Фрагменты книги
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2022
По-моему, мои книги никакого значения не имеют. Они занимательны, не более того.
Агата Кристи
Пролог
Окончательное решение созрело в тот же день.
Когда в десятом часу вечера, в пятницу 3 декабря 1926 года, она раздвинула тяжелые бархатные шторы, ни дороги, ни огней Саннингдейла (даром что Солнечная долина), ни живописного вида, открывавшегося из окна верхнего этажа, из-за густого тумана видно не было.
Этот зимний вечер ничем, казалось бы, не отличался от любого другого. Дочь, семилетняя Розалинда, крепко спала в соседней комнате. Внизу, на кухне, гремела кастрюлями и что-то напевала себе под нос служанка Лили. Из Лондона вечерним поездом возвращалась ее секретарша и — по совместительству — няня Розалинды Шарлотта Фишер. Когда-то она прозвала Шарлотту — не только няню и секретаршу, но и близкую подругу — Карло, и с тех пор никто мисс Фишер иначе не называл. У Карло сегодня был «отгул»: она сама настояла на том, чтобы Карло провела вечер пятницы в Лондоне, пошла с другом в ресторан потанцевать…
Она присела к столу, взяла свою визитную карточку и на обороте крупными буквами вывела: «Дорогая Карло»; дальше, однако, дело не пошло: в возникших обстоятельствах писать подруге даже короткую записку было куда труднее, чем детективные романы. Писала она, впрочем, всегда тяжело — придумать и раскрыть преступление было гораздо легче, чем его описать. «Как» было для нее сложнее, чем «что».
Карло должна была появиться в течение часа, а вот мужа, в прошлом военного летчика королевских ВВС, высокого, бравого, усатого полковника, с которым она прожила двенадцать лет и который гольфом интересовался куда больше, чем женой, тем более — ее сочинениями, она в тот вечер не ждала. В «Стайлзе» он вообще был последнее время редким гостем. Давно прошли те времена, когда, приобняв молодую жену за талию, он ей нашептывал: «Пообещай, что всегда будешь так же неотразима». Эту фразу она потом подарила одному своему персонажу, такому же, как Арчибальд Кристи, записному кинематографическому красавцу. И такому же, как теперь выясняется, негодяю.
Первым (и последним), кто догадался, что возвращаться в «Стайлз» она в ближайшее время не намерена, был Питер, жесткошерстный терьер, ее любимец и гроза окрестных кошек, подарок родителей Розалинде, когда они переехали в «Стайлз». Недолюбливал Питер и Карло с Розалиндой, люто ревновал и ту и другую к хозяйке. Подозревал, и не без оснований, что ее сердце отдано не ему одному.
Оставалось еще два дела: поцеловать на прощанье спящую дочь и оставить на столе в шкатулке красного дерева обручальное кольцо — его они найдут без труда.
Перед самым отъездом почему-то вспомнилось, как Клара, ее покойная мать, весной этого года, незадолго до смерти, сказала дочери трагическим шепотом: «Знаешь, иной раз так хочется расстаться с собственным телом», и после глубокомысленной паузы пояснила: «Не терпится поскорей выйти на свободу из этого узилища!» Как в воду смотрела! И еще вспомнилось, как Арчибальд (отменно здоровый, здравомыслящий человек, он терпеть не мог разговоров о болезнях и смерти и в трудную минуту принимался шутить и рассказывать анекдоты) предложил ей, узнав о кончине тещи, поехать с ним в Испанию, где у него были дела, развеяться. Так и сказал: «Получишь удовольствие — развеешься». У нее тогда впервые возникло ощущение, что он ей чужой, о чем она потом напишет в «Автобиографии»:
Охватывает ужас, когда сидишь за чайным столиком с самым близким тебе человеком и вдруг сознаешь, что человек этот тебе чужой.
В тот день, 3 декабря, вернувшись, по обыкновению, из клуба домой уже под утро, Арчи налил себе чаю, затянулся сигарой, после чего, стараясь на подругу жизни не смотреть, совершенно спокойно, деловым тоном, словно речь шла о покупке холодильника или поездке в Геную (любил Лигурию!), напомнил ей о том, о чем говорил еще летом. Он влюблен в другую женщину и хочет развестись. И чем раньше, тем лучше. «Ее зовут Нэнси Нил, — уточнил он. — Ты наверняка ее помнишь, она бывала у нас дома». Ее, как и в тот раз, в августе, охватила паника, она почему-то, облизнув губы и нервно поправляя прическу (как всегда, когда волновалась), пустилась в извинения, словно была в чем-то виновата. Стала сбивчиво говорить, что поменяет свой образ жизни, в котором не было ровным счетом ничего предосудительного, и попросила о трехмесячной отсрочке. И, чтобы снять напряжение, предложила мужу, по сути уже бывшему, поехать на уикэнд в Йоркшир, в чем ей было под благовидным предлогом незамедлительно отказано: «Боюсь, не получится, дорогая, давно уже договорился с друзьями провести выходные у них в Хартморе». После чего она, вдруг сообразив, в какое унизительное положение сама же себя поставила, взорвалась и пригрозила: «Не поедешь со мной в Йоркшир — дома меня, когда вернешься, не застанешь». Арчибальд — он и не думал возвращаться — был, как видно, к этой вспышке готов и с невозмутимым видом заявил, что ему уже давно надоело «разгадывать эти шарады» и он уходит. Сказано — сделано: потушил сигару, допил чай, взял со стола газету и, сказав на прощанье, что разводом, если она будет противиться, он займется сам, без ее участия, вышел из дома, сел в машину и уехал. Чтобы, как пишут в душещипательных романах, «никогда уже больше не возвращаться». Он уехал, а она вспомнила, как еще ребенком, играя в «исповедь» (чистосердечные ответы на прямые вопросы), на вопрос: «Самое большое несчастье?» ответила: «Это когда меня разлучают с тем, кого я люблю».
Тогда-то окончательное решение и было принято. Не зря же она сочиняет детективы, шесть романов уже увидели свет, заканчивает седьмой.
Записки, адресованные Карло и Арчи, были написаны и положены на стол в прихожей, чемодан наскоро собран (несколько платьев, ночная рубашка, две пары обуви). Она спустилась вниз, потом передумала, вернулась, как была в шубе и шляпке, в гостиную, где просидела минут пятнадцать — а вдруг Арчи все-таки одумается и вернется? Просидела, глядя на висевшую на стене картинку, обложку ее книги, вышедшей в «Bodley Head»: за темно-синей, с разводами занавеской застыл человек в ярко-красном халате; в глазах у него ужас, в руках свеча, в свете свечи видно, как кто-то склонился над столом, а в дверях неподвижно стоит высокая женщина с накидкой на полных плечах. Наконец решительно встала, взяла чемодан, вышла на улицу, медленно, словно нехотя, направилась к гаражу и, громко сказав вслух: «Так тому и быть!», села за руль недавно купленной «моррис-коули» и, отъезжая, подумала: «При чем тут шарады?!»
Глава шестая
Хроника исчезновения
1
Пятница, 3 декабря1926 года, 11.30 вечера. По возвращении из Лондона Карло обнаружила, что двери гаража распахнуты, обе служанки, особенно Лили, перепуганы. На вопрос Карло, что случилось, Лили ответила, что часов в одиннадцать вечера миссис Кристи выгнала машину из гаража и уехала, не сказав куда. «Я не знала, что и думать!» — вспоминала впоследствии слова служанки мисс Фишер.
Суббота, 4 декабря, 6.30 утра. Фермерский рабочий Эрнест Кросс сообщает полиции, что он только что помог какой-то женщине завести машину. По его словам, женщина стояла возле своего автомобиля «моррис-коули» в нескольких ярдах от гостиницы «Ньюлэндз-Корнер» и очень нервничала. Обхватив руками голову, она громко стонала. «У нее, — рассказал корреспондентам столичных газет Э. Кросс, — зуб на зуб не попадал, и это неудивительно, ведь она была без пальто, в легком платье и в летних туфлях и, если не ошибаюсь, даже без шляпы. Женщина бросилась ко мне, стала умолять, чтобы я завел ее машину, что я и сделал: двигатель был разогрет, и машина завелась с одного раза».
Суббота, 7 утра. Джек Бест, пятнадцатилетний цыган, по дороге в деревню Олбьюри замечает в кустах у дороги легковую машину: «Возле мелового карьера, в трехстах ярдах от дороги, рядом с живой изгородью автомобиль… Я заглянул внутрь, на полу валяется одежда, в салоне никого. Я бегом вернулся на дорогу и сообщил о своей находке полицейскому».
Суббота, 7.30 утра. По пути в город Фредерик Дор, механик автомобильного завода «Темз-Диттон», заходит выпить кофе в закусочную Алфреда Лалленда. Услышав рассказ перепуганного Джека Беста, отправляется посмотреть на брошенную машину. «В машине никого, фары выключены», — сообщит он впоследствии репортерам. Из гостиницы «Ньюлэндз-Корнер», что на Клэндон-роуд, Дор звонит в полицию и заявляет, что по дороге на работу он увидел брошенный «моррис», а возле машины молоденькую девушку, «совсем еще девчонку».
Суббота, 8 — 11 утра. Прибыв на лондонский вокзал Ватерлоо, Агата Кристи пьет кофе в станционном буфете. Видит афишу с рекламой водолечебного отеля «Хайдро» в Харрогейте. Берет такси и едет в универмаг «Уайтли» купить пальто, несессер и кое-что из белья. Перечитывает, перед тем как его отправить, письмо своему зятю Кэмпбеллу Кристи, брату Арчибальда. Ставит его в известность, что неважно себя чувствует и едет отдохнуть в Йоркшир. Содержание письма Кэмпбелл наверняка передаст брату — на это расчет. Выезжает поездом 11.15 с вокзала Кингз-Кросс в Харрогейт.
Суббота, 10.30 утра. Несколько полицейских из полицейского управления в Гилфорде осматривают «моррис-коули». В докладной перечислены вещи в салоне: демисезонное пальто, две пары черных туфель, серый джемпер, вечернее платье и просроченное водительское удостоверение на имя Агаты Кристи, Саннингдейл, Англия.
Суббота, 11.30 утра. Двое полицейских являются в «Стайлз» сообщить, что автомобиль фирмы «моррис-коули» без водителя обнаружен в Ньюлэндз-Корнер, поблизости от Гилфорда, в графстве Суррей, примерно в часе езды от Саннингдейла. Машина, как было установлено, принадлежит миссис Агате Кристи. Полицейские выясняют у Карло Фишер, где хозяева дома. Карло сообщает, что хозяева отсутствуют: «Миссис Кристи, насколько мне известно, вчера вечером уехала на машине. Последнее время она неважно себя чувствует, и ее родные очень за нее беспокоятся. Мистер Кристи, по всей вероятности, в Годалминге». После ухода полицейских Карло находит записку от Агаты: «Сегодня дома не ночую. Завтра дам знать, где я».
Суббота, 12.00 дня. Карло звонит в Хартмор-коттедж мистеру и миссис Джеймс, где в это время гостит Арчи вместе с Нэнси Нил. Ставит полковника в известность об исчезновении его жены. Мистер Кристи в сопровождении полицейского, приехавшего в это же время в Хартмор сообщить хозяевам и гостям о пропаже миссис Кристи, выезжает в «Стайлз». На вопрос полицейского, где его жена, полковник Кристи отвечает, что ему неизвестно, какие у жены планы на выходные, последнее время миссис Кристи очень нервничает и вообще — говорит мистер Кристи — отличается неуравновешенным нравом. Ложь: нрав у Агаты Кристи более чем «уравновешенный» — ему ли не знать.
Суббота, 12.30. В «Стайлз» Арчибальд Кристи обсуждает возникшую ситуацию с Карло Фишер. Пробегает глазами адресованную ему записку от Агаты и тут же в сердцах бросает ее в камин. На вопрос Карло, что Агата ему пишет, следует ответ: «Ничего». — «Зачем в таком случае было записку сжигать?» — задается Карло законным вопросом. Во время поисков пропавшей Агаты Карло ведет подробный дневник, много лет спустя она передаст его дочери Агаты Розалинде, которая, как пишет одна из самых авторитетных биографов писательницы Джанет Морган, носила этот дневник с собой и никогда с ним не расставалась[2].
