Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2021
«Тайна Эдвина Друда» — последний роман Диккенса, оставшийся неоконченным, оборванный на середине внезапной смертью писателя. Не осталось ни черновиков второй половины, ни письменных указаний на то, как дальше должен был развертываться сюжет. Слишком многое остается неизвестным. Даже главное: был ли убит Эдвин Друд?
***
Итак, был ли действительно убит Эдвин Друд?
Диккенс дорожил трудностью разгадки «Тайны Эдвина Друда». Он не хотел, чтобы тайна перестала быть тайной еще до окончания романа.
Конечно, содержание написанного прямо наталкивает на то, что Эдвин Друд погиб от руки своего дяди, — погиб в страшную, бурную рождественскую ночь, а тело его сожжено негашеной известью в одном из склепов собора. Кольцо же, полученное Эдвином от Грюджиуса, о котором Джаспер не знал, уцелело в извести и в дальнейшем стало неотразимой уликой.
Все это кажется в достаточной мере очевидным. Настолько очевидным, что спрашиваешь себя: так в чем же «тайна Эдвина Друда»? Тайны Эдвина Друда вообще нет, есть тайна Джона Джаспера, но она становится ясной читателю чуть ли не с первых страниц. Она — тайна только для действующих лиц, но не для читателя. Уже в экспозиции романа, где мы видим Джаспера в опиумном притоне, старающегося узнать, может ли курильщик опиума о чем-то проговориться в бреду, — читателю ясно, что перед ним тот, кому есть о чем проговариваться, злодей и преступник, один из «черных» персонажей Диккенса. И потом уже никакая показная любовь Джаспера к племяннику не может сбить с толку даже самого непроницательного читателя. Напротив — чем елейнее ведет себя Джаспер, тем очевиднее его лицемерие, тем более сгущается атмосфера замышляемого убийства.
Только детали преступления остаются читателю неясными, ибо тут автор подсказывает несколько равно возможных вариантов. Задушил ли Джаспер своего племянника у себя в комнате черным шарфом, предварительно его опоив, или подстерег возле дома младшего каноника и оглушил ударом, а потом уже задушил? Или пригласил подняться на башню собора и столкнул с высоты? Отнес ли он его тело в склеп Сапси или в какой-нибудь другой закоулок соборного подземелья? Но детали не могут составлять стержня фабулы, — а стержень очевиден.
Действительной тайной для читателя остается личность загадочного мистера Дэчери — только личность, только кто он, а что он делает и для чего поселяется в Клойстергэме, тоже ясно с самого начала: он хочет разоблачить Джаспера и собирает улики. Тогда, может быть, роману следовало бы называться «Тайна Дика Дэчери»?
Уже сама нарочитая опрозраченность главной тайны — тайны исчезновения Эдвина Друда, заставляет предполагать, что дело было не так.
Посмотрим, нет ли в тексте романа эпизодов, подтверждающих наши сомнения.
Вот первый эпизод. В сочельник, перед тем как идти на роковой обед к Джасперу, Эдвин бродит в монастырском винограднике и встречает старуху — содержательницу опиумного притона, безуспешно разыскивающую Джаспера. Разговаривая с ней, Эдвин с содроганием замечает ее странное сходство с Джаспером: мутный взгляд и дрожь — признаки курильщиков опиума. Старуха спрашивает Эдвина, как его зовут, и говорит: «Благодари бога за то, что тебя не зовут Нэдом. Тому, кого так зовут, грозит опасность, — вот сейчас, в самую эту минуту, пока я с тобой разговариваю» . А только один человек зовет Эдвина Нэдом — Джаcпep.
Во всем этом важно то, что Эдвин идет к Джасперу с уже зародившимися подозрениями — пока смутными, но неотвязными. Как бы ни были еще неясны подозрения Эдвина, с ними в сердце он уже не будет такой легкой и легковерной добычей для убийцы, какой он мог стать еще недавно. Перед тем уже разрыв с Розой его изменил, сделал серьезнее. В эти несколько дней (начиная с его визита в Лондон к Грюджиусу) Эдвин из беспечного мальчика становится мужчиной и начинает понимать, что люди не всегда такие, какими кажутся, что к ним надо присматриваться, о них размышлять. Но Джаспер ничего не знает о переменах, происходящих с его племянником, — он продолжает считать его глупым птенцом.
