Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2021
В дороге
Дорога из столицы Аргентины Буэнос Айреса на Атлантическое побережье вопреки нагнетаемой панике и фотографиям длинных пробок на шоссе в социальных сетях была относительно свободной. На завтра объявлен всеобщий и обязательный карантин и я, бросив котенка в машину, еду на океан, в свой маленький домик с лиловыми дверьми и окнами, чтобы там переждать это смутное время в полном затворничестве. Завтра закроют дороги и не будет возможности свободно передвигаться. От моей квартиры в Буэнос-Айресе до океана — 400 километров по прямому, залитому солнцем шоссе, и есть время подумать о начинающейся непонятной жизни, которая пришла так не вовремя и наперекор всему запланированному. Преимущества карантина на океане мне кажутся очевидными, особенно когда стоят такие прекрасные дни бархатного сезона, а мой дом всего в 200 метрах от пляжа. Так думала я, слушая последние сводки из Европы по радио и стараясь проскочить мимо полицейского патруля, дабы не пришлось вновь объяснять, почему у меня американские права, русское гражданство и просроченные аргентинские документы.
День первый
Итак, это случилось: начался официальный карантин, времени теперь много, оно потеряло всякую форму и свои параметры. Кто сказал, что в часе 60 минут? Часы, они ведь такие разные: час карантина и час запарки перед сдачей проекта, час тренировки до пота и час блаженства в объятиях любимого…
Пандемия застала меня в Аргентине, стране, на которую пал выбор в метаниях после развода, когда я, увлекшись аргентинским танго, впервые оказалась в Буэнос-Айресе. С тех пор прошло много времени, я написала книгу про эту страну под названием «Логика абсурда» и сама, потеряв всякое представление о логике и вообще вопреки ей, осталась в южном полушарии.
Но вот наступил момент, когда логика, которая, как мне казалось, отсутствует в Аргентине, покинула и остальной мир. Ну кто бы мог подумать раньше, что завязав по самые глаза черный платок вместо маски, которой не сыскать в аптеке, и водрузив поверх темные очки, мы пойдем в банк не с целью его ограбить, а с целью оплатить счета или налоги?
Кастрюлинг
Природе, похоже, наплевать на бедствия человечества, и солнце светит над безмятежным океаном с прежней – а кажется и с еще удвоенной – силой. Но сегодня на пляже никого нет, песочек ровно причесан уборочными машинами, и спасатели охраняют свою территорию от всех, кому вздумается на нее посягнуть. Выходить можно только в магазин или аптеку. Ближайшие к дому. Но дома в такую погоду не усидеть, и ужасно жаль пропускать эти последние деньки уходящего лета: жара уже спала, а вода в океане еще не остыла, и схлынули толпы туристов.
Взяв холщовую сумку для продуктов с целью камуфляжа, я отправилась на набережную и пошла вдоль сверкающего океана, вдыхая целебный морской воздух и укрепляя тем самым свою иммунную систему.
Но не прошла я и 300 метров, как сзади тихо подъехала и остановилась полицейская машина. Из нее вышли трое полицейских. Трое! Две женщины и обильно потеющий страж порядка мужского пола. Спросили, куда я направляюсь. «В супермаркет», — ответила я. “В какой?” — не сдавалась молодая брюнетка, сдвинув брови и так почти сросшиеся на переносице, как у Фриды Кало. Я посмотрела ей за спину, чтобы увидеть название перпендикулярной набережной улочке и понять, какой будет ближайший супермаркет. “Толедо”. Было очевидно, что сама старший инспектор живет, скорее всего, далеко от престижной и дорогой прибрежной зоны; она начала искать в своем телефоне ближайший супермаркет этой сети, и, когда убедилась, что такой и правда был неподалеку, так же недружелюбно осведомилась, знаю ли я, что во время национального карантина гулять по пляжу нельзя и в продуктовые магазины надо идти кратчайшей дорогой, которую она тут же мне подсказала, еще раз сверившись с навигатором. Кратчайшая дорога, естественно, предусматривала передвижение по прямой, по внутренним улицам, а не в обход – по выступающей дуге городского пляжа. Этот маленький инцидент оживил скучающих жителей многоэтажных домов, загорающих на своих балконах и с сожалением взирающих на пустые пляжи. Еще до моей встречи с полицейскими некоторые из них считали своим долгом крикнуть мне в спину «Оставайся дома», эхом повторяя призывы, звучащие по радио и ТВ каждые полчаса.