Суббота, 13.00. Карло и Арчи на полицейской машине выезжают из «Стайлз» в Ньюлэндз-Корнер. Возле брошенной машины толпы людей, с лотка торгуют кофе, чаем и мороженым. В Ньюлэндз-Корнер Арчибальда Кристи допрашивает суперинтендант полиции графства Суррей Уильям Кенворд. Машину Агаты на буксире отгоняют в техцентр на Эпсон-роуд. По приказу Кенворда, тело Агаты Кристи безуспешно ищут в близлежащем пруду Сайлент-Пул, из которого с этой целью выкачивают воду. Поиски ни к чему не приводят, удается найти лишь выпачканную в грязи женскую туфлю и отороченную мехом бежевую женскую перчатку.
Суббота, 13.30. Полиция наведывается в Эшфилд, но на звонки никто не отзывается — дом пуст. Розалинда идет в школу в сопровождении полицейского. Полиция дежурит при входе в «Стайлз» и у телефона.
Суббота, 15.00. Кенворд рассылает по полицейским участкам в близлежащих районах сообщение о пропаже человека: «Из своего дома ‘Стайлз’ в Саннингдейле выехала в неизвестном направлении миссис Агата Мэри Кларисса Кристи, жена полковника А. Кристи, 36 лет, рост 5 футов 7 дюймов, волосы рыжие, зубы свои, глаза серые; хорошо сложена. Одета: серая юбка, зеленый джемпер, темно-синий кардиган, зеленая велюровая шляпка. С собой у нее могла быть белая сумочка, в которой находилось от пяти до десяти фунтов стерлингов. Из дома выехала в четырехместном ‘моррис-коули’. В оставленной миссис Кристи записке говорится, что она едет кататься. Ранним утром 4 декабря в субботу машина обнаружена в Ньюлэндз-Корнер, Олбьюри, графство Суррей».
Суббота, 18.00. В газетах появилось сообщение, что перед отъездом Агата Кристи оставила мисс Фишер письмо с просьбой отменить заказанный номер в гостинице в Йоркшире, и мисс Фишер отправила телеграмму в гостиницу в Беверли и отменила заказ. Содержание письма Агаты Кристи мисс Фишер обсуждать с полицией отказывается: «Это частное письмо, в нем не говорится, куда она могла поехать. Это письмо означает только одно: миссис Кристи сочла, что она должна покинуть дом».
Воскресенье, 5 декабря, утро. Суперинтендант полиции Кенворд сообщает корреспонденту «Ивнинг ньюс», что в случае необходимости он «поднимет в воздух авиацию».
Французские, испанские, американские и немецкие газеты выходят с сообщением об исчезновении известной английской писательницы. «Миссис Агата Кристи, писатель, исчезла при невыясненных обстоятельствах из своего дома в Англии» («Нью-Йорк тайм»).
Воскресенье, середина дня. В полиции возникло подозрение, что Агата Кристи скрывается не одна. В подтверждение этой версии в лесу, неподалеку от Ньюлэндз-Корнер, в пустом деревянном срубе были найдены рождественская открытка, несколько писем и пудреница; за срубом установлено наблюдение. Предприимчивый полицейский высыпал на пороге зубной порошок, чтобы оставались следы.
Миссис Агата Кристи выходит из своего номера в отеле «Харрогейт-Хайдро», где она зарегистрировалась как «Миссис Тереза Нил, Кейптаун, Южная Африка», и спускается в библиотеку гостиницы, где с интересом просматривает свежие газеты. Особенно ее заинтересовал заголовок на первой полосе «Дейли мейл»: «Писательница скрывается из виду».
Воскресенье, вечер. После подробного описания в «Дейли мейл» внешности А. Кристи появляются первые свидетели; их число растет с каждым днем. Миссис Де Сильво сообщила корреспонденту этой газеты, что миссис Кристи — ее соседка, что она «прелестный человек, умница», что у нее «преданный, замечательный муж». И что она, должно быть, очень устала от необходимости «постоянно удовлетворять непомерный аппетит своих многочисленных читателей». В среду 1 декабря, рассказала миссис Де Сильво, она вместе с Агатой ездила в Лондон «пошататься по магазинам», и по дороге они говорили о том, что хорошо бы съездить на Новый год в Португалию. Миссис Китчингс сообщила, что накануне ей встретилась женщина в шляпке, пальто и юбке, «как две капли воды» похожая на Агату Кристи. «Она подошла ко мне вплотную и окинула меня пристальным взглядом, после чего, не сказав ни слова, удалилась». Мистер Ральф Браун из Баттерси заявил, что субботним утром проезжал мимо Ньюлэндз-Корнер и увидел миссис Кристи. «Судя по ее виду, — сообщил Браун, — ей было на все наплевать. Я предложил ее подвезти, но она сказала: ‘Я никуда не тороплюсь, спасибо’». Скотник из Шира заявил, что в субботу в четыре часа утра он видел, как «моррис-коули» направляется в сторону Ньюлэндз-Корнер. А мистер Ричардс, счетовод в местном охотничьем угодье, сообщил, что в субботу днем видел женщину, очень похожую на Агату Кристи; она сидела в машине с хорошо одетым мужчиной лет тридцати двух в серой фетровой надвинутой на глаза шляпе. По словам Ричардса, эту машину в пятницу вечером видели на той же улице рядом с автомобилем такого же цвета, как «моррис» миссис Кристи. Его слова подтвердил мистер Фолдз, сын окрестного фермера, он тоже видел в пятницу поздно вечером и в субботу днем эти же две машины и добавил к сказанному: «В тот день я дважды замечал эту женщину возле ‘морриса’, но при виде меня она всякий раз садилась в машину, чтобы оставаться незамеченной. Меня это, признаться, насторожило».
В воскресенье вечером корреспонденты лондонских газет съезжаются в Ньюлэндз-Корнер, расставляют брезентовую палатку и устанавливают дежурство. Дежурство продолжается до вторника.
Понедельник, 6 декабря, утро. В интервью «Вестминстер газетт» полковник Арчибальд Кристи рассуждает: «Не могу вообразить, что произошло с моей женой. У нее, по всей видимости, был нервный срыв и, как следствие, — потеря памяти. Это единственное, что приходит в голову».
Репортер «Дейли скетч» показывает ясновидящей демисезонное пальто Агаты, и ясновидящая описывает местоположение коттеджа в лесу, где может находиться тело пропавшей писательницы. Спустя пятьдесят лет Ритчи Колдер, тогда начинающий репортер «Дейли ньюс», расскажет «Вестминстер газет», как он вместе со своим коллегой искал в лесу этот коттедж и как в коттедже они нашли ипекакуану и опиум. Впоследствии мистер Колдер от своих показаний откажется.
Понедельник, середина дня. Арчибальд Кристи обращается за помощью в Скотланд-Ярд. В Скотланд-Ярде ему ответили, что разыскивать пропавших дело полиции: «Мы вмешаемся лишь в том случае, если полиция обратится к нам за помощью с официальным запросом».
В связи с возникшими слухами о самоубийстве Агаты Кристи, а также о том, что у нее мог быть с собой револьвер, исчез ее паспорт и с ее банковского счета пропали деньги, ее муж, Арчибальд Кристи, заявляет репортерам, что новостей от жены у него пока нет, но у нее никогда не было револьвера, и она ни разу не говорила, что собирается покончить собой.
Репортер одной вечерней газеты отводит в бревенчатый сруб барменшу из гилфордской гостиницы. Он высыпает на порог пудру и заставляет девушку на порог наступить. На следующий день в газете появилась фотография отпечатка женской обуви с подписью: «Не это ли отпечаток ноги миссис Кристи?».
«Дейли мейл» назначает сто фунтов вознаграждения тому, кто «даст правдивую информацию о местонахождении писательницы, если она еще жива».
Вторник, 7 декабря, утро. «Ивнинг ньюс» приводит рассказ мистера Дэниэлса, жителя Вулвича: «6 декабря в понедельник, в одиннадцатом часу вечера, входная дверь внезапно распахнулась, и в холл моего дома вошла женщина. Женщина очень волновалась, она протянула мне руку, в которой держала один фунт стерлингов, и потребовала, чтобы я ей эти деньги разменял. Когда я ответил, что мелочи у меня нет, она тут же ушла». Капитан Кэмпбелл Кристи, сообщила «Дейли ньюс», выразил сомнение, что Агата могла добраться до Вулвича.
Вторник, вечер. По просьбе Арчибальда Кристи старший инспектор беркширской полиции Чарльз Годдард ставит охрану в «Стайлз» — полицейского и детектива в штатском. В отличие от Кенворда, Годдард считает, что А. Кристи жива и хотела «попросту отдохнуть от мужа».
По сообщению «Ивнинг ньюс», в поисках пропавшей писательницы приняли участие не меньше пятисот человек. Официальная версия полиции графства Суррей: Агата разбила машину, выбралась из нее и потерялась в лесу.
Центральные лондонские газеты выходят с фотографиями Агаты Кристи на первых полосах. Под фотографиями крупными буквами значится: «Тайна исчезновения миссис Кристи. 100 фунтов тому, кто сообщит о ее местопребывании». Из газет, которые Агата Кристи регулярно просматривает в библиотеке отеля, она узнаёт, что, по словам мужа, у нее был нервный срыв и что она давно жалуется на провалы в памяти.
Эдмунд Корк дает интервью «Дейли мейл»: «В прошлый четверг, когда мы виделись в последний раз, миссис Кристи выглядела прекрасно, в ее поведении, манере держаться не было ничего необычного. Она пишет очередной роман ‘Тайна голубого поезда’ — осталось меньше половины».
Среда, 8 декабря, утро. В газетах появилось сообщение, что Кэмпбеллу Кристи пришло от Агаты письмо, отправленное из Лондона 4 декабря по адресу: «Королевская военная академия, Вулвич». Если верить газетам, Кэмпбелл прочитал письмо на следующий день, в воскресенье 5 декабря, отложил его, а когда узнал об исчезновении невестки, хватился письма, но его не нашел. Конверт же отправил брату, предварительно ему позвонив. В этом письме, говорится в некоторых газетах, Агата писала зятю, что последнее время неважно себя чувствует и собирается поехать подлечиться в Йоркшир, в водолечебницу. «Таймс» проверила эту информацию, но ни в одном из оздоровительных отелей Йоркшира миссис Агата Кристи не значилась.
Среда, вторая половина дня. Миссис Хемсли, свекровь А. Кристи, сообщила корреспонденту «Дейли мейл», что после смерти матери Агата впала в тяжелую депрессию и что она, судя по всему, «не отвечает за свои действия». Миссис Хемсли также рассказала газете, что в пятницу днем, 3 декабря, незадолго до своего исчезновения, Агата побывала у нее в Доркинге. «Когда она уезжала, — закончила свой рассказ миссис Хемсли, — настроение у нее заметно улучшилось, но я обратила внимание, что она, прежде чем уехать, некоторое время, глубоко задумавшись, просидела в машине».
По приказу Кенворда, полиция числом от четырехсот до пятисот человек продолжает прочесывать местность вокруг Ньюлэндз-Корнер. Кенворд по-прежнему убежден, что «тайну исчезновения следует искать здесь». В поисках принимают участие полковник А. Кристи и жесткошерстный терьер Питер — собаке дали понюхать обувь Агаты.
Четверг, 9 декабря, вечер. В заметке «Версия подсознания», напечатанной в «Дейли мейл», впервые говорится о том, что действия Агаты Кристи могли быть вызваны потерей памяти, «тем, что некоторые психологи называют утратой идентичности».
Арчибальда Кристи вызывают на допрос в полицию после того, как становится известно, что он сжег записку, которую оставила ему жена. «Письмо жены носит сугубо личный характер и к ее исчезновению не имеет никакого отношения. Я убежден, что написано письмо задолго до решения уйти из дома», — объясняет полковник на допросе.