Диккенс умалчивает о том, как Эдвин, Невил и Джаспер проводят втроем долгий — от сумерек до полночи — вечер в домике над воротами, — это должно выясниться позже, в развязке. Пока известно лишь, что никакой ссоры между молодыми людьми в тот вечер не было. Но мы вправе предположить, что Эдвин внимательнее, чем когда-либо, наблюдал за своим дядей и, вероятно, от него не ускользнула какая-нибудь странная черта в поведении Джаспера, которой тот себя частично выдал. Такая черта непременно должна была хотя бы промелькнуть: ее мог бы не заметить человек, ни о чем не подозревающий, но непременно заметил бы Эдвин в том состоянии духа, в каком он был.
Психологически невероятно, чтобы Эдвин, ежеминутно слыша, как Джаспер называет его «Нэд» и ни на минуту не забывая о пророчествах старухи, — преспокойно заснул в одной квартире с Джаспером и покорно дал бы себя удушить. А между тем, судя по тому, о чем Джаспер впоследствии проговаривается под действием опиума, — было именно так. Вот что говорит Джаспер через полгода, когда старуха его подслушивает: «Когда это, наконец, совершилось на самом деле, все кончилось так быстро, что в первый раз показалось мне нереальным… Слишком скоро все это сделалось и слишком легко… Ни борьбы, ни сознанья опасности, ни мольбы о пощаде (С. 572, 573).
Если бы Эдвин был убит в тот вечер, не мог он быть убит ни «слишком легко», ни «слишком скоро», ни «без борьбы». Это исключается. И невольно напрашивается мысль — не было ли преступление и в самом деле нереальным? В этот единственный раз жертва могла оказаться хитрее охотника. Эдвин мог нарочно притвориться доверчивым, податливым, он мог и притвориться убитым. Каким образом и что было дальше, — это уже область догадок; к ним вернемся позже.
Теперь второй эпизод романа, который с особенной убедительностью подтверждает сомнения в гибели Эдвина. Это – появление Грюджиуса в доме Джаспера на третий день после исчезновения Эдвина. Грюджиус сообщает Джасперу о расторгнутой помолвке Эдвина и Розы и, грея руки у камина, спокойно взирает на то, как смертельно побледневший Джаспер падает в обморок при этом известии.
Дело в том, что — как этого не заметить? — Грюджиус приходит уже с полной уверенностью, что Джаспер — убийца (удачливый или неудачливый, в данном случае неважно). Такая уверенность никак не вытекает из того, что было ранее известно Грюджиусу. Раньше он не питал к Джасперу неприязни и ни в каких дурных намерениях его не подозревал. Он знал его как опекуна Эдвина, собирался передать ему копию завещания отца Розы. Последний раз он разговаривал с Джаспером в соборе, в свой первый приезд. Он тогда верил в привязанность Джаспера к племяннику.
Припомним, что за два или полтора месяца, прошедшие между первым и вторым разговором, Грюджиус ни разу не был в Клойстергэме, Джаспера ни разу не видел, ни разу не видел и Розу. С Невилом и Еленой он вообще не был знаком, даже не слыхал о них ничего, о чем прямо говорит, отвечая на вопрос Эдвина. Эдвин — единственный, кого Грюджиус видел и с кем говорил за этот срок, угощая его обедом у себя в Лондоне. Разговор их Диккенс передает во всех подробностях, он очень важен для дальнейшего, тут появляется на сцене и кольцо, — но о Джаспере собеседники не поминают. Слишком очевидно, что Грюджиус по-прежнему видит в Джаспере опекуна и родственника Эдвина, больше ничего.
Проходят считанные дни. Грюджиус приезжает в Клойстергэм на Рождество, как обещал Розе, узнает об исчезновении Эдвина (причем никто не знает, погиб он или скрылся) — и является к Джасперу, как первый вестник Немезиды, видя в нем теперь лютого зверя. Почему? Ведь Грюджиус осмотрителен, ничего не делает спроста, не приемлет бездоказательно.