Пообещав изменить свой маршрут, я свернула с набережной, и, когда белая полицейская машина исчезла из виду, вернулась на нее, теперь собираясь вернуться домой. И тут мне устроили настоящую овацию, но не одобрительными аплодисментами, а стучанием в кастрюли – так принято в Аргентине выражать негодование. В испанском языке даже есть слово “каселёразо” (от “caserola” — кастрюля). Кастрюлинг – так бы я его перевела – это распространенный способ протеста аргентинцев по самым различным поводам. На сей раз их возмущение было адресовано мне: “Ты не была ни в каком магазине! У тебя сумка пустая” — кричала толстуха в цветастом платье-халате со второго этажа. “Сиди дома! Спасай жизни!” — истерично вторила ей соседка. К жильцам престижных кондоминиумов с видом на океан присоединились праздные спасатели, охраняющие опустевшие пляжи от нарушителей, они надрывно кричали мне снизу: “У нас пандемия! Сиди дома!” А сами между тем наслаждались безлюдным пляжем и солнцем, подпекавшим их мускулистые тела. Проехавший мимо мотоциклист, скорее всего сотрудник фирмы доставок, слегка притормозив, заорал: “Все сидят по домам!” Не вступая в полемику ни с кем и не отвечая ни на чьи эмоциональные призывы, я свернула на свою улицу и пошла домой на радость всем крикунам.
Сиди дома, не гуляй!
“Кéдате ин каса” – “оставайся дома” – стучит в висках при каждом шаге по зеленой не по-осеннему траве в парке. Ну а если я никогда в жизни, нигде и ни у кого, надолго не оставалась? Как быть? Есть хорошая английская поговорка: старую собаку новым трюкам не научишь – это я про себя. К тому же погода до обидного прекрасна, океан совсем рядом, его слышно, он вздыхает, шепчет, манит… Но на пляжи не пускают. Самое крамольное из того, что себе позволяю, – это пройти пару кварталов по улице вдоль набережной. В сумку для продуктов стала забрасывать консервы на случай, если остановят. Полиция же начала требовать чеки и проверять на них дату и адрес магазина. Чувствую себя разведчиком в глубоком тылу, у меня всегда наготове чек, надорванный как раз в том месте, где пропечатана дата, и правдивая легенда.
В более цивилизованных странах это беспрецедентное состояние называют социальным дистанцированием, что означает добровольную самоизоляцию сознательных людей. Но у них там первый мир, им можно. Они и красный свет пережидают на тротуаре, пока он не сменится на зеленый. Здесь же этот карантин похож на школьный, когда из-за ветрянки отменяют занятия в классе и запрещают выходить из дома, чтобы никого не заразить. Теперь наш аргентинский класс в 44 миллиона человек, взрослые и дети, сидит по домам, за нетфликсом и фейсбуком, и ждет, когда доктор наконец разрешит прогулки. Государственные служащие – а их тут большинство – очень рады: они дома, с детьми, женами, собаками, а зарплата идет. Каникулы на балконе. Жарится мясо, разливается по бокалам вино, с хлопком вылетают пробки из шампанского. Больше всех довольны женщины, подозревавшие о существовании любовницы у мужа: вот и разрешилась проблема треугольника. «Сиди дома!», произнесенное президентом и закрепленное угрозой высокого штрафа, помогло добиться того, чего слезами и истерикой добиться не получилось бы. Предприниматели же и бизнесмены в панике.
Пока я сетую на жесткость ограничений и ущемление моих прав, узнаю от знакомых и из новостей, что в маленьких прибрежных городках введен комендантский час. В три часа, по звуку пожарной сирены, закрываются даже те немногие магазинчики и аптеки, что еще работают, и после пяти часов появляться на улицах запрещено. Видимо, вирус свирепствует после пяти, когда спадает жара, в которой ему неуютно. Пробесновавшись до утра, он отправляется спать, поэтому с 10 часов уже можно выходить с оправдывающей риск целью, а если надо выйти на расстояние больше чем 500 метров от дома – то и с оправдывающим документом.
Ходят шутки, что из-за карантина к новому году родится много детей и самым выгодным будет бизнес подгузников. А пока родился первый карантинный ребенок. Его назвали Ковидом. Да, так и записали в свидетельстве о рождении: Ковид Гонзалес. Наверное, его будущую сестру, зачатую в карантине, назовут Пандемией. Психологи наслаждаются короткой передышкой перед грядущим шквалом работы.