Пятница, 10 декабря. Арчибальд Кристи дает два больших интервью газетам «Ивнинг ньюс» и «Дейли мейл»: «Я уже говорил в полиции, что не хочу втягивать в эту историю моих друзей. Все, что произошло, касается только меня. Меня преследуют и травят, как преступника, и я хочу только одного — чтобы меня оставили в покое. Мой телефон звонит не переставая: всех интересует, что с моей женой. Мне звонят даже ясновидящие, говорят, что если я хочу найти жену, то должен устроить спиритический сеанс. <…> Она ушла из дома без всякой видимой причины; впрочем, нервы у нее последнее время были на пределе. <…> Действительно, возможность исчезнуть по собственной воле моя жена не исключала. Некоторое время назад она сказала сестре: ‘Я могла бы исчезнуть и раньше, если б захотела’. А значит, она этот вариант обдумывала — быть может, чтобы использовать побег в своих книгах. <…> Ее побег я объясняю тремя причинами: она могла исчезнуть умышленно, будучи в здравом уме; побег мог быть вызван потерей памяти, а мог — желанием покончить с собой. Я склоняюсь к первому объяснению, но и потерю памяти тоже не исключаю: последнее время она очень нервничала. В самоубийство я не верю, она никогда не грозила покончить с собой, но если и рассматривала такую возможность, то, скорее всего, воспользовалась бы ядом. Нет, она не говорила, что хочет отравиться, но яд фигурирует во многих ее книгах. Если бы она хотела достать яд, она смогла бы это сделать: она всегда добивалась, чего хотела. Возвращаясь к суициду: если человеку понадобилось свести счеты с жизнью, он вряд ли уедет из дома так далеко, не станет идти пешком невесть куда, без пальто, бросив машину в кустах. Вот почему я не верю, что жена покончила с собой. <…> Предположение, что в пятницу утром мы с женой повздорили, совершенно несостоятельно. Она была совершенно здорова — во всяком случае, ей было не хуже, чем все последние месяцы. <…> Она знала, что я уезжаю на выходные, знала, с кем я их проведу, — и ничего не имела против. Я не допущу никаких сплетен и интриг — сплетни не помогут мне найти жену. Агата прекрасно относилась к моим друзьям, ко всем, с кем была знакома». А вот что отметил в конце интервью корреспондент «Дейли мейл»: «Друзья миссис Кристи сообщили мне сегодня, что последнее время она пребывала в очень плохом настроении и как-то сказала: ‘Если я не покончу с Саннингдейлом, то Саннингдейл покончит со мной’».
О судьбе Агаты Кристи, о ее местопребывании высказываются на страницах лондонских газет известные авторы детективных романов Эдгар Уоллес, Дороти Л. Сейерс и даже увлекающийся спиритизмом сэр Артур Конан Дойл. Подержав в руке перчатку пропавшей писательницы и передав ее своему медиуму, Конан Дойл заявляет корреспонденту «Морнинг пост»: «Она не мертва, как думают многие. Она жива. Не далее как в среду она даст о себе знать».
Под заголовком «Судьба миссис Кристи. Полиция уже не рассчитывает застать ее в живых» репортер «Вестминстер газет» делится с читателями новым, неожиданным, но, как мы знаем, не далеким от истины предположением: «Арчи и Агата могли быть в ссоре».
В одной из столичных газет помещена сенсационная сплетня: свое исчезновение Агата задумала специально, чтобы обвинение пало на ее соперницу. Сплетня будет впоследствии положена в основу фильма Кэтлин Тайнен «Агата». По сценарию, Агата Кристи собиралась убить себя, чтобы в убийстве обвинили мисс Нил; если бы в суде удалось доказать вину Нэнси Нил, ее бы повесили, чего Агата Кристи якобы и добивалась. Фильм на экраны так и не вышел.
Суббота, 11 декабря. Агата Кристи на весь день уезжает в Лидс; в Харрогейт возвращается только к ужину. В Лидсе и Харрогейте на всех углах развешены бюллетени, в которых Кенворд призывает записаться в поисковые партии, чтобы найти пропавшую писательницу. В субботнем номере «Дейли ньюс» под заголовком «Неузнаваемая миссис Кристи» помещены три фотографии. На фотографии в центре — Агата Кристи образца 1925 года; на левой и правой фотографиях — писательница с измененной внешностью. Под фотографиями значится: «Миссис Агата Кристи, какой она была год назад (в центре). Слева и справа — Агата Кристи, которая, чтобы оставаться неузнаваемой, фотографируется с новой прической (слева) и в очках (справа). Если верить полковнику Кристи, его жена утверждала, что она, если захочет, может в любую минуту скрыться из виду, а если учесть, что она пишет детективы, то не трудно представить себе, что ей и в самом деле ничего не стоит, чтобы исчезнуть, изменить тем или иным образом свою внешность».
Суперинтендант полиции Годдард: «Я не считаю, что миссис Кристи совершила самоубийство в Ньюлэндз-Корнер. На этот счет у меня нет никаких доказательств, к тому же у меня нет причин полагать, что ее нет в живых». Суперинтендант полиции Кенворд: «Я не разделяю этой точки зрения. Согласно кое-каким сведениям, попавшим мне в руки, миссис Кристи мертва, ее тело находится где-то неподалеку от Ньюлэндз-Корнер».
Воскресенье, вторая половина дня. Саксофонист Боб Лиминг (он играет по вечерам в ресторане отеля «Харрогейт-Хайдро») делится поразительным открытием со своим другом, барабанщиком Бобом Таппином. Агата Кристи, чьи фотографии ежедневно появляются в печати, по мнению Лиминга, подозрительно похожа на живущую в отеле Терезу Нил, которая едва ли не каждый вечер танцует или играет на пианино в ресторане отеля. «За поимку Агаты Кристи ‘Дейли мейл’ предлагает сто фунтов — почему бы нам их не заработать? Лишними не будут», — говорит другу Боб Лиминг. Таппину идея нравится, и музыканты обращаются — но не в газету, где обещано вознаграждение, а в полицию. Полиция, однако, отказывается вмешиваться до тех пор, пока полковник Кристи не опознает в миссис Терезе Нил свою жену.
Воскресенье, вечер. По сообщению «Ивнинг ньюс», в воскресенье состоялась «большая воскресная охота на миссис Кристи». Полиция рекомендовала участникам массовых поисков «надеть старую, поношенную одежду и готовиться к суровым испытаниям, а также взять с собой собак-ищеек, если таковые имеются в наличии». Мужчинам рекомендуется надевать сапоги, женщинам — валенки и шерстяные юбки. Над головами прочесывающих местность в поисках пропавшей женщины летали самолеты, весь район был разбит на секции: болота, карьеры, озера, реки. Полицейские вели на поводу эльзаских овчарок, колли и терьеров. Свои услуги предложили фирма водолазов, а также восемьдесят членов олдершотского мотоклуба.
Понедельник, 13 декабря, первая половина дня. Вот что сообщили корреспонденту «Дейли мейл» в отеле-водолечебнице «Хайдро»: миссис Тереза Нил приехала в «Хайдро», одну из самых дорогих и респектабельных водолечебниц в центре Харрогейта, во второй половине дня 4 декабря и заняла небольшой номер на втором этаже с горячей и холодной водой. Стоимость номера — семь гиней в неделю. Миссис Тейлор, менеджеру отеля, показалось, что миссис Нил похожа на Агату Кристи, чьи фотографии в этот же день появились в газетах, однако она распорядилась, чтобы сотрудники отеля держали язык за зубами. Полиция тем не менее была поставлена в известность.
Вторник,14 декабря, утро. Старший констебль полиции Гилберт Макдоуэлл ставит в известность Кенворда об открытии Лиминга и Таппина. Кенворд звонит в «Стайлз» узнать, готова ли миссис Фишер выехать в Харрогейт и подтвердить сходство миссис Нил и миссис Кристи. Карло — она ехать не может, так как должна во второй половине дня забрать Розалинду из школы, — звонит Арчибальду Кристи, и полковник в тот же день выезжает в Харрогейт лондонским поездом 13.40.
Вторник, вечер. Арчибальд Кристи приезжает в Харрогейт и в сопровождении Макдоуэлла входит в отель «Харрогейт-Хайдро». Его проводят в кабинет менеджера отеля миссис Тейлор, где сообщают о живущей в гостинице миссис Терезе Нил, чье сходство с супругой полковника не подлежит сомнению. Это известие застает Арчи врасплох, он заметно нервничает; в ожидании миссис Нил садится в холле в углу и прикрывается газетой. Через несколько минут он видит, как в холл в вечернем платье, завернувшись в белую шелковую шаль, спускается его жена Агата Кристи. Агата подходит к мужу, и, когда полковник вскакивает ей навстречу, протягивает ему руку для поцелуя, и говорит: «Добрый вечер, меня зовут Нил, миссис Тереза Нил». И, как всегда, когда волнуется, теребит волосы и накручивает их на палец — так же, как псевдополицейский Троттер в ее пьесе «Мышеловка».
2
Агата просчиталась. Смущеный вид Арчи, бегающие глаза, дрожащие руки она приняла за раскаяние; значит, она все продумала хорошо, поступила правильно, Арчи за нее волновался, он одумался и теперь бросит эту свою секретаршу и вернется к ней, к своей законной, любимой жене, с которой «счастливо проживет вместе всю жизнь».
Наивность, простосердечие автора множества детективных романов-ребусов поразительны. Арчи волновался не за нее, а за себя — как бы из-за бегства Агаты не выплыла история с изменой. И возвращаться к «законной, любимой жене» он вовсе не собирался. Проект Агаты «внезапное исчезновение», продлившийся одиннадцать дней, не дал результатов, и это подтвердилось в интервью, которое в тот же вечер, во вторник 14 декабря, Арчи дал репортерам нескольких лондонских газет. «Никаких сомнений быть не может, это моя жена, — сказал Арчи. — Мне кажется, что в данном случае речь идет о полной потере памяти и утрате самоидентификации. Завтра я собираюсь отвезти миссис Кристи в Лондон и показать ее врачам. Я рад, что она нашлась, хотя меня она не узнает, она меня не знает и не знает, где в настоящее время находится. Хочется надеяться, что, отдохнув и успокоившись, она придет в себя. В любом случае я рад, что все волнения позади. Выражаю полиции благодарность».
Расчет Арчи ясен: Агата ушла из дома не из-за внутрисемейных конфликтов, не из-за дрязг («Она знала, где и с кем я проведу выходные, и ничего не имела против»), а из-за болезни. О ее болезни муж, кстати, говорит не в первый раз: в своих многочисленных интервью в эти дни полковник не забывает сказать о неуравновешенном нраве супруги, о нервном срыве, якобы побудившем ее скрыться из вида, о потере памяти. А раз она больна, и так тяжело — потеря памяти, утрата самоидентификации, — то и совместная жизнь с ней невозможна, ее место в больнице, а не дома. Значит, Арчи в полном праве с ней развестись и найти себе новую подругу жизни. Предположение Арчи подтверждает репортер лондонской газеты, который пишет, что на его вопрос: «Вы Агата Кристи?» Агата Кристи ответила: «Да, это я, но у меня амнезия». Впоследствии репортер отказался от своих слов и признался, что все это выдумал; в самом деле, трудно себе представить, чтобы эти слова принадлежали Агате, избегавшей, в отличие от мужа, давать интервью и общаться с прессой.
В среду утром Агате и Арчи, а также Мэдж с мужем (сестра приехала накануне) с трудом удается вскочить в машину и уехать на вокзал, для чего пришлось (если только это не апокриф) прибегнуть к спасительному маскараду. Из отеля выбежали горничная и коридорный, загримированные под Агату и Арчи, десятки репортеров, собравшихся в то утро в холле «Хайдро», бросились за ними, и чете Кристи удалось таким образом незаметно скрыться. Чтобы избавиться от погони, пришлось, кроме того, пересесть по пути из лондонского поезда в манчестерский. Кстати о поезде. Редакция «Дейли мейл» предусмотрительно заказывает специальный поезд, который подается на вокзал в Харрогейте, чтобы доставить чету Кристи в Лондон в целости и сохранности в том случае, если Агата Кристи и полковник А. Кристи согласятся дать по пути подробное эксклюзивное интервью газете. По приказу начальника станции поезд отгоняется на запасной путь, его возвращение в Лондон отменяется.
Только в Эбни-холле Агата и Арчи почувствовали себя в безопасности. Ни хозяева дома, ни Арчибальд Кристи с женой несколько дней не выходили на улицу, двери особняка были заперты, окна занавешены.
Врачи подтвердили сказанное Арчи на пресс-конференции: «В результате всестороннего обследования пациентки было установлено, что у нее обостренная реакция на длительный физический и эмоциональный стресс, который привел к шоку и, соответственно, к бегству. Миссис Кристи страдает амнезией и, как следствие, — деперсонализацией, ввиду чего ее следует оберегать от излишних волнений, не давать нервничать, перевозбуждаться». Арчи, надо полагать, предпочел бы услышать рекомендации более жесткие.
К диагнозу светил невропатологии и психиатрии следует тем не менее отнестись с вниманием. Гипердиагностика, если и имела место, то незначительная. Агата действительно не могла первое время вспомнить, что с ней было с того вечера пятницы, 4 декабря, когда она уехала из «Стайлз», и до вечера вторника, 14 декабря, через одиннадцать дней, когда, спускаясь к ужину, она увидела в холле гостиницы мужа. По возвращении домой она даже не узнала собственную дочь, лишь улыбнулась ей с отсутствующим видом.
