
Шекспир
Шекспир из любимых авторов — едва ли не в каждом романе. И в «Берега удачи» тоже представлен.
— …Видите ли, здесь перед вами два различных вида преступления, и соответственно — у вас должно быть два разных убийцы. Входит Первый убийца, входит Второй убийца…
— Не цитируйте Шекспира,- стонал Спенс. — Это не драма времен Елизаветы.
Следователь попался с хорошим культурным бэкграундом: сразу опознает Шекспира. Интересно, откуда эти убийцы: из «Макбета» или из «Ричарда III»?
В детективном тексте эти двое всегда кстати, определенно Эркюль Пуаро не прочь процитировать при случае одно и то же — тем паче, что в разных романах у него разные собеседники и некому укорить его за повторы. Вот и мы не укорим. Кроме того, у великого человека нет детей, и кто скажет ему с последней прямотой: папа, ты уже сто раз эту шекспировскую парочку вспоминал — сколько можно?!
Итак, в «Восточном экспрессе» подстрекаемый Агатой Кристи Эркюль Пуаро пускает в ход те же шекспировские образы: входит Первый убийца — сильный праворукий мужчина, входит Второй убийца — слабая леворукая женщина. Это еще до того, как понял, что убийц несколько больше. Разница в том, что в «Восточном экспрессе» Эркюль Пуаро прямо говорит, что входящие вошли из Шекспира, а Спенсу сообщать это нет нужды — он и сам сообразит. Осведомленный о шекспировских страстях Спенс полагает, что время прошло.
Пуаро возражает:
— Да нет — это как раз по Шекспиру. Здесь налицо все чувства, человеческие чувства, которыми Шекспир упивался: ревность, ненависть, внезапные поступки в порыве страстей. Есть стремление использовать счастливый случай: «Прилив бывает и в делах людей. Прилив, который — если не упустишь — к богатству приведет…» Кто-то играл эту роль, старший инспектор. <…> …Все это было блистательно исполнено и, так сказать, под самым вашим носом.
Спенс с раздражением потер свой нос.
Фрагмент, как видите, завершается хорошей шуткой.
В отличие от внутреннего монолога Лин и реплики Дэвида, где кавычки отсутствуют, здесь они вполне уместны: это не ассимилированная цитата — это просто цитата с прямым указанием на автора: Шекспир. Откуда приведенные строки, не говорится, но определить пьесу и место в пьесе несложно: это фрагмент монолога Брута из «Юлия Цезаря», IV акт, сцена 3. Не знаю, каким переводом воспользовался переводчик романа, может, и сам сделал. Вот монолог Брута в ином переводе — Михаила Зенкевича, где процитированные Пуаро слова помещены в природный контекст:
В делах людей прилив есть и отлив,
С приливом достигаем мы успеха.
Когда ж отлив наступит, лодка жизни
По отмелям несчастий волочится.
Сейчас еще с приливом мы плывем.
Воспользоваться мы должны теченьем
Иль потеряем груз.
А вот еще в переводе Исая Мандельштама:
В делах людей бывает миг прилива;
Он мчит их к счастью, если не упущен,
А иначе все плаванье их жизни
Проходит среди мелей и невзгод.
Так мы теперь — на гребне у волны
И плыть должны с услужливым потоком
Иль счастье упустить.
А вот оригинал:
There is a tide in the affairs of men,
Which, taken at the flood, leads on to fortune;
Omitted, all the voyage of their life
Is bound in shallows and in miseries.
On such a full sea are we now afloat;
And we must take the current when it serves,
Or lose our ventures.
Я бы перевел fortune не как «богатство», не как «успех», не как «счастье» — как «удачу».
Теперь, обратите внимание на выделенные слова английского текста: taken at the flood. Агата Кристи вынесла их в название своего романа: «Берег удачи» — в оригинале как раз «Taken at the flood». И сделала только что процитированный мной монолог Брута эпиграфом — ума не приложу, почему он отсутствует в русском переводе, во всяком случае, в том, что попал мне в руки. Интересно, что эпиграф без ссылки на автора, — читатель сам должен атрибутировать текст.
Незакавыченная цитата в названии вместе с тут же приложенным эпиграфом, из которого она и взята, — декларация литературной игры, где налицо перенесенные в послевоенную английскую деревню шекспировские страсти: ревность, ненависть, зависть, страх, любовь, ярость, безумные поступки и стремление оседлать колесо фортуны. Литературная игра вместе с лучшим в мире шекспироведом — великим Эркюлем Пуаро.
[1] © Михаил Горелик, 2022
[2] Здесь и далее текст цитируется в переводе Н. Озерновой по изданию: А. Кристи. Произведения разных лет. Берег удачи. Объявлено убийство: Романы. — М.: САДПР, 1990.
[3] Отмечу a propos, к делу уж совсем не идет: в классической еврейской комментаторской традиции «охотник» — синоним разбойника. Нет сомнения, что Агата Кристи понятия об этом не имела.
[4] О песне капитана Феллоуза см. подробно в: Рифмы Грэма Грина // Ксения Атарова. Англия, и не только. — МИК. 2016.
[5] Оба эти произведения — не детективы, оба написаны под псевдонимом Мэри Уэстмакльь.
[6] Название рассказа — цитата из стихотворения Суинберна «Erotion».
I shall remember while the light lives yet
And in the night time I shall not forget/
Я буду помнить, доколе длится свет,
И не забуду, когда сойду во тьму.
Очередное свидетельство интертекстуальностиАгаты Кристи.