Когда яйца курицу научат
Нас всех перевели в режим онлайн, и не только в работе. Правительство предписало воздержание холостым и стопроцентную супружескую верность всем парам, поскольку выходить из дома по-прежнему можно только в ближайший магазин и, как требует протокол, в ближайшую аптеку. Не знаю, что там происходит у женатых, хотя появился сразу же миллион шуток и мемов на эти темы, но среди моих холостых друзей наступило смятение. Сексуально активное население Аргентины, не связанное законными узами и не обремененное совместным проживанием именно по причине предпочтения разнообразия в партнерах, закручинилось. Многие остались на значительном расстоянии от своих подруг и, значит, без какой-либо возможности, даже нелегальной, романтических свиданий.
Мне перестали звонить поклонники, и, по-моему, люди просто перестали звонить друг другу. Все засели за компьютеры и застучали пальцами по клавиатуре под возбужденное щебетание птиц – аккомпанемент намного более приятный, чем привычные децибелы транспортного гула. Теперь я получала текстовые сообщения от томящихся в пределах нескольких километрах мачо, и даже мои невинные предложения поужинать вместе были отклонены и перенесены “на потом”. Далее шли описания фантазий, где мы будем ужинать и что будем заказывать, когда отменят карантин, или куда поедем, где встретимся и что будем делать. Вот странные же люди! Никому даже в голову не приходило нарушить правила игры. Наверное, потому, что на сей раз это была игра со смертью…
Из гимна слова не выкинешь
Сводки каждого дня о вновь зараженных и умерших звучат со всех каналов. Кажется, что от этой напасти не укрыться, и если, вопреки официальному призыву сидеть дома и не рыпаться, ты все же выйдешь за дверь, тут-то на тебя и прыгнет этот самый вирус, поджидающий на кусте за углом. Правда, пока страшные вести идут только из Европы. Аргентинцы, если верить их интерпретации этнического происхождения, на пятьдесят процентов итальянцы, на сорок – испанцы, и оставшиеся десять процентов приходятся на все остальные национальности. Почти у каждого родственники в Европе, к которым они часто летают за качественным шопингом и глотком культуры, а те в свою очередь приезжают в “новый мир”, чтобы поесть знаменитого аргентинского мяса и выпить несколько литров вина по цене одной бутылки в Европе. Новости из Северной Италии и правда страшны. Люди вывешивают итальянские флаги на балконах, из окон раздаются несравненные голоса Паваротти и Бочелли. От итальянцев приходит традиция аплодировать врачам с балконов ровно в девять часов вечера. Правда, заканчиваются аплодисменты распеванием аргентинского гимна, в котором сейчас жутковато звучат слова: “Будем жить с короной славы или с нею же умрем!” Как говорится, из песни слова не выкинешь, а из гимна тем более.
Все происходящее кажется странным и страшным затянувшимся сном, люди по-разному переживают свои страхи, меняется их характер, меняются отношения с близкими. Расползаются слухи, авторы конспиративных теорий рассылают видео с политическим анализом и ужасным пророчеством нашего цифрового будущего и превращения всех в роботов в результате поголовной чипизации населения. Для убедительности видео с этими теориями тиражируются в разных форматах в зависимости от категории адресатов. Латинская порноактриса зачитывает апокалипсический текст, пришептывая накаченными силиконом губами о неотвратимости мировой катастрофы, и призывает не поддаваться панике, не подчиняться правительству. Вздымающийся бюст революционерки действует весьма убедительно, текст ей написали грамотные журналисты, и профессиональный режиссер расставил правильные акценты. Для другой целевой аудитории добрая и мудрая женщина-аналитик задумчиво рассказывает, как надо активизировать внутренние ресурсы, чтобы осознанно трансмутировать в новую реальность. А вот мужчина в военной форме отрывисто и четко, как будто рубит слова, произносит план действий в условиях войны и мирового переворота. Все эти видео передаются по телефонам, прослушиваются в тишине, запиваются текилой или виски и пересылаются дальше по цепочке. В ходе уже непосредственного обсуждения люди ссорятся, переходят на личные оскорбления. Отношения трещат по швам, аргументы переходят в обвинения.