С помощью известного невропатолога из манчестерского университета доктора Дональда Кора и лондонского психиатра, к которым ее направила Мэдж (Агата долго сопротивлялась), пациентка, хоть и не без труда и далеко не сразу, припомнила, как в субботу утром приехала поездом из Гилфорда на вокзал Ватерлоо, как пила кофе в станционном буфете, как ей попалась на глаза реклама водолечебницы в Харрогейте. Как она поехала на такси в универмаг «Уайтли», как потом отправилась в Харрогейт. А вот как покидала «Стайлз», куда поехала на «моррисе», где и почему бросила машину, откуда у нее кровоподтек на лице, как писала в Лондоне письмо Кэмпбеллу, — вспомнить так и не смогла.
Пребывание же в «Хайдро» она запомнила очень хорошо. Отчетливо помнила, как, сидя в холле, разгадывала кроссворды, как заказывала на завтрак половинку грейпфрута, тост, кофе и апельсиновый сок. Помнила, как выглядел ее номер, какая картина висела над кроватью, как она, вместе с другими гостями отеля, оживленно обсуждала поиски пропавшей писательницы. И как коридорная говорила ей, какой у нее усталый и печальный вид. «Загнанный», — выразилась коридорная; Агата тогда еще подумала, какие, однако, образованные девушки работают в английских гостиницах.
Из-за частичной амнезии — следствия, как установили врачи, продолжительной, начавшейся еще летом депрессии, которой потом долго страдала Агата, — так и осталось неизвестным, какие у писательницы были планы, куда она собиралась ехать, когда возвращаться (если в ее планы входило возвращение в «Стайлз»). И, главное, какие цели она своим бегством преследовала. Досадить Арчи? Отомстить ему? Вынудить к ней вернуться, расстаться с ненавистной Нил? А может, встретиться со своим сообщником или любовником? Отработать на собственном опыте сюжет очередного детектива, который задумала и, не исключено, уже села писать? Привлечь к себе внимание? Вот уж что было на нее, всегда сторонившуюся публичности, совсем не похоже. Да и на бегство с любовником тоже — откуда ему было взяться, этому любовнику? Агата ведь любила мужа и не собиралась ему изменять.
Вообще, чем меньше говорили о своем исчезновении сама Агата, ее муж, ее секретарь и старшая сестра, тем быстрее рос снежный ком сплетен и домыслов, самых порой вздорных, высосанных из пальца. «Одной потерей памяти эта история наверняка не исчерпывается, нам рассказывают не всё», — говорили одни. «Автор ‘Убийства Роджера Экройда’ слишком опытна, слишком предусмотрительна и коварна, чтобы ‘просто так’ сесть поздно вечером в машину и, не сказав никому ни слова, уехать невесть куда. Нет, что-то тут не так…» — говорили другие.
После Рождества супруги разъезжаются, Арчи временно остается в «Стайлз», а Агата вместе с Розалиндой и Карло переезжают из Саннингдейла в центр Лондона, в Челси, где у Агаты своя квартира. Розалинда ходит в местную частную школу и очень скучает по отцу. С мужем Агата увидится теперь только спустя несколько месяцев, да и то по делу и ненадолго, и встреча эта будет последней.
20 апреля 1928 года Агата и Арчи разводятся, причем Агата — против воли: она по-прежнему любит мужа, да и развод в те годы считался для женщины ее круга процедурой унизительной, компрометирующей. Уход Арчи она считает предательством, носит с собой в бюваре выписку из Псалтыря:
Ибо не враг поносит меня, — это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною, — от него я укрылся бы: но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой[3].
Формальным основанием для развода был адюльтер, якобы имевший место в лондонской гостинице — адвокаты поработали на славу, не подкопаешься. Имя Нэнси Нил — после исчезновения Агаты родители предусмотрительно отправляют ее в многомесячное кругосветное плавание — на бракоразводном процессе не упоминается. Спустя полгода Арчибальд Кристи женится на Нэнси, с которой счастливо проживет всю оставшуюся жизнь.
Глава седьмая
Восток — дело тонкое
1
Ничто так не помогает избавиться от тяжких душевных переживаний и травм, залечить расшатанные нервы и сердечные раны, как странствия по свету.
Хотелось новых впечатлений. И совсем не хотелось писать, много лет спустя Агата вспоминает, что писать себя заставляла, если и писала, то исключительно ради денег.
В эти годы из любителя я превратилась в профессионала. Я впервые ощутила бремя профессии — писать, даже когда не пишется, даже когда не слишком нравится то, что пишешь, и когда ты недовольна результатом.
Привычная сцена на пляже, где-нибудь на Тенерифе в феврале 1928 года. Агата, то и дело сбиваясь, повторяясь, запинаясь, надиктовывает текст романа или рассказа миссис Фишер, которая печатает этот текст, уже окончательный, на машинке. Или раскрывает блокнот и набрасывает черновик следующей, еще только задуманной книги — «Тайны семи циферблатов»; выйдет книга только через год:
Бандл и ее отец. Она едет в Лондон. Сбивает человека. Пытается его объехать. Но нет, она его задавила. Насмерть. Нет, не насмерть, считает Тайная шестерка.
А восьмилетняя Розалинда поедает мать своими огромными, голубыми, как у отца, глазами и бомбардирует ее бесконечными вопросами, не обращая никакого внимания на призывы Агаты помолчать хотя бы минуту: «Не видишь, я работаю!» Агата потом вспоминала, что сама не понимает, как «написалась эта проклятая книга», в которой героиня, Кэтрин Грей, — не чета автору, она жизнерадостна, уверена в себе, с оптимизмом смотрит в будущее. «Проклятой книгой» была «Тайна голубого поезда» — та самая, которую Агата бросила на полпути, когда в конце 1926 года пустилась в бега и которую только теперь наконец дописала.
Критики, однако, с автором не согласились. «Поезд» был принят — нет, не восторженно, как, скажем, «Убийство Роджера Экройда», но вполне благосклонно.
Страшных сцен, из-за которых не спишь ночами, вы здесь не найдете, — пишет в разделе «Книги» газеты “New York Herald Tribune” Уилл Каппи. — Это добротный триллер, написанный в классической манере; триллер, который наверняка восстановит пошатнувшуюся веру читателя в проницательного сыщика, планомерно распутывающего запутанный клубок преступлений.
Оговоримся. Во-первых, то, что в тридцатые годы принято было называть «триллером», к сегодняшнему триллеру никакого отношения не имеет, в тогдашнем понимании триллер — это синоним детектива, вовсе не обязательно «крутого». И, во-вторых, «страшных сцен, из-за которых не спишь ночами», не найти и в других книгах Кристи, ее криминальные романы — мы еще об этом скажем — бескровны.
1928 год, год развода и странствий, ознаменовался двумя важными событиями в жизни Агаты Кристи или Мэри Уэстмакотт — под этим псевдонимом Агата с подачи вездесущего Эдмунда Корка, у которого, точно у Петруши Верховенского, «голова как канцелярия», одно время печатает рассказы в лондонском издательстве «Уильям Коллинз и сыновья». Во-первых, творчеством широко известной уже, особенно после одиннадцатидневного таинственного исчезновения, писательницы заинтересовались кинематограф и театр. На экраны почти одновременно выходят два фильма («две фильмы», сказал бы Набоков), оба немые, английский и немецкий. Английский снят по рассказу «Кончина мистера Куинна», печатавшемуся в 1924 году в журнале “Grand Magazine”. Немецкий, “Die Abenteuer G. m.b. H.”, — по роману «Таинственный противник». Ни того, ни другого фильма Агата не видела — пропустила, путешествуя. И ничего не потеряла. А вот пьесу «Алиби» Майкла Мортона по роману «Тайна Роджера Экройда», поставленную в мае 1928 года в «Театре принца Уэльского», посмотрела. И пришла в ужас: Пуаро в весьма своеобразном исполнении Чарльза Лоутона был больше похож на юного Казанову, чем на немолодого, сдержанного, безупречно воспитанного бельгийца; Эркюль Пуаро в интерпретации Мортона-Лоутона мог похвастаться успехами не столько в раскрытии преступлений, сколько в «науке страсти нежной»; его темпераменту можно было позавидовать. О чем Лоутон и сообщил Агате Кристи, побывавшей на генеральной репетиции. «Изобразить на сцене темперамент, даже если ты им не обладаешь, — вещь полезная, — объяснял Агате Лоутон. — Мне, во всяком случае, темперамент очень помогает. ‘Давайте не будем его раздражать, — скажут люди. — Вы же знаете, какой у него темперамент’». Как бы то ни было, Агата Кристи, увидев на сцене своего (и нашего) любимого героя, его не узнала.
Во-вторых, в конце года, отправив Розалинду в частную школу-интернат «Каледония» в Бексхилл-бай-Си, Агата Кристи отправилась в многомесячное путешествие, и не на пароходе, как раньше, а поездом, Восточным экспрессом. Сказал же в финале «Голубого поезда» Пуаро: «Доверьтесь поезду, мадемуазель, — им управляет сам Господь Бог». От этого путешествия на колесах выиграли и пассажир, и средство передвижения; Агата Кристи прославит Восточный экспресс в своем романе «Убийство в Восточном экспресе» (хотя слава эта, пожалуй, сомнительная), а Восточный экспресс, как вскоре выяснится, внесет в ее жизнь существенные перемены. И не только в жизнь, но и в литературу: путешествия Агаты Кристи на Восток и по Востоку дадут ей материал для таких первоклассных и в то же время экзотических детективов, как «Убийство в Месопотамии», «Смерть на Ниле», «Встреча в Багдаде».
Первоначально у писательницы были далеко идущие (в географическом смысле) планы: Агата собиралась добраться до Индии и даже до Ямайки, однако буквально за несколько дней до отъезда она по чистой случайности встретилась в гостях с морским офицером, который только что вернулся в Англию из Багдада. «Вы обязательно должны побывать в Мосуле, Басре и, конечно же, в Уре», — наставлял Агату моряк. «Басра, — поясняет мистер Хоу, точно цитирует рекламный буклет, — считается Венецией Ближнего Востока, это один из самых живописных морских портов на свете, оттуда, между прочим, родом Синдбад Мореход…» Долго уговаривать писательницу не пришлось, она всегда мечтала побывать в Багдаде и Басре, и наутро Агата, человек азартный, умеющий — вся в Клару — принимать мгновенные решения, не слишком заботясь о последствиях, звонит в контору Томаса Кука, того самого, который «для вас в одну минуту на корабле приготовит каюту», и заказывает себе билет до Басры во втором классе Симплонского Восточного экспресса; экспресс отходит из Кале через четыре дня.
С утра до позднего вечера Агата, не отрываясь, зачарованно смотрит в окно поезда (Лондон — Париж — Лозанна — Милан — Венеция — Триест — Загреб — Белград — София — Стамбул — Алеппо — Дамаск) и думает о том, что, путешествуй она не одна, а с Арчи, ей бы не увидеть всей этой экзотики, неведомых прежде городов. Муж бы настоял, чтобы на окнах задернули занавески, опустили шторы, он бы ложился спать не позже половины одиннадцатого и ни под каким видом и сам бы не выходил на остановках, и жену не пускал.
Агата не только неприхотлива, не капризна — она любит путешествовать в «походных условиях». Роскошный стамбульский отель «Токатлиан» или отель «Восточный дворец» в Дамаске, где она провела три дня, не произвели на нее особого впечатления — живала и не в таких. Зато как же хороши были восточные рынки, один базар в Баальбеке, где продаются медные и серебряные блюда с чеканкой, чего стоит! Какое удовольствие доставили ей поездка в Багдад в переполненном автобусе через пышущую жаром пустыню или жизнь в лагере в Ар-Рутбахе, городке на иракской границе, где в комнате кроме нее ночевало еще пятеро, спать приходилось на узких, скрипучих койках и довольствоваться крепким, по-восточному, кофе и консервированными сосисками, которые варились на примусе.
Это то, о чем я всегда мечтала, — писала она позднее. — Все, что еще совсем недавно окружало меня, составляло мою жизнь, куда-то отступило… Не было ничего, кроме чистого, бодрящего утреннего воздуха, песка, тонкой струйкой сыпавшегося между пальцев, встающего на востоке солнца, запаха верблюдов, вкуса сосисок и чая; даже птиц и тех не было.