Перед приходом к Джасперу он, правда, виделся с Розой, а потом с Еленой. Но что же особенного могли они ему открыть? Роза сказала ему о расторжении помолвки. Она могла ему сказать, вернее, робко намекнуть о своем отвращении к Джасперу и о том, что Джаспер к ней неравнодушен. Однако не мог же справедливый Грюджиус, даже узнав о любви Джаспера к Розе, тотчас же заключить отсюда, что Джаспер убил Эдвина. Он сам, Грюджиус, некогда любил мать Розы, и уж кто-кто, а Грюджиус понимает, что безответная любовь — не преступление и не обязательно должна быть поводом для преступления. Что касается Розы, она даже самой себе боялась признаться в своих смутных подозрениях и, конечно, не стала бы в первый же день делиться ими со своим опекуном.
Более сильные подозрения могли быть у Елены, с первого взгляда невзлюбившей Джаспера, и, возможно, что она их не скрыла от Грюджиуса, хотя и видела его впервые. Но опять-таки — разве естественно, что Грюджиус сразу и безоговорочно им поверил? Он совсем не знал ни Елену, ни Невила, зато знал, что Невил ссорился с Эдвином. В крайнем случае Елена могла заронить сомнения в его душу, но тогда он держал бы себя с Джаспером иначе. Он бы старался исподволь проверить все то, о чем ему говорили разные лица. Между тем он приходит к Джасперу без всяких сомнений. Перечитайте эту сцену — она вся от начала до конца дышит непоколебимой уверенностью Грюджиуса в преступности Джаспера.
Удовлетворительное объяснение может быть только одно — Грюджиус о ней достоверно знал. А как он мог узнать? Только одним путем: спасшийся Эдвин в бурную ночь бежал в Лондон, явился там к Грюджиусу и рассказал о покушении Джаспера на его жизнь. Ему-то Грюджиус не мог не поверить. Однако улик не было: как доказать, что покушение было, если Эдвин жив и все происходило без свидетелей? Римская поговорка гласит: один свидетель — не свидетель. Вот почему предпринимается длительная, сложная и поначалу лишь выжидательная слежка за Джаспером, — чтобы найти доказательства подготовки преступления. В ней закулисно участвует Грюджиус, может быть, также Невил и Елена, а активно действующим лицом выступает загадочное инкогнито — мистер Дэчери.
В беседе Грюджиуса с Джаспером есть еще одно косвенное подтверждение такой версии. Рассказывая о разрыве помолвки, Грюджиус говорит, что юная чета «рассталась навсегда в тот самый день, когда вы в последний раз видели их вместе» (С. 474). Откуда известно Грюджиусу, что Джаспер их видел вместе, когда они прощались? Джаспер видел их тогда только издали, из-за деревьев, так что Роза его даже не заметила, заметил Эдвин и сказал Розе. Но зачем было Розе рассказывать об этом теперь Грюджиусу? Какое имело значение для всего случившегося (в глазах Розы), видел или не видел их Джаспер? Роза, избегавшая даже упоминания имени Джаспера, скорее всего должна была бы об этом умолчать. Зато Эдвин, если он действительно рассказывал Грюджиусу о покушении, несомненно, рассказал и все, что ему предшествовало. То, что Джаспер бил свидетелем их последнего поцелуя и мог истолковать его по-своему, приобретало особый смысл.
Таким образом, вот два главные эпизода, дающие достаточно веские основания предполагать, что Эдвин, по замыслу Диккенса, остался жив.
Есть и другие штрихи, разбросанные в ткани романа. Четырнадцатая глава – кульминационная, — где рассказывается, как «трое встретились в домике над воротами», озаглавлена: «Когда эти трое снова встретятся?». Разве нельзя видеть здесь косвенное указание, что «когда-то», в будущем, им суждено встретиться еще раз, всем троим — Джасперу, Эдвину и Невилу? Названия глав у Диккенса продуманы, часто символичны и в них есть известная ритмическая повторяемость. Например: первая глава называется «Рассвет», двадцать третья, последняя из написанных, — «Опять рассвет». Легко представить, что какая-то из глав следующей части называлась бы «Трое встречаются снова».