У людей меняется поведение. Кто-то, как непослушный мальчишка, делает все наперекор призывам правительства, врачей и здравому смыслу. Мой друг Фернандо упрямо не верит ни в пандемию, ни в вирус. Он в принципе не верит в то, что вирус вызывает болезнь, так как считает, что заболеть может только сам человек, поскольку, по расхожей и весьма популярной теории, все недуги порождает наш мозг и потом проецирует их на тело. Фернандо – инженер, владелец небольшой компании, обслуживающей нефтяные скважины. В свободное от работы время он занимается биодекодированием и «исцеляет» людей, возвращая их в тот момент прошлого, в который они заболели. Я стараюсь никогда не обсуждать с ним эту тему, зная, как он обижается на мой ироничный тон и шутливую кличку Шаман. Сейчас Фернандо сильно раздражен. Вся эта история с пандемией никак не увязывается с его теориями, но покушается на авторитет “целителя”. Фернандо отнюдь не шарлатан и биодекодированием занимается вовсе не из-за денег. Он достаточно хорошо зарабатывает на своей основной работе. Но каждый из нас по-своему ищет признания, а для кого-то оно необходимо как воздух. Сейчас, когда истинные кумиры и идолы не могут собрать многотысячные стадионы и напоминают о себе домашними концертами, каждый старается конкурировать с ними, записывая свое воззвание, танец, шоу или просто делясь мыслями на личном канале ютуба, трепетно подсчитывая просмотры с лайками. В ход идут все таланты, а народу их не занимать.
Жизнь сейчас слилась в гаджеты и растеклась по экранам планшетов, ноутбуков, телефонов.
Мы привыкли строить планы и идти к их осуществлению. Сейчас о планах надо забыть, все зыбко и непрерывно меняется. “Сиди дома, спасай жизни” слышится по всем каналам, и тем не менее очень трудно укладывается в наших головах, мы привыкли к установке на действие, а бездействием, то бишь отдыхом, награждаем себя за выполненные дела. Теперь все перевернулось с ног на голову, и нам объясняют, что только бездействием мы добьемся успеха.
Как жить без танго?
Все платформы активно рекламирует неограниченные возможности выйти к людям со своим искусством, рефлексиями, кулинарными шедеврами и лайфхаками (я так и не поняла до сих пор, это слово заменило ноу-хау?) по выживанию в изоляции. Чтение, в том числе и прослушивание аудиокниг, стало возвращаться в нашу жизнь, из которой его вытеснили электронные игры и общение с помощью смайликов в инстаграме. Даже те, кто за последний год не прочитал ничего, кроме ресторанных меню, открывают для себя любимых авторов и скачивают их книги, проявляя смекалку в поиске бесплатных порталов.
Но вот кому пришлось тяжелее других, это милонгеро, людям, танцующим танго каждый день, а точнее каждую ночь до четырех или пяти утра. Для них танго – это стиль жизни, социум, без которого они не представляют себе свое существование. Не говоря уже о том, что многие из них непосредственно зарабатывают на уроках, в основном иностранцам, на выступлениях, продаже специальной обуви и нарядов, поездках по всему миру на фестивали и открытии школ, академий и культурных центров танго. Для остальных, у кого есть другой источник дохода, танго – это жаркие объятия во время танца, ощущение принадлежности к клану сотоварищей и единомышленников, встречи в специальных клубах, где танцуют только танго до первых петухов. Как ни стараются власти адаптировать этот танец к графику рабочей недели, танго был и остается танцем ночным, вышедшим из злачных мест портового Буэнос Айреса более ста лет назад.