Из Багдада ее путь лежал на юг в Ур (Тель-эль-Мукайяр), некогда центр шумерской цивилизации, город, который находился между Тигром и Евфратом, в семистах милях от Багдада, и в котором с 1922 года вел раскопки знаменитый английский археолог доктор Леонард Вули, полагавший, что в развалинах древнего Ура он отыщет следы Великого потопа и несметные сокровища, захороненные в двух тысячах могил на Кладбище царей.
Вули, человек мягкий, непритязательный, гостей, однако, не жаловал — отвлекают от работы, но для Агаты Кристи было сделано исключение: миссис Кэтрин Вули, супруга (и повелительница) археолога, любила детективы, совсем недавно запоем прочла «Убийство Роджера Экройда» и сама — невиданная честь! — водила гостью по местам раскопок, демонстрировала ей еще не отправленные в Британский музей изделия многовековой давности из золота, серебра, бронзы. И была с Агатой, которая, как всегда, вела себя спокойно, рассудительно, с достоинством, на удивление мила и обходительна, хотя терпеть не могла женщин, отличалась ревнивым и вспыльчивым нравом — не случайно Агата называла ее (за глаза, естественно) “allumeuse” — «зажигательной женщиной». И спустя несколько лет вывела в «Убийстве в Месопотамии» (1936) в образе Луизы Лейднер, женщины с причудами, с резкой сменой настроений, которая развлекается тем, что сталкивает людей, на все готова, лишь бы привлечь к себе внимание, лишь бы «все вертелись вокруг нее, носились с ней»[4]. Раздражительная, бесцеремонная, всегда готовая сорваться, эта «Яго в юбке» подчинила себе Вули, муж «землю готов целовать, по которой она ходит, экспедиция (действие романа происходит на раскопках) молится на нее». Леонард Вули был вторым мужем Кэтрин, первый же недолго переносил «зажигательный» характер жены: не прошло и месяца после свадьбы, рассказали доброхоты Агате, как он застрелился у подножия пирамиды, — чем не голливудский блокбастер!
Агата нашла с четой Вули (что было совсем непросто) общий язык и пригласила их к себе в Лондон, где недавно купила дом на Крессуэл-Плейс, бывшие конюшни, и его перестроила. В мае 1929 года Вули прожили в квартире Агаты в Челси три недели и, уезжая, взяли с нее слово, что в марте следующего года она вновь приедет к ним в Ур, и они, втроем, по дороге в Англию, отправятся путешествовать по Сирии и Греции, побывают в Дельфах, куда Агате давно хотелось.
И отправились — только не втроем, а вчетвером[5].
Глава девятая
Как хорошо начинался год
А ведь как хорошо начинался год! К концу лета Гринуэй был окончательно перестроен, отремонтирован, обставлен, Мэллоуэны, как в свое время Миллеры в Эшфилде, устраивали приемы на подстриженной лужайке перед домом. Осенью, только война началась, были изданы «Десять негритят» — американский издатель, дабы его не обвинили в расизме, название изменил, однако и под новым, довольно нескладным названием («И не осталось больше никого» — “And Then There Were None”) роман шел в Штатах на ура. Руперт Харт-Дэвис в напечатанной в «Спектейтор» рецензии расхвалил «Негритят» до небес, назвал книгу «абсолютным шедевром». «Более сложной, запутанной тайны убийства у Агаты Кристи еще не было», — вторила британскому журналу «Нью-Йорк таймс». Гордилась своим достижением, против обыкновения, и сама Агата:
Расстались с жизнью десять человек, прежде чем стало понятно, кто убийца, — пишет она в Автобиографии. — Книга далась мне с большим трудом, я долго над ней раздумывала и, надо сказать, осталась довольна тем, что получилось. Тайна запутана, а объяснение — просто, ясно и логично… Приняли роман хорошо, но по-настоящему радуюсь только я, ведь я знала лучше любого критика, чего мне эта книга стоила.
Совокупный тираж многократно переиздававшегося романа непредставим — более миллиона экземпляров!
Но долго радоваться жизни, своим творческим достижениям тридцатых годов не пришлось. Война вступает в свои права. На Лондон чуть ли не каждую ночь сыплются бомбы; затемнение, пронзительный, ноющий вой сирен, неанглийское словечко “blitz” у всех на языке. Пострадал, и сильно, дом на Шеффилд-террас: бомба взорвалась на противоположной стороне улицы, взрывной волной были разрушены подвал и третий этаж особняка, оставаться в доме было нельзя, и Мэллоуэны перебираются в небольшую квартирку в Хэмпстеде на Лон-роуд, где Агата — она опять, как четверть века назад, пошла в госпиталь медсестрой — проживет всю войну.
В одиночестве, без Макса. Сначала муж, человек сугубо штатский, попытался было вступить в армию, однако взят не был, причина уважительная: отец — австриец. По той же причине не взяли его и в Уайтхолл арабистом. А вот в Службу добровольной помощи (Нome-guard) приняли охотно: Макс вытаскивает из-под завалов убитых и раненых, тушит зажигательные бомбы, помогает войскам береговой охраны задерживать подрывников, разведчиков и диверсантов противника. «У некоторых жен подобная ночная деятельность мужей по защите родины вызывала подозрение», — вспоминала Агата, к Службе добровольной помощи она относилась не без некоторой иронии, называла немолодых, безоружных патриотов, которые с похвальным энтузиазмом, но не слишком споро выполняли свой долг, «опереточным войском». Не прошло, однако, и полугода, как оперетта обернулась бытовой драмой: Макса, ориенталиста, хорошо знавшего арабский и тюркские языки, сначала отправляют в Восточную Турцию, в пострадавший от землетрясения Эрсинкан, в Англо-турецкий комитет спасения, где он одно время работает под руководством профессора Гарстанга, основателя Британской школы археологии в Анкаре, а потом — на Ближний Восток заниматься «разведдеятельностью» в королевских ВВС. В самом же конце войны он переезжает в Триполи, теперь Макс Мэллоуэн — советник по делам местного населения.
С мужем Агата расстается даже не на месяцы, а на годы, однако общение, вновь эпистолярное, продолжается, не прерывается ни на неделю. Вместе с письмами посылает ему книги: двухтомник Геродота, предисловие к «Потерянному раю», только что вышедшие переводы из древней китайской поэзии. Письма Макса — подробные, описательные — больше похожи на деловые отчеты. Письма Агаты — эмоциональные, непосредственные, веселые и печальные одновременно. Делится с мужем своими увлечениями.
Театром — к театру ее приохотил близкий друг Макса Стивен Глэнвилл: он Агату опекает, водит ее по театрам, читает ее рукописи, бывает у нее дома.
Думаю, ты не знаешь, что ничто так не отвлекает от жизни, как сцена. Это мир в себе, и актеры думают только о себе и своих ролях, о том, какая роль им достанется и что они наденут… Я теперь погрузилась в театральный мир и называю всех этих жутких людей «дорогой», «дорогая» — как и они меня.
Шекспиром — и это тоже заслуга Глэнвилла, раньше Агата в любви к Барду была не замечена. Рассуждает в письмах мужу об Отелло, Дездемоне, Гамлете, Ричарде III:
Дурные люди вроде Ричарда не знают, что они дурные. Все считают себя хорошими — и плохие, и хорошие. Так уж устроен человек.
Скучает без мужа и от него это не скрывает:
Раз я пишу тебе такие нежные любовные письма после стольких лет совместной жизни, значит, жизнь я прожила не зря, жена из меня получилась. Как же я теперь непохожа на то несчастное, жалкое создание, которое ты встретил в Багдаде! Ты сделал для меня все, что мог.
Жалуется на литературные неудачи:
Пусть Глэнвилл только попробует сказать, что моя книга («Смерть приходит в конце». — А. Л.) никуда не годится. Врожденный такт не даст ему сказать такое. Написала половину и совершенно отчаялась — впрочем, так всегда бывает, когда доходишь до середины. Пожаловалась Стивену, что ничего не получается, — и все из-за него. Розалинда прочла роман и сказала, что он совсем не плох. Похвала Р. дорогого стоит, правда ведь? И я стала писать дальше — и дописала!
Пересказывает Максу свои сны и обижается, что тот не реагирует. Обиду, впрочем, тут же обращает в шутку:
Дорогой профессор Мэллоуэн,
до нашего сведения дошли слухи, что Вы отрицательно относитесь к снам. Вы ведь наверняка слышали о знаменитой «Книге снов» Наполеона… Предлагаем Вашему вниманию Книгу моих снов на раскопках… Надеемся в ближайшее время издать эти сны в серийном оформлении и расчитываем, что Вы станете нашим постоянным подписчиком. Ваша
Спящая красавица.
Ушел воевать в составе Королевских валлийских стрелков и ее зять, тридцатилетний Хьюберт Причард. В июне 1940 года Розалинда в патриотическом порыве решила было записаться в Женский вспомогательный батальон Военно-воздушных сил, однако вскоре одумалась и, вместо того чтобы вступить в армию, «вступила в брак» — вышла замуж, даже не поставив (история повторяется) заблаговременно мать в известность. «Ты, наверно, захочешь приехать завтра на свадьбу, мама?» — интересуется дочь планами матери накануне венчания.
Все так неожиданно, — жалуется Агата своему издателю Уильяму Коллинзу, — но Хьюберт очень славный молодой человек. Уверена, они будут счастливы, если только он останется жив. К сожалению, мы все в любую минуту можем взлететь на ветер. Не повезло молодым.
Как в воду глядела.
Агата тем временем делит досуг между лондонской больницей при Юниверсити-колледж, где лечит раненых, и литературой. То ли от стресса, то ли от одиночества (Макс в Каире, Розалинда с мужем в Северной Ирландии, Карло пошла работать на завод) Агата за годы войны пишет еще больше, чем раньше, хотя, быть может, и не лучше: торопится, хочет поскорей поставить точку. Книг много, а удач одна-две и обчелся: «Тайна оторванной пряжки», «Происшествие в старом замке», «Сверкающий цианид». В бомбоубежище не спускается, садится за машинку в кабинете на втором этаже с грелкой на коленях и подушкой, в которую прячет голову, когда от разрывов бомб дрожат стены и окна, — и до поздней ночи с каким-то остервенением колотит по клавишам; в коротких перерывах ест СКЛ — это она так называет сосиски, картошку, лук — и вяжет — отличное средство от нервов. Из алкоголя, которого терпеть не может, позволяет себе, да и то изредка, бутылку пива.
Я так боялась, что меня прервут, мне помешают, — вспоминает Агата свою работу над романом «Пять поросят», — что, в спешке, в каком-то угаре закончив первую главу, сразу же взялась за последнюю. Я настолько ясно себе представляла, как будет дальше развиваться действие, что мне не терпелось поскорей изложить последовательность событий на бумаге… Дописав роман до конца, я рухнула на кровать и проспала никак не меньше суток…
А вот как будет развиваться действие в романе «Тайна оторванной пряжки» (1940), Агата долгое время представляла себе плохо, что видно из набросков к роману:
Частная жизнь и публичная жизнь. Шантажист. Отличный шанс избавиться от шантажиста — это посадить его в зубоврачебное кресло. Можно, конечно, дантиста придумать, написать с себя… А если воспользоваться настоящим дантистом? Как быть тогда? Подкупить его или убить? Этот дантист — мягкотелый тип? Детективный рассказ должен дать ответ на четыре вопроса: кто? почему? когда? как?
Пишет много, лихорадочно, по одному, а то и по два романа в год — а вот интервью по-прежнему давать категорически отказывается, чем настраивает против себя рецензентов и репортеров.
Миссис Кристи, что ни говори, таинственная женщина, — говорится в статье «Писатель тайны, писатель-тайна», вышедшей в авторитетном филадельфийском журнале “Saturday Evening Post” в мае 1941 года. — Даже ее правовой агент и издатель мало что о ней знают. Ее рукописи поступают в издательство без всяких пояснений и комментариев, столь свойственных большинству авторов. Книги выходят в свет, они пользуются успехом, одни — большим, другие — меньшим, но об авторе нам, в сущности, ничего не известно…
Статья вывела писательницу из себя. «Не желаю быть ‘женщиной-тайной’», — заявила она в письме Максу. Но ведь и душой нараспашку не желает быть тоже.
И ни под каким видом не хочет уезжать из дому, от настойчивых уговоров Эдмунда Корка и Стивена Глэнвилла переехать, пока не кончится война, в Канаду наотрез отказывается: «Мне и здесь хорошо».