Другая деталь. В начале романа Роза разглядывает линии ладони Эдвина и шутливо спрашивает: «Ты не видишь там нашего счастливого будущего?» И сразу следует авторский комментарий: «Счастливое будущее? Быть может! Но достоверно одно: что настоящее никому из них не кажется счастливым…» (С. 310). Мог ли автор столь жестоко обронить это обнадеживающее «быть может», если бы оно относилось к герою, которому жить осталось не больше двух месяцев? Подобные лирические сентенции Диккенс произносит, как бы листая книгу судьбы и заглядывая в ее еще не прочитанные страницы. А судьба не бросает слов на ветер.
Но остается самый трудный вопрос: если Эдвин спасся, то как ему это удалось?
Здесь нельзя настаивать на какой-либо единственной версии. Диккенс набрасывает завесу молчания на то, что произошло между «троими» во время их встречи в домике над воротами. Кое-что из происшедшего в этот вечер мы все же узнаем из путаных речей Джаспера, накурившегося опиума. Мы узнаём, что он уже множество раз совершал убийство в своих наркотических грезах, прежде чем совершил его на самом деле. И когда он совершил его на самом деле, оно его разочаровало, показавшись слишком простым и быстрым. Эдвин, предупрежденный старухой об опасности, не мог быть убит легко. Он не пошел бы с ним темной ночью в собор. Он не стал бы без разбору пробовать любое питье из его рук. А при попытке его задушить, он, конечно, стал бы бороться. Эдвин был молод, здоров, — моложе и здоровее Джаспера, изводящего себя наркотиками; Джаспер не смог бы с ним справиться, не опоив предварительно снотворным, как он опоил Дёрдлса во время «странной экспедиции» в собор. (Но, во всяком случае, в полночь Эдвин не был опоен, так как отправился с Невилом к реке посмотреть на бурю). И наконец допустим, что он убил Эдвина тем или иным способом, — но ведь ему еще нужно было отнести тело в подземелье, втащить в склеп, закопать в негашеной извести. Ночь же была не только непроглядно-темная, но разыгралась неслыханная буря. Фонари в ограде собора погасли, ветер после двенадцати часов превратился в ураган, срывал с крыши собора свинцовые листы и камни, запоздалые прохожие не могли удержаться на ногах. В такую ночь Джасперу пришлось бы потратить на задуманное вдесятеро больше сил, чем в обыкновенную безлунную ночь. И его «путешествие» не могло окончиться «слишком быстро».
Попробуем представить себе гипотетическую ситуацию. Невил и Эдвин, как мы помним, пришли в дом Джacnepa, опередив его самого. Одни в комнате, миролюбиво встретившись (ведь оба искренне готовы к примирению), они видят на столе заранее приготовленное вино и собираются выпить «кубок мира». Однако что-то в запахе или вкусе вина кажется им странным. Оба припоминают, какое быстрое и необычное действие оказал на них в прошлый раз приготовленный Джаспером глинтвейн, хотя они выпили всего по одному бокалу. А у Эдвина к тому же не идут из ума пророчества старухи. О них он, разумеется, ничего не говорит Невилу, но предлагает ему не пить или пить как можно меньше, чтобы им опять не поссориться, — а перед «Джеком» делать вид, что они пьют.
Близко к полночи молодые люди отправляются вместе к реке. Джаспер выходит из дому минутой позже и незаметно следует за ними — вплоть до их расставания у дома младшего каноника. По расчетам Джаспера, Эдвин должен уже едва держаться на ногах, однако он видит его идущим твердой походкой и не решается напасть на него тут же. Он делает вид, что вышел встретить Эдвина, и они оба вновь поднимаются по каменной лестнице. Возможно, что Эдвин, не встреть он Джаспера, уже не вернулся бы к нему в дом, — его подозрения стали почти уверенностью. Но как раз в этот час усиливается ураган. Джаспер увлекает Эдвина за собой, и Эдвин идет, однако решившись про себя быть начеку.