Чем можно заменить чувство мужской дружбы на милонге, где за ночь распивается не одна бутылка вина или шампанского с соседями по столику и обсуждается все на свете? Какими конференциями «Зума» передать уникальное объятие, когда два сердца бьются в одном ритме под любимую музыку? Милонга – это маленькая жизнь, ставшая для многих единственной, хотя милонгеро как раз уверены в обратном: “жизнь – это милонга, и надо знать, как ее протанцевать” (так поет Подеста[2] в известном танго). Сейчас эти люди, которые обычно прощались с друзьями на рассвете, а свой день начинали во второй его половине, потеряли смысл жизни. Только проснувшись, они тут же осознают, что ни сегодня, ни завтра им не услышать музыки Гарделя и Пульезе[3], не сжать в объятиях желанного партнера или партнершу по танцу, не вдохнуть аромата дорогих и самых модных духов, на которые в Аргентине не скупятся даже бедные. Небритые грустные люди записывают видеоприветы для своих, кто переносит изоляцию так же тяжело, как наркоман – свою первую ломку. Очень скоро они начнут выпивать под любимое танго по «Зуму», кружить в одиночестве по своей небольшой квартире, подняв руки в воображаемом объятии, или станут вести уроки в формате онлайн, пополнив многомиллионную армию преподавателей всего, что только существует на свете. Одна моя знакомая стала успешно давать уроки по разминке пальцев, другая читает лекции по истории танго, приятель уверяет, что после его уроков игры на кларнете в инстаграме вы сможете исполнить соло вместе с симфоническим оркестром, предварительно, конечно купив сам кларнет (тут же приводится ссылка на сайт продажи музыкальных инструментов), а записавшись на уроки вокала другой моей приятельницы, вы запоете, как Мария Каллас. Не знаю почему, но что-то мне пока не хочется танцевать по ютубу, распеваться по инстаграму и обниматься по фейсбуку. Наверно, время еще не пришло, а вот на мастер-класс по приготовлению пиццы я, пожалуй, запишусь. Все-таки польза.
Спасаясь от вируса, сломать себе шею?
Сегодня я выбрала самый далекий от меня супермаркет и, наметив маршрут по приятным и живописным улицам, отправилась на прогулку со своей неизменной сумкой для продуктов. Я шла по пустому городу, под оглушительный щебет птиц: длинные трели одних, звонкое цоканье других – не понимая, по какому поводу у них такая сходка, будто слетелись они все в одно место, чтобы обсудить сложившуюся в мире обстановку. Но очень скоро я догадалась – отсутствуют другие звуки: шум машин, шаги пешеходов, разговоры прохожих и музыка, звучавшая раньше из магазинов и кафе. Звуки исчезли из суеты городской жизни вместе с самой суетой. Похоже, цивилизация, загнав себя в тупик, передала микрофон природе.
Размышляя таким образом, я оказалась в опустевшем, как после бомбежки, центре, где поливали улицы из каких-то небольших машин, которых я никогда раньше не видела. Вода с мыльной пеной стекала вдоль бордюров в решетки водостоков, оставляя тротуар чистым и скользким, как свежезалитый каток, на котором я и поскользнулась, отчаянно замахав руками для равновесия, чтобы не грохнуться всеми своими костями с высоты моего не очень аргентинского роста. Мне удалось устоять на ногах в самый последний момент, когда казалось, малоэстетичное приземление на мокрый асфальт было неизбежным. А также и возможность сломать кости запястья или бедра, которые ломаются в первую очередь при падении. Но нет, я отделалась легким вывихом и пухнущей на глазах щиколоткой. Вот смешно было бы попасть в больницу в разгар эпидемии, оказавшись жертвой мер против нее же!
До дома идти было далеко, а с опухающей все больше ногой – практически невозможно. Я позвонила единственной своей знакомой в этом городе, хозяйке лавки диетических продуктов в центре. Мирта сказала мне, что как раз закрывает магазин и сможет отвезти меня домой, если я подожду десять минут. Она оказалась на удивление пунктуальной, и ровно через десять минут появился ее маленький белый «фольксваген». Мирта уговорила меня заехать к ней домой, где у нее есть чудодейственный пластырь от отеков и ортопедический ботинок, оставшийся после перелома, на всякий случай.
В коридоре большого дома нам встретился гуманоид, похожий на персонажа советских фантастических фильмов о роботах из других галактик, какими их представляли режиссеры тех времен. Только по голосу, когда он с нами поздоровался, я поняла, что это сестра Мирты, Ивана. Она была в нейлоновом комбинезоне, голову покрывал пластиковый колпак с прозрачным слюдяным забралом, а под ним, для пущей предосторожности, были очки для подводного плавания и туго повязанная медицинская маска-намордник. Голос из-под двойного барьера, защищающего ее от наших с Миртой микробов, звучал глухо, и трудно было понять ответ на мой вопрос, откуда она пришла или куда собирается. “A-а, не-ет, это Ивана по дому так ходит, по нашему внутреннему дворику. Она не показывается на улицу с первого дня карантина, и целыми днями протирает хлоркой ручки дверей и вообще всё, к чему я ни прикоснусь”, — сообщила мне Мирта, снимая уличные туфли, на которые Ивана сразу же начала прыскать из пульверизатора разбавленную хлорку. Мирта закатила глаза: “И вот так целый день! Хорошо, хоть дело у нее появилось. Раньше сериалы смотрела на диване. Теперь вот ходит, хлорку разбрызгивает, все моет”. Затем последовала привычная для сестер перебранка;. Ивана обвиняла Мирту в том, что по ее милости они все заболеют, потому что она продолжает работать, а мало ли кто там в магазин приходит, да и вообще по улицам шляется. А Мирта отвечала, что по той же самой ее милости в холодильнике есть еда и что, в отличие от Иваны, у нее нет мужа, который бы ее содержал. Не знаю, как долго продолжался этот уже привычный для сестер диалог, я поблагодарила подругу и вышла, попрощавшись с Иваной гуманоидом-параноидом.