Нет, плохо. В Каир к мужу не пускают: Министерство обороны не выдает журналисткам аккредитацию на Ближний Всток. Кроме того, дают себя знать — это у нее-то! — перебои с заработком: американцы дотошно проверяют, исправно ли миссис Агата Кристи Мэллоуэн платит налоги, и ее заокеанские гонорары заморожены до лучших времен.
Очень удручена моим финансовым положением, — пишет она Корку. — Какой смысл писать для заработка, если я за свою писанину ничего не получаю?!
Отношения с Розалиндой, и это тоже не может не огорчать, остаются натянутыми. Про свою свадьбу, о чем уже говорилось, дочь сказала Агате лишь в последний момент. Про то, что беременна, сообщила вскользь, между делом, а осенью 1943 года после долгого молчания прислала телеграмму из тех, что пишут «под копирку» знакомым и дальним родственникам:
Розалинда Кристи и Хьюберт Причард счастливы сообщить, что 21 сентября 1943 года у них родился сын Мэтью.
Новость сногсшибательная, радостная, но радость «со слезами на глазах»: Агата волнуется за младенца больше дочери. А днем раньше, 20 сентября, в театре «Уимблдон» в Мортоне состоялась премьера «Десяти негритят». И опять радость не в радость: роман пришлось сильно переделать, ходить на репетиции, обсуждать с актерами их роли — а спектакль в результате получился не ахти. То же самое и со «Смертью на Ниле». Агата специально ездила в Шотландию в Данди, где в местном театре пьеса по этому роману игралась перед совершенно равнодушным зрителем и в репертуаре надолго не задержалась.
По счастью, Розалинда все же обратилась к матери за поддержкой, и Агата, поселив дочь, внука и няню у себя на Кэмпден-стрит, приезжала с Лон-стрит едва ли не каждый день помогать по хозяйству и по уходу за Мэтью, хотя было это ей нелегко: за последние месяцы Агата — ей за пятьдесят — раздалась, поседела, плохо ходит, распухают ноги. И только-только стала понемногу приходить в себя от навалившихся невзгод и волнений, как случилось непоправимое. В августе 1944 года, когда победа была уже не за горами, Розалинде пришла «похоронка»: «Хьюберт Причард в списках живых не значится». Агата, порывистая, эмоциональная, убивалась больше сдержанной, умеющей скрывать свои чувства дочери.
Для Роз это тяжкая потеря, — пишет она Максу. — Но держится она потрясающе, ничем не выдает своего горя: готовит, ухаживает за Мэтью, выгуливает собак…
Действительно, если Розалинда и плачет, то не в присутствии матери, Агата же дает волю слезам по многу раз в день, Хьюберта она не знала, ей жалко дочь. И Агата, как почти двадцать лет назад, впала бы в тяжелую депрессию, если бы в ответ на ее письмо мужу: «Мой дорогой, как же я устала от войны и несчастий!», Макс 9 апреля 1945 года не отозвался коротким торжествующим посланием, состоящим всего из трех слов: «Еду домой. Ура!».
Глава одиннадцатая
Проигранное пари
В конце декабря 1951 года за столиком лондонского ресторана «Карлтон-Грилл» сидят двое: известный импрессарио, а также театральный режиссер и начинающий драматург Питер Сондерс и не менее известная писательница Агата Кристи Мэллоуэн, «женщина-тайна», как назвал ее в сердцах один американский театральный критик. А ведь действительно женщина-тайна: в Англии она есть, и в Англии ее нет. Есть, потому что выходят ее книги, ставятся спектакли и фильмы по ее романам, рассказам и пьесам, потому что о ней пишут и спорят критики, ее к месту и не к месту цитируют. Нет же — физически. После окончания войны Агата — мы писали — большую часть времени проводит не в Лондоне и не в своих загородных поместьях, а вместе с мужем на раскопках, в тысячах миль от Англии. На родине, конечно, она бывает, но редко, в основном летом и, как правило, недолго, и, когда приезжает, старается ни с кем из знакомых не видеться, живет в Девоншире, в уединении, точно так же как жила на Лон-стрит во время войны.
Избегает, прямо как Эркюль Пуаро, шумихи и суеты, старательно охраняет свою частную жизнь от любых посягательств, как огня боится презентаций, пресс-конференций, выступлений, сказала однажды: «Мне легче написать десять пьес, чем произнести одну речь». Вообще, себя недооценивает:
Могу признать, что я добродушна, жизнерадостна, немного малахольна, забывчива, робка, чувствительна, на редкость неуверена в себе, в меру бескорыстна…
С возрастом, еще больше, чем раньше, избегает репортеров, фотографов — вероятно, тоже от неуверенности в себе. Особенно вывела ее из себя фотография в «Шпигеле», на которой она отдает должное клубничному торту — умелый репортер отыскал ее слабое место.
Скажите, Эдмунд, ну почему я вынуждена это терпеть? — пишет она Корку, вложив в письмо злосчастную фотографию. — Таких, как я на этом снимке, держат под замком в психбольнице, не находите?
Стоит ей пробыть в Англии месяц-другой, как она вновь рвется в Нимруд. Во-первых, чтобы скрасить мужу нелегкое, одинокое существование, тяжелую, каждодневную работу под палящим солнцем, в том числе и физическую. Ее возвращения Макс всякий раз с нетерпением ждет: на раскопках у Агаты, как мы уже писали, масса обязанностей, от фотографа до менеджера. Ну, а во-вторых, — чтобы скрыться от средств массовой информации, и не от радио, о чем уже приходилось писать, а от набирающего силу и влияние телевидения, куда Агату постоянно и безуспешно зазывают, уверяя, что в студии ей ничего не придется делать. «Все, что от нее требуется, — говорил Корку продюсер Деннис Уорден, шеф-редактор уже упоминавшейся популярной ‘Панорамы’, — это сидеть в кресле и, забыв о камерах и софитах, ответить на несколько самых примитивных вопросов».
Но, как говорится, насильно мил не будешь. Когда спустя почти двадцать лет, в конце 1969 года, друзья и родственники будут обсуждать, как отметить восьмидесятилетие знаменитой писательницы, Агата напишет Корку:
И чтобы никакого телевидения! Обещайте. Не переношу его. Должна признать, что я нетелевизионный человек. Верно, от телевидения есть польза: можно посмотреть скачки, новости, прогноз погоды, который никогда не сбывается, — но в целом, нет, удовольствия мне этот ящик не доставляет…
С конца войны много чего произошло в ее жизни. На театральных афишах теперь постоянно красуется ее имя, пьесы и фильмы по ее книгам идут с аншлагом и без и в столичных, и в провинциальных театрах и кинотеатрах. Сама Агата, правда, присутствует на этих спектаклях и кинопоказах, лишь когда возвращается из Ирака домой, да и то далеко не всегда. Не побывала даже на мировой премьере фильма Ренэ Клера по сценарию Дадли Николса «Десять негритят», состоявшейся сначала в Нью-Йорке, в кинотеатре «Рокси», 31 октября 1945 года под уже известным нам «нерасистским» политкорректным названием, а затем в Лондоне, и это притом что тогда раскопки в Ираке еще не начинались и Агата безвыездно жила в Англии, в Гринуэйе. А впрочем, в том, что она не почтила своим вниманием эти два события, нет, в сущности, ничего удивительного, ведь на кинопремьере ей пришлось бы выступить с речью…
Под ее собственным именем, а также под псевдонимом Мэри Уэстмакотт по-прежнему выпускается много детективов, уже вышло полсотни — и выйдет еще почти столько же. Большим успехом пользуется роман 1962 года «И в трещинах зеркальный круг» с участием мисс Марпл. Довольны и читатели, и критики, и сама Мэри Уэстмакотт, то бишь Агата Кристи, которая похвасталась Корку со свойственной ей самоиронией: «Очередной шедевр Агаты Кристи». В ее романах 60-х годов звучат новые темы: возмездие («Немезида», 1971), дом для престарелых («Ночная тьма», 1968), подделанное завещание («Вечеринка на Хэллоуин», 1969), дети-преступники («Скрюченный домишко»), давние, забывшиеся преступления, то, что у англичан называется «скелет в шкафу» («Слоны помнят долго», 1972). Пробует себя в новых жанрах: по ее роману «Хикори-Дикори» (1955) ставится мюзикл, где в роли Пуаро блеснул Питер Селлерз, выступает также в несколько непривычном жанре театральной трилогии: «Вечер на берегу моря», «Крысы», «Пациентка». Просматривает свои старые, давно написанные стихи, посылает их Корку:
Лучше всего, если они будут у Вас, а то в моем возрасте покинуть этот мир ничего не стоит, причем быстро и неожиданно. Бывают ведь аварии на дорогах, инфаркты, оттого что делаешь то, чего нельзя, например, бегаешь взад-вперед по лестницам или открываешь дверь какому-нибудь длинноволосому юному джентльмену, который исключительно смеха ради огреет тебя чем попало по голове. Вы же, всплакнув на моих похоронах и договорившись с членами моей семьи, предадите эти стихи огласке.
Помимо криминальных романов и пьес Агата начинает в послевоенные годы писать мемуары: солидный возраст — под шестьдесят — сказывается; мемуары под старость пишут многие. Война еще не закончилась, а она уже дописывает ностальгические воспоминания об Алеппо, Нимруде, Мосуле, Пальмире, о жизни на раскопках; эти мемуары — они вышли в июне 1945 года — она посвятит «Максу, вернувшемуся с войны»; Максу, с которым Агата была разлучена несколько лет, отсюда и трогательное название этих воспоминаний: «Приезжай расскажи, как ты живешь». Рассказать есть что.
Что ни день — песчаные бури или проливные дожди, — пишет она в середине пятидесятых Корку из Багдада. — Но мы набрели на многообещающее место и копаем, копаем… Что только не находим: каких-то крылатых джиннов и дьяволов, а вчера извлекли на поверхность нечто из слоновой кости и обугленного дерева. Теперь все эти сокровища любовно очищаем от песка и грязи.
В эти же годы Агата задумывает и «Автобиографию», о чем еще будет сказано.
В семье также немало изменений. Макс теперь не только занимается раскопками в Ираке, но и преподает. Розалинда, прожив несколько лет вдовой, выходит замуж вторично: ее муж, Энтони Хикс, по профессии юрист, преподает тибетский язык и санскрит в Школе восточных и африканских исследований человек он, безусловно, яркий, одаренный и, что также немаловажно, с очень хорошим, покладистым, в отличие от своей жены, характером.
В эти же годы Агата теряет свою семидесятилетнюю сестру, а Макс — восьмидесятилетнюю мать. Самой Агате умирать еще рано, но в свои шестьдесят два она сильно сдает, прибавила в весе, плохо слышит и видит, распухают лодыжки, трудно ходить. Увидела свою фотографию (опять фотографию!) в «Пари-матч», расстроилась — и отшутилась, чувство юмора не отказывает ей и в старости:
Когда видишь себя анфас, то (слава Богу!) не представляешь, какой у тебя ужасный вид, — пишет она Корку. — Нет ничего хуже, чем когда тебя снимают в профиль.
В сентябре 1952 года, находясь в Гринуэйе, она падает на руку и ломает запястье, что самым непосредственным образом сказывается на ее давно отлаженном творческом процессе. Работать на пишущей машинке королева детектива больше не может, теперь она не перепечатывает написанное от руки, не диктует текст, как раньше, секретарю, а наговаривает его на диктофон, в который «играет», прямо как Роджер Экройд перед убийством. А прежде чем наговорить, по вечерам читает вслух мужу, дочери, зятю и внуку роман «Зернышки в кармане» (он выйдет годом позже). Садится в свое любимое старое кресло с прямой, высокой спинкой, зажигает у себя за спиной торшер, набрасывает на плечи плед, берет блокнот и длинный, остроочиненный карандаш, чтобы по ходу чтения делать в блокноте пометки и поправки, по-старушечьи приспускает очки — и медленно, негромко, но внятно читает рукопись главу за главой. Домочадцы же должны догадаться, кто убийца. Победительницей большей частью становится Розалинда, в семье она самая сообразительная. И самая пристрастная: разгадка настолько проста, примитивна, заявляет она матери, что ее отгадает любой, самый простодушный читатель. Первыми из игры выходят Макс и Мэтью; внук убегает играть в свой любимый крикет, кто убийца, его мало волнует; Макс же, пригревшись у камина и не докурив сигары, крепко засыпает.
