Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2022
От редакции
В этом номере мы печатаем короткий фрагмент из воспоминаний замечательной переводчицы, нашего постоянного автора Е. А. Суриц, умершей в этом году.
…Вот как доспехи мощного рыцаря тринадцатого века не налезали уже и в наше время на щупленького недомерка — вот так и тут, и только самое время сжалось, сократилось, ускорилось, умялось, спрессовалось, недаром за короткий срок язык — и ничего тут не попишешь — изменился не меньше, чем за всю советскую пору. — Тогда, при нас, он скукожился, побледнел и выцвел, от нищеты замусорился канцеляритом, сейчас аляповато и жалко запестрел, засорился наспех перекроенными английскими словами, неперекроенными английскими конструкциями, и о каждодневных сюрпризах от новейших языкотворцев, сынов эфира, лучше умолчим. Бедный Иван Сергеич: «Во дни сомнений… великий, могучий, свободный… Не будь тебя, как не впасть в отчаяние… Но нельзя верить, чтоб такой язык не был дан великому народу». И какая провидческая запинка нам слышится — слышится? — в этом «Но» после разбега и захлеба первой и мощного рыдания второй фразы. Сейчас это такая тоска!
Предварительно оговорюсь, что новый сленг (прикольно, ботаник, вот в чем фишка, не догоняю, в смысле не понял, троллить, он совсем не алло (так, кажется) он за него/против него топит, и много-много чего другого, даже, пожалуй, и поновей, меня скорее умиляет, это дело обычное, чтоб сленг непрестанно обновлялся. Тут речь о другом. Я заметила, что даже моих коллег-переводчиков раздражают мои непрофессиональные стоны, но — не могу молчать… так что здесь и выложу то, что накипело. Надо сказать, что поколение «детей» еще говорит (и пишет) приблизительно так, как говорили «мы» (по состоянию на 2013), граница прошла между ними и следующим поколением. Возможно, лингвисты уже произвели классификацию новшеств. Хочется думать. Не знаю. Неважно. Наука — наукой, а тут — праздные, неотвязные мысли. Итак, что я — не исключено, с вовсе несправедливым раздраженьем — заметила: нынешней молодежи полюбились такие уродики-кентавры, как офрендить, смайлик, кликнуть (отнюдь не в смысле позвать), банить (опять-таки, не в смысле, да еще банили//чистили/ пушку банником, о чем уж мало кто помнит) и прочее, причем все это добро механически подхватывают (в том числе и с экрана) те, кто вовсе не знают английского, переводя из рандомно небрежных неологизмов не только в разряд законных компьютерных терминов, но и в строй неискоренимых фактов языка. Странный волапюк, все эти дилеры-хилеры-килеры-стартаперы, лузеры-юзеры-спойлеры-бойлеры, шутеры, драйверы, кастинги-дастинги, фитинги-шопинги-дроппинги, сенсорно, рандомно, релаксивно, дайвинг, ребрендинг, фандрайзинг и т. д. И еще: слова, общие английскому и французскому (латинского происхождения), но имеющие в двух этих языках разный смысл, те слова, которые русские получили из рук Карамзина и в таком («откарамзинском») виде два века безмятежно потребляли, теперь, как будто заново, вместе с грудой других английских слов, дарятся нам, во многих покуда вызывая горестное отторжение. Скажем, «у нас» (как и у французов) считалось, что амбициозный — это плохо, что это самонадеянный, заносчивый, а «у них» считается, как у англичан, что это целеустремленный, настойчивый, и это, наоборот, очень даже хорошо. Что-то меня не убеждает то толкованье, что это, мол, оттого, что изменилась сама наша жизнь. И, как хотите, а нам дики, скажем, такие фразы, как «Она была шокирована смертью мужа», или, наоборот, «Шокирующе низкие цены,» тогда как им этого просто не объяснишь. Ну, а природу некоторых нововведений, тех о которых речь дальше, — и вообще, по-моему, трудно понять. Гадательно, к тому же рискуя на себя навлечь обвинение в esprit mal tourné, могу сказать, что они суть следствие стыдливости и целомудрия, столь свойственных нашему народу: слово «кончить» во избежание неконтролируемого подтекста, что ли, как написал бы цензор в наши, прежние, дни, напрочь заменено странным на мой слух в некоторых позициях «закончить» — когда же закончится эта волокита, он закончил лекцию, терпение (вино) заканчивается и пр., меж тем как, я же прекрасно помню, в наше время адвокат, исчерпав свои доводы, спокойно говорил: «Я кончил» — и ведь ничего; о совершенно чужих, незнакомых матерях (видимо, боясь непрошеных ассоциаций с любимым заклятием из трех слов) говорят «мама» — «мама пострадавшего свидетельствует», «от своей мамы новый лауреат унаследовал» — (брр!), ну, и еще про яйца они, впрочем, уже с давних пор, говорят «яички», невольно выворачивая свою стыдливость наизнанку. Некоторых же замен я просто ничем и никак объяснить не могу. Помните у Набокова, в «Отчаянии», некто Орловиус говорит «Тяжело сказать» вместо «Трудно сказать», тем развлекая автора? Так вот, теперь слово «трудный/но» вообще изгнано из языка и напрочь заменено словами «тяжел/ый/о», «сложн/ый/о и «непрост/ой/о». А многие из нас еще и достижений девяностых переварить никак не могут, вроде («типа») «достаточно плохо», «достаточно мало», «здесь достаточно холодно, как бы не простудиться» — которых ведь тоже «никто не отменял!». А язык классиков, который мы берегли, как единственное драгоценное наследство, как солдат, изрубленный войной, бережет и прочее — они же этого языка не знают вовсе, судя по тому, какие ляпают ударения и как они его корежат — «больше, нежели чем», «чем обязан» «имеет/имело/ место быть»! «Не было другого выбора». Во фразе «Вольно же вам было не слушаться» они ударяют «вольно» на первом слоге. слово «не нашивала», и совершено понятно ведь из контекста, что означает оно «никогда не носила», ударяют на предпоследнем, «никогда не нашивáла батистовых рубашек». Уф! И это далеко не полный список моих пеней.
Упростился, изменился до неузнаваемости и самый, если так можно выразиться, языковой, эпистолярный этикет; собственно писем, бумажных писем почти никто уж не пишет, а электронные посланья сведены, кажется, насколько я могу судить, к чаще деловым, обычно скупым сообщениям и пишутся совсем-совсем иначе. Не требуя, естественно, ни разбивки на абзацы, ни «красной строки», ни «милостивого государя», ни кудрявого росчерка в подписи, ни завитков в виде «преданный вам». По нашему скромному хотя бы цивилизованному обращению я не могу не тосковать, а уж от их зачинного «доброго времени суток» и прощального «доброго вам дня» меня корежит. И ведь место прежних штампов, которые так яростно выкорчевывал Корней Чуковский, заняли новые. Все эти, сплошь и рядом, к месту и не к месту, «сменить/сформировать повестку», «озвучить мнение», «дорожная карта», «никто не отменял» и прочее! И с этим-то, как видно, придется смириться. Но сам нынешний англо-русский язык… нет уж, вся надежда только на то, что будет новый русский язык, лучше, прекраснее прежнего. Мечтать не вредно. Красиво жить не запретишь. Да язык ведь и вправду могучий, даст Бог, все перемелет — прошу простить мне это лирическое отступление о языке, в котором, всегда готова признать, я не больший специалист, чем бедняжка адмирал Шишков.