Диалог на пляже
“Все побежали, и я побежал…” Побежала я записываться на курсы сценарного мастерства онлайн. Ну и, чтобы уж совсем не деградировать, выбрала ряд семинаров на английском языке от автора бестселлеров у блокбастеров. Вот пример выполненного домашнего задания по написанию диалога. Первый блин, может, и комом, но зато, в отличие от моих однокурсников, не пришлось фантазию напрягать, я просто записала свою встречу с двумя муниципальными жандармами на абсолютно пустынной набережной, где фотографировала девственно чистый пляж и сливающиеся воедино небо и океан. Вот как это звучит-читается по-русски:
Жандарм-брюнет, в дальнейшем просто Брюнет:
— Добрый день, сеньора!
— Добрый!
— Что вы делаете?
— А как вам кажется? На что это похоже?
Из машины без всяких опознавательных знаков выходит круглолицый жандарм, в дальнейшем Круглолицый:
— Вы знаете, что в городе и стране карантин?
— Да, слышала.
Брюнет:
— Вы должны находится дома. У вас есть разрешение на выход?
— У меня вообще никаких документов нет. Что делать будем?
— Составим акт и вам придется проехать с нами. Номер вашего идентификационного документа?
— У меня его нет. Я иностранка
Круглолицый (почти с испугом):
— Когда вы приехали в страну?
Этот вопрос обычно задают все, услышав акцент, от кассира в магазине до клерка в любом учреждении. Только раньше в нем звучало благодушное провинциальное любопытство, а в последнее время – нескрываемое опасение. Я успокоила жандармов, что приехала давно, хотя меня так и подмывало сказать, что прилетела вчера последним самолетом из Европы. Но я сдержалась.
— Номер паспорта?
–– Вот вы думаете, я помню? Я скоро имя свое забуду, и где нахожусь, про дни недели и говорить не приходится. А фотографирую для блога, понимаете, океан, природу. Работа это моя.
— У вас есть разрешение на работу?
— Право на работу записано в Конституции, не читали? Кто мне должен его давать?
— Национальное правительство.
Я засмеялась:
— Если бы оно мне еще платило, может быть, я бы спросила его.
— Вы не имеете права работать вне дома без разрешения.
— Вот странно, вчера я ходила оплачивать счета и налоги, и тоже без разрешения. Никто не возмущался, не задержал меня. Или опять я закон нарушила?
Допрос пошел по второму кругу, меня опять спросили о номерах моих документов. Я уселась на парапет, понимая, что разговор затягивается.
— Вы знаете, я вообще нелегал, у меня все документы или просрочены, или недействительны. Может, депортируете меня? Так самолеты не летают, вот незадача какая.
— На депортацию у нас нет санкций. Но мы вынуждены вас арестовать. А там судья уже решит.
Я опять рассмеялась:
— Обещаете? А то совсем скучно одной, и опять же на питание тратиться не надо будет. Поедем?
— Почему вы все время смеетесь?
— Это у меня характер такой легкомысленный. А что, смеяться тоже запрещено? Или вам не нравится?
— Мне нравится, когда люди смеются, но вы нарушаете, гуляете без разрешения. Вы знаете указ 192 о чрезвычайном положении и обязательном соблюдении карантина?
— Не-а, я по-испански не очень. Про карантин что-то слышала, в пятом классе у нас было такое в школе. Я и тогда свинкой не заболела. А что? Кто-то болен?
Тут я должна пояснить, что на весь округ, и на близлежащие округа (аналоги областей в русской географии), остался один больной КОВИДом, который находился в больнице и, к счастью, шел на поправку. Больше инфицированных вирусом на всем побережье не было уже несколько недель, а всего, с самого начала, было восемь случаев, все прилетели из Европы и попали в больницу прямо из аэропота.