Об этом внутрисемейном соревновании Агата, смакуя свои любимые топленые сливки, увлеченно рассказывает Сондерсу в «Карлтон-Грилле». Когда же обед подходит к концу и подают кофе, она достает из сумки бумажный пакет и кладет его на стол перед режиссером. «Это вам, — говорит она, — только не открывайте, пока не придете в офис». И с этими словами, попрощавшись, выходит из-за стола. В конверте рукопись пьесы, которая раньше называлась «Три слепых мышонка», а теперь — «Мышеловка»; Энтони Хикс выяснил, что «Три слепых мышонка» уже идут в Уэст-Энде.
Премьера «Мышеловки» в постановке Питера Сондерса состоялась 6 октября 1952 года в Королевском театре в Ноттингеме. Потом пьесу ставили во многих городах Англии: в Оксфорде, Манчестере, Ливерпуле, Ньюкасле, Лидсе, Бирмингеме и, наконец, в Лондоне, в Уэст-Энде, в «Амбассадорз-тиэтр», и везде детективная пьеса Агаты Кристи пользовалась неизменным успехом.
На ноттингемскую премьеру Агата не попала, о чем очень — по крайней мере, на словах — жалела. «Не волнуйтесь, — успокоил ее Сондерс. — Мой прогноз: ‘Мышеловка’ наверняка будет идти больше года, месяцев четырнадцать, не меньше». Ни Агата Кристи, ни ведущий актер ноттингемского театра, тогда молодой еще Ричард Аттенборо, оптимизма режиссера не разделяли. Аттенборо считал, что через три месяца, самое большее полгода, пьеса сойдет со сцены. Агата Кристи рассчитывала на полгода, от силы месяцев на восемь: «Пьеса будет иметь успех, пусть и недолгий, — обнадежила она, побывав на спектакле, Сондерса. — Четырнадцать месяцев она, конечно, не продержится — восемь самое большее. Хотите пари?»
Пари не выиграл никто. «Мышеловка», действие которой происходит в отрезанном от мира затрапезном пансионе Монксуэлл-Мэнор, где в убийстве подозреваются все постояльцы и, как часто бывает у Кристи, не виноват ни один из них, идет по сей день при переполненных залах. 70 лет — абсолютный мировой рекорд.
Глава тринадцатая
«Мне ничуть не хуже, чем в молодости»
1
Последние пятнадцать-двадцать лет Агата Кристи пишет меньше (хотя по-прежнему немало), но успехом не обделена. В сентябре того же 1964 года «культурная общественность» с помпой, как и двумя годами раньше, отмечает пятитысячный спектакль «Мышеловки». Когда пришло время выступить, Агата — в молодости она была куда стеснительнее, с возрастом же научилась преодолевать страх — поднялась на сцену и как ни в чем не бывало обратилась к присутствующим с импровизированной речью.
Я прекрасно знаю, — начала она, — что речи мне не даются, но обычно в зале найдется добрый человек, который меня выручает — говорит за меня. Сегодня вечером, однако, я вижу, что никто не придет мне на помощь, вот и приходится отдуваться самой.
Все остались довольны этим экспромптом, особенно же его лучезарным финалом:
Поверьте, быть семидесятидвухлетней ничуть не хуже, чем молодой. Сегодня вечером — особенно!
Да, довольны остались все; все, кроме Розалинды, всегда державшей мать в строгости. «Ты должна была подготовиться, мама, — выговорила она Агате после приема. — А не говорить, что в голову придет».
Годом позже Агате Кристи «пришел в голову» несколько необычный детектив «Отель ‘Бертрам’». О том, какую лондонскую гостиницу писательница вывела под этим названием, жаркие споры идут по сей день. Необычен же этот детектив потому, что на этот раз мисс Марпл бросает вызов не преступнику-одиночке, а мощной преступной организации, «разветвленной шайке», как ее называют в Скотланд-Ярде, которая не вызывает подозрений, ибо разместилась и действует в солидном, респектабельном, существующем с 1840 года лондонском отеле, «скромно величественном и ненавязчиво дорогом, излюбленном убежище высокого духовенства и вдовствующих аристократок из провинции»[6]. В целом пресса была настроена позитивно. «Финал, пожалуй, несколько натянут, — пишет об «Отеле ‘Бертрам’» в ‘Гардиан’ Франсес Айлз, — но так ли уж важен сюжет в книгах миссис Кристи? Гораздо важнее, что от ее романов невозможно оторваться». С критиком хочется поспорить: когда речь идет о детективе, что может быть важнее сюжета?! Потому и невозможно оторваться, что сюжет увлекателен.
Справедливости ради скажем, что в эти годы Агата Кристи иной раз пишет книги, от которых можно — и даже нужно — «оторваться». Таков, например, сборник рассказов «У слонов хорошая память» (1972), а также «Врата судьбы» (1973) — последний, восьмидесятый роман писательницы, которой идет восемьдесят третий год. И — «Пассажир на Франкфурт» (1970). Уже по наброскам к роману видно, что «на территории» политического триллера Агата, в отличие, скажем, от Фредерика Форсайта, чувствует себя не слишком уверенно:
Аэропорт. Рената. Сэр Нил в министерстве обороны (МИ-14). Его упрямство растет. Помещает объявление. Мысли о Гитлере. Прячется в сумасшедшем доме. Один из многих, кто считает себя Наполеоном — или Гитлером, или Муссолини. Один из них провозит контрабанду. Н. занял его место. Запомнил его досконально — свастика. Сын. Родился в 1945. Сейчас ему 24. В Аргентине? В США? Руди, юный Зигфрид.
«Скажу вам по большому секрету, — пишет Эдмунду Корку правовой агент из Америки Дороти Олдинг, — меня эта книга откровенно разочаровала. Мне кажется, что это довольно нескладное подражание шпионскому роману; чертовски слабая вещь». Раскритиковала роман и ее автора и «Нью-Йорк таймс». «У мисс Кристи ничего не получилось, — пишет А. Дж. Хьюбин, — и это вдвойне печально, потому что, подозреваю, в этот роман она вложила больше, чем в любой другой».
В том же 1965 году, что и «Отель ‘Бертрам’», Агата Кристи завершает труд многих лет — «Автобиографию», которую она начала писать пятнадцать лет назад, после войны, и которая вышла лишь через год после ее смерти, в 1977 году, поэтому «доводили» книгу Розалинда с мужем и издательский редактор Филип Зиглер. «Писательскую деятельность хорошо начинать с автобиографии хотя бы потому, что вам не надо долго собирать материал, он весь у вас в голове», — заметил однажды собрат Агаты Кристи по детективному перу, жокей и писатель в одном лице Дик Фрэнсис. Фрэнсис с автобиографии начал, Агата Кристи автобиографией поставила в своей литературной карьере точку, а лучше сказать — многоточие.
Большая часть книги посвящена «долитературной» жизни Агаты, ее детству, отрочеству, путешествиям. Детству прежде всего. Сказала же Пэт Фортескью, персонаж романа Кристи «Зернышки в кармане»: «Если у тебя было счастливое детство, оно останется с тобой на всю жизнь»[7]. О тех одиннадцати декабрьских днях 1926 года, когда ее разыскивали по всей Англии, в «Автобиографии» ни слова.
Мне доставляло немалое удовольствие записывать всякие мелочи, которые приключались со мной в детстве, — признается она в интервью Франсис Уиндем, напечатанном в «Санди таймс» 26 февраля 1966 года. — В «Автобиографии» есть кое-что о моем творчестве, но немного. Если кто-нибудь в будущем напишет о моей жизни, то было бы неплохо, чтобы автор придерживался фактов.
С подобным пожеланием трудно не согласиться — вот только со временем не всегда скажешь, где факт, а где вымысел. Кончается «Автобиография» буквально на полуслове — последнюю главу Кристи напишет через несколько месяцев. Последнюю, но не заключительную: в 1965 году ей семьдесят пять, и продолжать свое жизнеописание она не намерена: «Обо всем том, что непосредственно касается моей жизни, сказать мне больше нечего».
К этому своему «недетективному» труду Агата относится с большим тщанием. Уточняет у Корка подробности собственной жизни — многое забылось. Задает Корку много вопросов:
Выясните, когда умер Монти. Уточните даты моих публикаций — за подписью «Мэри Уэстмакотт» и др. Хотелось бы точно знать, когда состоялись премьеры моих пьес; день, месяц, год.
Помечает в записной книжке:
Война с бурами. Мое отношение. Здоровье отца. Родители — счастливая жизнь. Нью-Йорк. Илинг: воскресные дни у бабушки.
Советуется с Корком:
Может быть, в приложении дать какие-нибудь забавные или трогательные письма? Может быть, привести мой первый рассказ? Розалинде расскажу о себе такое, о чем она даже не подозревала… Надо будет напечатать три экземпляра: один Вам, другой Розалинде, третий мне. И обсудить, что получилось.
Своим потенциальным биографам Агата решительно отказывает:
Мне шлют письма едва ли не каждую неделю — хотят написать мою биографию, — жалуется она Корку. — Я говорю нет, я пока еще не умерла, да и потом эти люди ничего ведь не знают о моей жизни.
В конце 1965 года, когда «Автобиография» практически написана, Агата не скрывает своей радости:
Я рада, что если я теперь умру, то мое собственное жизнеописание опередит то, что напишут обо мне другие.
Только одному биографу Кристи пошла навстречу, да и то лишь потому, что Гордон Рэмзи, президент американского издательского дома “Dodd, Mead & Co”, предложил, что напишет не биографию Агаты, а нечто вроде общей оценки ее жизни и творчества. И написал небольшую книжку «Агата Кристи: Хранительнца тайны», которая вышла в Нью-Йорке в 1967 году, а в Лондоне двумя годами позже.
ЮНЕСКО объявляет, что Агата Кристи — самый продающийся автор из всех, пишущих по-английски; ее книги издаются тиражом 400 миллионов экземпляров на 50 языках, в 105 странах, в Советском Союзе в том числе. У нас для Агаты Кристи делалось исключение, хотя и ее до перестройки переводили довольно мало, от случая к случаю. К детективам в те времена в СССР относились не слишком хорошо — в самом деле, чему «Простое искусство убивать», как назвал классик «крутого детектива» американец Реймонд Чандлер свое программное эссе, может научить молодое поколение страны победившего социализма?
В 1970 году на восьмидесятилетие Агата Кристи делает себе великолепный подарок: заказывает свой портрет, и не кому-нибудь, а Оскару Кокошке. Именно портрет, а не фотографию. На шестидесятилетие она сфотографировалась в фотостудии известного фотографа, и хотя потом шутила: «Он вывел мне все веснушки», очень расстроилась, жаловалась, что теперь у нее комплекс неполноценности, что с такой внешностью ей самое место в доме для престарелых. И объявила Корку, что «отныне с фотографиями покончено, не хочу больше испытывать унижение и страдать».
В продолжение восьми двухчасовых сеансов Агата в нетерпении — ее любимый жест — отбивает дробь артритными пальцами по ручке кресла, в котором позирует, а художник то и дело откладывает кисть и прикладывается к литровой бутылке виски. На портрете, как и на фотографии двадцатилетней давности, Агата, увы, выглядит старше своих лет (еще старше!) и — смешная подробность — чем-то похожа на живописца, который ее запечатлел. Заказчице портрет тем не менее понравился — во всяком случае, больше, чем фотографии.
По крайней мере, меня ни с кем не спутаешь, — пишет она Корку, который подарил ей на восьмидесятилетие ручку с золотым пером и грозной надписью: «Смерть всякому, кто возьмет ее у меня и не вернет». — Кокошка пришел в восторг от моего носа — «такой он у вас большой и значительный». Кинозвезды стараются уменьшить свои носы, я же нисколько не стыжусь своего славного римского носа.
В 1971 году, за пять лет до смерти, Агата удостаивается титула Кавалерственной дамы Британской империи; титула баронета, причем за четыре года до жены, удостоен и Макс — теперь он автор уже упоминавшегося авторитетного археологического исследования «Нимруд и его останки» (1963) и профессор, и не Лондонского университета, а Оксфорда, своей alma mater. Попечитель Оксфордского университета и Британского музея, он читает лекции и ведет исследования в оксфордском колледже Всех душ. С карьерой у профессора Мэллоуэна все в полном порядке, а вот со здоровьем не совсем: летом 1962 года Макс переносит первый инсульт, по счастью, не тяжелый, а спустя пять лет, осенью 1967-го, — второй. Удар с ним случился прямо на лекции в Персии, однако Мэллоуэн, превозмогая головную боль, опустился на стул, дочитал лекцию до конца и только после этого дал отвезти себя в больницу. Вот как надо любить свое дело! Несмотря на тяжелую болезнь, Макс, как и в молодости, — любитель быстрой езды, скорость он превышает постоянно, можно сказать, принципиально, особенно с 1971 года, когда Мэллоуэны обзавелись «мерседесом». Первое, что он сказал, попав однажды в аварию, было: «А зато сколько впечатлений!» Когда за рулем не он, а его водитель, Макс постоянно злится: «Почему ползем, как черепаха?! Нельзя ли побыстрей?!»