Дома Джаспер предлагает выпить еще по бокалу, чтобы согреться. В бокал Эдвина он подмешал сильное одурманивающее средство. Эдвин незаметно подменивает бокалы, и оно достается самому Джасперу. Но оно не усыпляет его сразу, так как Джаспер привычен к наркотикам. Оно только путает его мысли, и в его сознании реальность и галлюцинации начинают смешиваться; Эдвин, видя состояние Джаспера и угадывая его намерения, притворяется заснувшим. Джаспер, потеряв над собой контроль, действует в полубреду, говорит вслух, может быть, произносит имя Розы, так что Эдвину становится ясно то, чего до сих пор он еще не понимал. Он продолжает игру, чтобы узнать все до конца, — риск для него невелик, так как он уверен, что в случае необходимости может справиться с одурманенным Джаспером. Тот, осуществляя свою навязчивую идею, пытается задушить мнимо спящего Эдвина, не сознавая, что руки его ослабели и бессильны. Эдвин притворяется мертвым («слишком скоро и слишком легко»!) — тогда Джаспер его обыскивает и снимает булавку и часы. Но затем его сознание окончательно меркнет, и он погружается в болезненный сон. Выждав, когда он заснет, Эдвин бросается прочь из дома над воротами. Золотое кольцо по-прежнему хранится у него на груди.
А Джаспер в горячечном сне продолжает свое «путешествие» — переживает его в тысячу первый раз, как и ранее совершал его во сне, но теперь, может быть, еще ярче, еще реальнее. Очнувшись на рассвете, Джаспер, скорее всего, и сам не знает — было ли происшедшее сном или явью? «Спутник» исчез, его постель смята, его часы и булавка остались, — эти осязаемые признаки подтверждают, что преступление совершилось. Что Эдвин разгадал замыслы своего опекуна и скрылся, Джаспер мог предполагать меньше всего. Но полной уверенности у него все же нет. Поведение Джаспера в тот день, его непритворное смятение, смешанное с притворными обвинениями против Невила, его лихорадочное участие в поисках трупа Эдвина на реке подсказывают нам, что у него оставались какие-то сомнения.
Сообщение Грюджиуса их усиливает. Почему, в самом деле, Джаспер был так страшно потрясен известием о разрыве помолвки Эдвина и Розы? На первый взгляд это кажется вполне понятным: он узнал, что его преступление было ненужным. Но откуда вдруг такая чувствительность у преступника, такой взрыв угрызений совести? И точно ли, что Джаспер замыслил убить Эдвина только потому, что тот должен был стать мужем Розы? Джаспер ведь давно понимал, что Эдвин не влюблен в Розу, так же как и Роза — в Эдвина; при том влиянии, какое Джаспер имел на племянника, он мог бы хитростью расстроить их брак, ничем не рискуя и не прибегая к убийству. Нет, к убийству его влекла не только ревность. Ревность была лишь последней каплей, переполнившей чашу ненависти, зависти и мстительности. Джаспер, несомненно, всей душой ненавидел своего «дорогого мальчика». Ненавидел именно за то, чем притворно восхищался вслух; за то, что тот «баловень счастья», за то, что «весь мир у его ног, выбирай что хочешь!», в то время как он, Джаспер, погребен «в этом унылом, скучнейшем городишке». Он вдвойне ненавидел его не за любовь к Розе, а как раз за то небрежное, снисходительное равнодушие, с которым он к ней относился: как было перенести, что Роза, предмет тайных неистовых вожделений Джаспера, для Эдвина — всего только «Киска», чуть ли не насильно ему навязанная? Наконец, в мотивах убийства, вероятно, не последнюю роль играл корыстный расчет: после смерти Эдвина Джаспер, очевидно, должен был унаследовать состояние его отца как единственный оставшийся родственник и получить пай в той фирме, где отец Эдвина был компаньоном.
Что же его так смертельно испугало? Скорее всего — мелькнувшая опасность разоблачения, мысль, что Эдвин, порвавший с невестой и сжегший все свои корабли в Клойстергэме, может быть, и правда скрылся, бежал из города и, значит, жив. Чтобы рассеять сомнения, Джасперу нужно было наведаться в то потаенное место, куда он — наяву или во сне — отнес тело Эдвина. И когда он туда наведался (а это произошло, очевидно, в ночь после визита Грюджиуса), там он увидел то неназываемое «жалкое, гадкое, незначительное», что он принял за останки тела Эдвина, уничтоженного негашеной известью. А что это было на самом деле? Быть может, следы каких-то манипуляций Дёрдлса со скелетами «стариканов», рассыпавшихся в прах, которых он откапывал. Но Джаспер отныне убежден, что он их видел воочию.