— Вы продолжаете смеяться! Вы считаете меня идиотом?
— Помилуй бог, я этого слова не произнесла, вы сами себя так назвали. Это можно в протокол внести? Какая низкая у вас самооценка, а ведь вы очень миловидный молодой человек.
Брюнет довольно улыбнулся, покачал головой и призвал на помощь Круглолицего. Тот включился в разговор с вопросом, что я делаю в Аргентине.
— Книжки пишу.
— Про что?
— Про страну чудес.
— Это вы так Аргентину называете? Расскажите.
Допрос переходит в формат обсуждений книжного клуба, и я коротко пересказываю оглавление моей книги про Логику абсурда. Брюнет продолжает говорить по телефону с приемной муниципального судьи. Я слышу обрывки фраз и слова “руса”, “без документа’, “задержали”. И я обращаюсь к Круглолицему:
— Вы, знаете, я передумала насчет заключения, у вас вон машинка-то какая маленькая. И вы без масок, еще заразите меня, раз говорите, что все так опасно. Пойду я, мне работать надо. Вы бы тоже чем-нибудь полезным занялись, для страны.
— Почему вы так высокомерны? — взрывается Круглолицый, обидевшись, наверное, что я его не назвала миловидным.
— Послушайте, ну вам не угодить, то я смеюсь, когда нельзя, то высокомерна. Давайте о вас лучше поговорим, вот вы, почему ерундой занимаетесь, и так серьезно причем?
Я поднимаюсь с каменного парапета и собираюсь пойти домой, но меня опережает брюнет, закончивший телефонный разговор с судьей:
— Вот что я вам скажу, мы вас отпустим на этот раз. И акт (тот, который заполнял его напарник, теряясь в недоумении, как заполнять графы с отсутствующей информацией) оставим себе. Где вы живете?
Я произношу свой адрес.
— С кем? — интересуется, оторвавшись от акта Круглолицый.
— С кошкой. Кто же еще с моим характером уживется?
Оба улыбаются, представляя, как будут рассказывать своим подругам за ужином о сегодняшнем необычном для провинциального городка задержании.
Поминки по жизни.
Сегодня я купила водку, как и полагается на сороковой день, сделала винегрет, селедку под шубой, оливье. До вечера еще осталось время, и я рассматриваю старые альбомы с черно-белыми фотографиями, которые пережили со мной несметное количество переездов, перелетов и ремонтов, и вот уже несколько лет пылятся на книжных полках маленького домика, затерянного в городе из серого гранита, выстроенном на побережье Атлантики. Отряхивая пыль и осыпавшуюся с отсыревшей стены краску, я листаю выцветшие и скоробившиеся от сырости фотографии моих родителей, моей школы, моей свадьбы, новорожденного сына, и… ничего не чувствую. Кажется, это вообще не про меня.
Еще сорок дней назад, когда жизнь была жива и подчас меня не устраивала, невозможно было предположить, что мне ее будет так не хватать, когда ее заменит новая форма существования в четырех стенах с нормированными выходами за их пределы, когда прежним останется всего лишь пейзаж.
Пока была жива жизнь, жили наши планы. Или наоборот? Мы жили планами, порой откладывая саму жизнь. Но как жить без мечты, желаний и усилий для их исполнения? Теперь надо перезагрузиться, осознать свое место и возможности, увидеть их там, где кажется, что их нет. Карантин продлен, а значит, продлено время нашего детокса, генеральной уборки – в доме, в мыслях, в теле, в отношениях с другими людьми. Некоторые считают, что всевышний перст всего лишь нажал на паузу, и скоро мы все, переболев, вернемся в нашу родную, такую до боли знакомую жизнь. Не знаю, сегодня я справляю поминки по моей жизни. Не знаю, что наступит вслед за ней, когда, как я в это впишусь.
Le Roi est mort, vive le Roi! (Король умер! Да здравствует король!) – провозглашали французы со времен Средних веков, когда после смерти короля сразу же объявлялся следующий правитель, потому что трон не должен пустовать ни минуты. Сегодня я поднимаю рюмку на поминках той жизни, что отлетает в иные миры, в книги, фильмы, картины… в нашу память. И праздную рождение новой эры, какой бы она ни была. Жизнь прошла. Да здравствует Жизнь!