В том же 1971 году восьмидесятилетняя Агата Кристи получает письмо из Музея восковых фигур мадам Тюссо: с нее хотят снять мерку для создания восковой статуи — также большая честь: в этот музей, куда по сей день стоят многочасовые очереди, попадают только самые знаменитые — и не только мертвые, но и живые.
Мэллоуэны не молодеют, но на месте не сидят. То они на своем любимом Ближнем Востоке — раскопки Макс после первого инсульта больше не ведет, но в Ираке, Сирии и Иране они с женой бывают регулярно. То они, меломаны, едут в Зальцбург на ежегодный Зальцбургский фестиваль послушать «Волшебную флейту». То вместе с внуком Мэтью, выпускником Оксфорда, сотрудником издательства «Пингвин», таким же, как бабушка, любителем оперы, отправляются летом 1962 года в Байройт, вотчину Вагнера. То путешествуют по Швейцарии (лето 1966 года), и Агата требует от дочери, чтобы та не пересылала ей в «этот горный рай» писем:
Шли мне письма только в случае крайней необходимости! Отсутствие писем — самая большая радость в жизни!
На отсутствие интереса к себе Агата не жалуется и за границей: и в Байройте, и в Зальцбурге за ней тянется длинный хвост поклонников: «Нельзя ли автограф?» Можно, но только утром, с десяти до одиннадцати — так решил, пожалев живого классика, сердобольный хозяин гостиницы в Байройте.
В этом же году осенью Мэллоуэны вновь отправляются за океан, где на этот раз проведут почти полгода. Агата сопровождает мужа, совершающего лекционное турне, Макс читает лекции не только в Гарварде, Принстоне, Йейле, но и по всей стране — в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии, в Техасе и Калифорнии. Причем за немалые гонорары: знает себе цену, да и «деньги на земле не валяются». В записной книжке Агаты тех лет можно найти немало любопытных и забавных наблюдений касательно американской университетской жизни:
Все профессорские жены здесь (в Принстоне. — А. Л.) очень славные, сказочно богатые, на лекции ходят в вечерних платьях и белых перчатках. И при этом все как один ужасно старые и больные: жены еле ноги волочат, мужья с постели подняться не в состоянии. С кем ни поговоришь, либо глухи как пень, либо паралитики, либо слепые. Одна очень милая девяностолетняя старушенция со слуховым аппаратом, почти совсем слепая, отправилась вместе с нами на лекцию Макса и все время норовила поддержать меня за локоть, чтобы я не упала. «Ну конечно, я ничего не вижу на экране, только свет и тень, да и слуховой аппарат у меня ни к черту не годится — я ничего не слышу, но, знаете, не отставать же от жизни, — сообщила она мне и добавила: — Вы бы накинули пальто, а то простудитесь».
Кстати о слуховом аппарате: за несколько лет до американского турне Агата Кристи сподобилась наконец начать лечиться от глухоты. И настроение сразу поднялось: «Какой же у меня чудесный доктор! Слышу, как тикают часы, как звонит телефон! Чудеса!»
Агата, американка по отцу, влюбилась в Новую Англию, любуется пурпурными осенними красками Вермонта, хвалит Остин, сравнивает его с Багдадом, ругает «разваливающиеся на ходу» поезда, которые останавливаются «у каждого столба».
Из окна, когда едешь в таком поезде, — вспоминала Агата, — ничего не видно, окна мыли последний раз в прошлом веке.
В Нью-Йорке чета Мэллоуэнов побывала на Гринвудском кладбище, где похоронены Миллеры, американские дед с бабкой Агаты, родители Фредерика, которого репортер таблоида, если читатель не забыл, назвал «биржевым маклером». Кладбище произвело впечатление:
Похоже на Луксор, — пишет Агата Корку, — повсюду гранитные монолиты из черного мрамора с обелиском в человеческий рост.
Агате вспомнился Луксор, мне — собачье кладбище из «Незабвенной» Ивлина Во.
2
На кладбище приходится бывать все чаще и в Англии. Фраза Агаты, которой заканчивается ее интервью «Санди таймс», не случайна:
Последние годы моей жизни лучше не вспоминать… Нет необходимости на них останавливаться.
Мы же остановимся — вкратце. Осенью 1959 года в Америке умирает Гарольд Обер, бессменный правовой агент Агаты в США. Летом 1962 года скоропостижно умирает любимый племянник Агаты, сын покойной Мэдж Джек Уоттс. Не проходит и полугода, как уходит из жизни директор крупного инвестиционного фонда Арчибальд Кристи, причем буквально за несколько дней до его давно запланированной встречи с Мэтью Причардом, Арчи не видел внука двадцать лет. За несколько лет до Арчи, летом 1958 года, умирает от рака его вторая жена, «разлучница» Нэнси Нил-Кристи, и Агата пишет первому мужу письмо соболезнования, где приводит известное французское изречение: “Tout comprendre c’est tout pardonner”[8]. Осенью того же 1962 года, вернувшись с женой из Любляны, где они праздновали очередную годовщину свадьбы, Макс, как уже упоминалось, переносит первый инсульт, однако довольно быстро восстанавливается. Инсульты, перебои с сердцем — скажем, забегая вперед, — не помешали баронету после смерти жены (когда умирает Агата, ему «всего-то» семьдесят один) вновь «обрести свое счастье». Обрел его Макс Мэллоуэн, впрочем, много лет назад: его вторая жена Барбара Паркер была, как мы писали, долгое время секретаршей Макса на раскопках и — пикантная подробность — сиделкой у умирающей Агаты. Спустя год после второй свадьбы, летом 1978 года, Макс ломает бедро, попадает в больницу, переносит операцию и 19 августа того же года умирает на руках у Барбары от инфаркта; Агату он пережил всего на два года.
За месяц до кинопремьеры «звездного» «Восточного экспресса», осенью 1973 года переносит инфаркт и Агата. Пишет записку Корку:
Сердце вроде бы пришло в норму, доктор разрешил вставать и через день спускаться на пару часов из спальни в гостиную. В основном же велено лежать. Тоска!!!
С каждым днем она все хуже слышит, похудела, осунулась, сильно облысела. После перелома шейки бедра и перенесенной операции ходит с большим трудом, жалуется:
Я всегда так любила ходить под Рождество по магазинам, а теперь быстро устаю, поскорей хочется домой.
Последние годы «в свет» почти не выезжает, в виде исключения побывала на фильме «Убийство в ‘Восточном экспрессе’», в Клубе сыщиков на ежегодной вечеринке, посвященной очередному юбилею «Мышеловки», а вот в «Буддлз», любимом их с Максом мясном ресторане, больше не бывает — диета. Теперь она либо сидит в кресле дома или в саду, листает написанные ею книги, в том числе и только что переизданный мемуар 1945 года «Приезжай расскажи, как ты живешь». Либо передвигается на коляске: после того как она упала на балконе и расшибла голову, сама, без сиделки, больше из дома не выходит. Последний год живет в основном в Уинтербруке, в любимый Гринуэй ей уже теперь не добраться. И не подняться по лестнице, ее кровать переносят из верхней спальни в гостиную на первом этаже; Макс ухаживает за больной женой на пару с Барбарой Паркер — из секретарши в Нимруде она переквалифицировалась в сиделки. Сейчас, когда Агате не семьдесят два, а все восемьдесят, она бы вряд ли повторила сказанное на десятилетней годовщине «Мышеловки»: «Не верьте тем, кто говорит, что в старости жизнь теряет свою привлекательность». И наверняка согласилась бы с тем, что, «когда мы стареем, наша жизнь становится скучной и маловыразительной». Впрочем, она не ропщет.
Сказать, что последние месяцы жизни Агата теряет рассудок, что она не в себе, нельзя, но за свои действия она отвечает далеко не всегда. То вдруг возьмет ножницы и примется отрезать себе волосы. То требует, чтобы ей дали соломенную шляпу, которая в это время у нее на голове. То срывающимся от слабости голосом начнет рассказывать какую-то историю из детства. То принимается укладывать вещи, говорит, что собирается в путешествие, ищет Макса. Или, к ужасу родных, заявит, что хочет переписать завещание; как тут не вспомнить мисс Френч из «Свидетеля обвинения», которая «обожала составлять завещания».
Агата Кристи знает, что дни ее сочтены, и к смерти готовится. Распоряжается, где ее похоронить, что написать на надгробии. Похоронить себя она велит неподалеку от Уинтербрука, на маленьком кладбище при приходской церкви Святой Марии в Чолси. На могильном камне завещает выбить слова из пятнадцатого псалма: «Полнота радостей пред лицем Твоим»[9], а также строфу из поэмы Эдмунда Спенсера «Королева фей»:
Sleep after Toyle,
Port After Stormie Seas,
Ease after Warre,
Death after Life,
Doth Greatly Please[10].
Просит, чтобы на похоронах звучала сюита номер три Себастьяна Баха.
Подготовилась писательница и к достойному завершению своего литературного пути. За год до смерти она (а вернее Розалинда по ее просьбе) передает издателям «последнего Пуаро» — роман с симптоматичным названием «Занавес», над которым Агата начала работать еще в 1940 году. Книга о последнем деле Эркюля Пуаро, вышедшая тиражом 120 000 экземпляров, принята была критикой очень доброжелательно, и вовсе не только из уважения к прежним заслугам и «преклонным летам». «Королевственная дама Агата, которая последнее время не радовала нас своими достижениями, на этот раз превзошла себя», — отмечает в “Guardian”, в статье «Последний подвиг Геракла», критик Мэтью Коуди.
До свидания, cher ami, — прощается Эркюль Пуаро на заключительных страницах «Занавеса» с капитаном Гастингсом и своими многочисленными читателями. — Я очень устал, сложностей в жизни хватало. Теперь, думаю, осталось недолго. Я убрал с прикраватного столика ампулы амилнитрата. Предпочитаю довериться моему bon Dieu.
Агата, как это часто бывает с писателями, наделила Пуаро не только своей вдумчивостью, проницательностью, но и своими болезнями: бельгиец, как и его создательница, страдает в старости артритом, жалуется на сердце, передвигается, как и она, в коляске.
Перед Новым 1976 годом Агата простужается, а спустя две недели, 12 января, когда Макс везет ее в коляске из столовой в гостиную, касается руки мужа, еле слышно шепчет: «Я отхожу к своему Создателю» и спустя несколько минут умирает.
Своего героя, бельгийского Геракла, Агата пережила на три месяца.
На похоронах к музыке Баха присоединятся щелчки фотоаппаратов и стрекот кинокамер: Уоллингфорд, городок неподалеку от Уинтербрука, подвергнется нашествию десятков корреспондентов и фоторепортеров, и не только английских. 15 января 1976 года СМИ возьмут у «непубличной» Агаты Кристи реванш.
[1] Александр Ливергант, 2022
Книга А. Ливерганта «Агата Кристи: свидетель обвинения» выйдет осенью 2022 года в издательстве «АСТ» (редакция Елены Шубиной).
[2] См. Janet Morgan. Agatha Christie. — L.: Harper Collins, 1984.
[3] Пс. 55, 13:14.
[4] Здесь и далее: Убийство в Месопотамии, перевод Л. Девель. // Агата Кристи. Сочинения в трех томах. Том первый. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 1998. — С. 184, 192, 198, 285.
[5] В Ираке на раскопках Агата познакомилась со своим вторым мужем, археологом Макеем Мэллоуэном, который был моложе ее на 15 лет.
[6] Отель «Бертрам», перевод Н. Ильиной. // Агата Кристи. Убийство Роджера Экройда. Убийство в Восточном экспрессе. Десять негритят. Отель «Бертрам». Пьесы. – М.: АСТ, НФ «Пушкинская библиотека», 2003. — С. 509.
[7] Зернышки в кармане. Перевод М. Загота. // Агата Кристи. Сочинения в трех томах. Том второй. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 1998. — С. 134.
[8] «Все понять — значит все простить» (фр.).
[9] Пс. 15:11.
[10] Сон после трудов, / Гавань после бурных морей, / Отдых после войны, / Смерть после жизни — / Доставляют огромную радость.