Теперь он спокоен на этот счет, и им овладевает воля к другому убийству — к убийству Невила, ибо Невил влюблен в Розу и, кроме того, может представлять опасность для Джаспера как единственный свидетель последней встречи Эдвина и Джаспера. Это второе убийство Джаспер намерен совершить «легально», подведя Невила под виселицу. Проходит несколько месяцев. Объясняясь в любви Розе возле солнечных часов, Джаспер открыто угрожает «обрушить удар» на Невила. Он упоминает о «недостающем звене, обнаруженном путем настойчивых поисков», и дает понять, что такое звено им уже найдено, что он может «нанести удар» немедленно.
Что же это за звено и почему Джаспер уверен, что оно у него в руках? Таким звеном, такой неопровержимой уликой может быть только кольцо, о существовании которого Джасперу теперь известно. Установив слежку в Степпл-Инне, Джаспер дознался о его существовании. Понятно, от кого он о нем узнал, — от Баззарда, который был свидетелем передачи кольца Эдвину Грюджиусом. Подкупить Баззарда для Джаспера, конечно, не составляло труда. Дальнейшие расчеты Джаспера тоже понятны: найти кольцо, подбросить его Невилу — и вот она, решающая улика.
Сначала Джаспер мог предполагать, что кольцо находится в лондонской квартире Эдвина. Туда Джаспер, как опекун Эдвина, очевидно, имел доступ и, надо думать, произвел там тщательные розыски. Не найдя нигде кольца, Джаспер приходит к единственно возможному выводу, что Эдвин держал кольцо при себе, и, значит, его следует искать там, где спрятаны останки тела. Извлечь его из склепа, подбросить в квартиру Невила — и «удар» будет нанесен.
Так полагал Джаспер, а в действительности кольцо уже лежало опять в сейфе Грюджиуса — Эдвин возвратил его.
Теперь вернемся к Эдвину начиная с того момента, когда он выбежал в бурную ночь из дома Джаспера. Он бежит «вместе с ураганом», а путь бегства один — река. Пустился ли Эдвин в безумное плавание в каком-нибудь челноке, лодке — у него было мало шансов остаться в живых. Кто-то пришел ему на помощь и спас тонущего.
В последних из написанных глав романа появляется новый персонаж, подобный богу морей Посейдону. Это Тартар — моряк с юных лет, Тартар, который еще мальчиком спас жизнь утопавшему Криспарклу, Тартар, для которого водная стихия – родной дом. У Тартара всегда наготове лодки и яхты, стоящие вдоль реки на причале, хотя он и расстался с профессией моряка. Роза, глядя на него, думает: «Зачем бог не послал на помощь моей маме такого отважного и искусного пловца!» Спасение утопающих — предуказанная миссия Тартара в романе. Надо обратить внимание на его имя. Не всегда, но часто Диккенс давал своим героям символические имена. Тартар — подземное царство в греческой мифологии, а ключами от подземного царства владел Посейдон (заметим, что и подземелья, и морские пучины объединяются этим именем).
Совершенно ясно, что Тартару предназначено еще кого-то спасти от гибели в волнах. Кого же, как не Эдвина? Он его спасает и доставляет в свою «квартиру-каюту» в Степпл-Инне, — а Грюджиус живет там же, так что дальнейшее домысливается легко. Эдвин рассказывает обо всем Грюджиусу и своему спасителю — Тартару. Эти двое — первые, кто узнают правду. И они решают вывести на чистую воду Джаспера. Но едва ли Эдвин расположен лично в этом участвовать. Он слишком потрясен, он и не мог бы тайно выслеживать того, кто еще вчера был для него «милым, старым Джеком», а сегодня оказался злодеем. Эдвин попросту уезжает — туда, куда и ранее собирался, где его ждет работа: в Египет. Но он обещает своим друзьям вернуться, поскольку его присутствие может оказаться необходимым, — скажем, через полгода. Эдвин не мог преобразиться в мистера Дэчери уже по той очень основательной причине, что он был бы немедленно узнан обитателями Клойстергэма, мистером и миссис Топ, и, уж конечно, самим Джаспером. Кто же тогда Дэчери?
Это вторая загадка романа. Предположение, что Дэчери — переодетая женщина, Елена Ландлес, — не более чем натяжка.