***
- S. Когда я писала эти заметки и возмущалась тем, что сорок дней, вырванных из жизни, это очень много, могла ли я подумать, что сто сорок дней спустя буду приблизительно в таком же положении? И хотя все уже устали от аргентинского самого длинного в мире карантина – вчера президент в коротком обращении к нации продлил его до 200 дней, – по сути дела, мало что изменилось, хоть и много чего произошло.
Продление карантина, который теперь называется «социальной превентивной и принудительной изоляцией”, не стало шокирующе-неожиданной новостью. Это происходило на протяжении полугода с периодичностью раза в три недели. Оптимистичные обращения президента, сулящего близкий триумф над коварным вирусом, национальную вакцину и светлые горизонты, сменились более короткими и сдержанными речами теперь уже обвинительного характера: по причине несознательности граждан, которые не хотят сидеть дома, горизонты отодвигаются до следующего объявления. По-прежнему заблокированы проездные билеты-карточки для проезда в общественном транспорте, так же нужно испрашивать разрешение на перемещение по городу, а о том, чтобы поехать в другой город или провинцию, лучше всего просто забыть, ибо легче получить визу в США, чем разрешение на поездку в Мендозу, чтобы навестить семью.
На следующее утро после отмечания ровно шести месяцев с начала карантина, как продолжают называть ситуацию в народе, и “принудительной изоляции”, как больше нравится определять ее правительству, мне понадобилось добраться до центра города. Девять утра – не мое время, но, подстраиваясь под остальное человечество, иногда приходится выползать из дома и в такой не божеский час. С интересом оглядываясь по сторонам, я наблюдала за разнообразием лицевых аксессуаров на проходящих мимо людях: одни были в пиратских масках с черепами и костями, другие в игривых тряпочках с цветочными мотивами, попадались изделия в форме слоновьих хоботков и прочих гульфиков, а на некоторых были еще и прозрачные забрала поверх маски. Вдруг я увидела человека в черной шляпе без лица… непонятно было, на чем держатся темные очки, но, когда мы поравнялись, я увидела, что это маска телесного цвета. Потом мне попались еще несколько таких же фантомасов: очевидно, маски в стиле ню в моде в этом сезоне. Старушка лет восьмидесяти, постукивая палочкой впереди себя, хохотала мне в лицо растянутыми в гримасе алыми губами, показывая крупные неровные зубы. Явно внучок-подросток подарил бабуле маску клоуна. Рыжие крашеные букли, выбившиеся из-под берета, гармонировали с маской и делали ее абсолютным чемпионом всей уличной нелепости.
Так я добрела до поликлиники, где охранник, больше похожий на вооруженного до зубов грабителя банка в черной маске, с лазерным пистолетом-градусником и пульверизатором дезинфицирующего раствора приставил мне дуло термометра ко лбу. Я ловко уклонилась и протянула ему руки, как задержанный для наручников. Но термометр показал 0 градусов на моих запястьях, и, нахмурившись, охранник снова прицелился мне в голову.
Перелистывая социальные сети, я наткнулась на опубликованную шесть лет назад цитату из Вуди Алена: “Человечество находится на перекрестке путей. Одна дорога ведет к отчаянию и полной безнадежности; другая – к всеобщему вымиранию. Давайте молиться за то, чтобы нам хватило мудрости сделать правильный выбор”. Мне хочется молиться за то, чтобы великий режиссер ошибся. И за то, что у человечества есть третий путь, а сейчас мы просто взяли слишком крутой вираж на спирали цивилизации, и выйдем из него, как из петли американских горок, слегка потрепанные, прокаченные адреналином и стрессоустойчивые. Ну а пока остальной мир с тревогой обсуждает возможность второй волны короновирусной пандемии, и она кажется весьма более реальной, чем второе пришествие мессии, Аргентина остается практически единственной страной с закрытым небом, стоящими без движения поездами, перекрытыми трассами и даже с вырытыми траншеями между городами одной и той же провинции, и… с тревожно ползущими вверх цифрами новых заражений вопреки выбранному правительством пути жесткого контроля и запрета.
Сентябрь 2020
[1] Оксана Чернявская, 2021
[2] Мартин Подеста [1913–1975] – певец и композитор, работавший в жанре танго.
[3] Освальдо Педро Пульезе (1905–1995) – аргентинский музыкант.