Молодая девушка, которую из-за мужского платья и седого парика все окружающие без тени сомнения, принимают за пожилого мужчину, — условная ситуация в духе водевиля, в романах Диккенса невозможная. У него много ситуаций житейски мало вероятных, но нигде нет житейски невозможных, ведь в жизни переодетую женщину нельзя не узнать — хотя бы по голосу. Ссылаются на «низкий грудной голос» Елены, но, какой бы он ни был грудной, это женский голос, и ошибиться тут невозможно, если женщина не урод. А Елена не только не урод, но очень женственна и женственно поэтична. Мотивируют принадлежность мистера Дэчери к женскому полу его привычкой встряхивать головой и держать шляпу под мышкой. Однако как в жизни, так и в романах Диккенса, встряхивают волосами и женщины, и мужчины — если волосы непокорные и падают на лоб. Дэчери носит поверх собственных волос пышный седой парик, к которому непривычен, — вот и вся разгадка. Отсюда явствует, что Дэчери, скорее всего, молод. Но никак не явствует, что он женщина.
И все-таки есть мужчина, в которого Елена действительно могла бы преобразиться без большого насилия над законами жизненного правдоподобия. Этот мужчина так же молод, как она, и очень на нее похож, это ее брат-близнец Невил, — благодарный для романа тайн мотив близнецов! Хоть издали, но сестру, переодетую в мужское платье, конечно, можно принять за брата.
Это наталкивает на догадку, кажущуюся с первого взгляда соблазнительной: роль Дэчери играл Невил, а Елена, оставаясь в Лондоне, играла роль отсутствующего Невила. Во всяком случае, она могла играть ее для Джаспера, следившего из окна соседнего дома за квартирой Невила. Он всегда видел там прилежно склоненную над книгами фигуру своей жертвы и не подозревал, что «жертва» преобразилась в охотника и в этот самый момент выслеживает в Клойстергэме его самого.
Если так, то узор романа приобретает остроумную симметрию: Джаспер выслеживает Невила в Лондоне, а Невил одновременно выслеживает Джаспера в Клойстергэме. И оправдывается намек на судьбу Невила и Елены, брошенный автором в самом начале, при первом их появлении: «Оба чуть-чуть с дичинкой, какие-то неручные; сказать бы — охотник и охотница, — но нет, скорее это их преследуют, а не они ведут ловлю» (С. 338). Через несколько страниц спустя характеристика многозначительно повторена, уже по отношению к одному Невилу: он назван «похожим одновременно и на охотника, и на того, за кем охотятся» (С. 353). Совершенно точно: он охотится за Джаспером, и одновременно Джаспер охотится за ним.
Что еще говорит в пользу тождества Дэчери и Невила? В третьей части романа, когда Невил живет в Лондоне, а сестра приезжает к нему, они вместе ни разу не показываются. Невил вообще не показывается после приезда Елены. Роза разговаривает с Еленой через висячий сад из квартиры Тартара: Елена говорит ей, что Невил сейчас занимается в другой комнате, потому что в этой слишком печет солнце, и что не стоит сообщать ему о приезде Розы. Объяснение отдает нарочитостью и прямо наводит на мысль, что Невила здесь нет. А где же он? — видимо, в Клойстергэме, в обличии Дэчери. Елена же в лондонской квартире одна, и одна в двух лицах: то в своем собственном облике (для друзей), то в облике брата (для врагов). Елену будет посещать Тартар, а Джаспер будет думать, что Тартар ходит к Невилу: этот план придумывает Елена. Может быть, Джаспер захочет использовать Тартара для подбрасывания Невилу «улики»? Во всяком случае, Елена будет узнавать все, что предпринимает Джаспер здесь, в Лондоне, против Невила.
Как ни заманчив вариант «Дэчери-Невил», каким он ни кажется художественно и композиционно уместным, все же в этом варианте больше «против», чем «за».
Против него, во-первых, то, что выдержка и хладнокровие мистера Дэчери не в характере Невила, порывистом, нервном и горячем. Во-вторых, против него все тот же закон правдоподобия. Невила, так же как Эдвина, так же как Елену, в Клойгстергэме знали. В первую очередь его должен был узнать Джаспер, видя его вблизи и разговаривая с ним. Надеть седой парик недостаточно, чтобы сделаться неузнаваемым.
По закону жизненной правды, мистером Дэчери может быть только тот, кого жители Клойстергэма (и, главным образом, Джаспер) действительно не знают. Такой персонаж в романе только один, к тому же и по внешним признакам похожий на Дэчери, — Тартар.
Вариант «Дэчери-Тартар» является самым мотивированным даже и в том случае, если Эдвин, по замыслу Диккенса, убит. Тем более если он не убит, если Тартар спас Эдвина на реке во время его бегства, если доставил его в дом Грюджиуса, то он посвящен в суть дела и находится в заговоре с Грюджиусом. Быть может, он и есть тот самый его «новый помощник», заменивший глупого Баззарда, о котором Грюджиус вскользь упоминает в беседе с Розой.
Когда Тартар внезапно появляется в гостинице «Фернивал», где Грюджиус, Роза и Криспаркл ведут доверительную беседу, появляется якобы только затем, чтобы повидаться со своим былым школьным товарищем Криспарклом, — Грюджиус делает вид, что незнаком с ним. Но, видимо, он хитрит — он давно знает Тартара, он знает, где его мансарда, как она расположена. Он первый настаивает на том, чтобы впустить в номер «какого-то джентльмена, желающего поговорить с мистером Криспарклом», — а зачем бы ему на этом настаивать, если он его не знал? И он слишком уж быстро придумывает для Тартара «роль» в устройстве встречи Елены с Розой, слишком легко открывает перед незнакомым Тартаром все карты. Похоже, что приход Тартара был заранее с Грюджиусом согласован.
Внешность и манеры Тартара и Дэчери определенно сходны. Правда, прямые совпадения намеренно не даны: у Тартара каштановые волосы и голубые глаза, но неизвестно, какие у него брови, а о Дэчери сказано, что у него черные брови, но ничего не сказано о цвете глаз. Зато второстепенных совпадающих примет много. У Дэчери военная выправка (Сапси принимает его за военного, а потом за моряка), статная фигура, он ловок, аккуратен, выражается лаконично, расположен к юмору, — все как у Тартара. Дэчери рекомендуется «праздным холостяком, живущим на свои средства»; Тартар рекомендуется Невилу почти в тех же выражениях — как «человек праздный», получивший «порядочное состояние», по завещанию дяди.
А вот и тонкая намекающая деталь. Мальчишка Депутат, рассказывая Дэчери про старуху, остановившуюся у них в номерах, говорит, что она живет в Лондоне, «где матросня крутится». И Дэчери почему-то переспрашивает: «Моряки?» — «Я же говорю — матросня», — повторяет Депутат (С. 580). Если Дэчери — моряк, как Тартар, то непочтительное выражение «матросня» должно было резать его слух. Поэтому он невольно поправляет Депутата. Нe будь он моряком, он пропустил бы это словечко без внимания.
Нет сомнений, что, побеседовав с Дёрдлсом, Дэчери будет исследовать тайники собора, подниматься на башню. Здесь придется кстати кошачья ловкость, которую Тартар демонстрирует при первом же своем появлении на страницах романа. И оправдается его имя — подземное царство.
Сам Джаспер тоже будет по ночам наведываться в то место, где, как он считает, лежит сожженный известью труп Эдвина. Зачем — понятно: он будет искать кольцо, обладающее силой «держать и влечь». Роза ускользнула от Джаспера, прошло достаточно много времени, почему же он медлит наносить удар Невилу, как собирался? Потому что он хочет нанести удар с помощью кольца, а кольца он не нашел и будет приходить еще и еще раз, обшаривая все закоулки склепа. Дэчери-Тартар его выследит.
Что означает сцена, изображенная Коллинзом на обложке романа и сделанная, очевидно, по устному указанию Диккенса, так как в написанных главах этой сцены нет. На рисунке Джаспер с фонарем в руках входит в подземелье и с ужасом видит там гордо и спокойно стоящего молодого человека. Будь это Елена в момент своего торжества и разоблачения Джаспера, это должно было как-то отразиться на рисунке. Художник мог бы нарисовать ее сбросившей парик, с волосами, рассыпавшимися по плечам. Однако никакого намека на женскую природу этого юноши в рисунке нет. Может быть, изображен Тартар в облике Дэчери? — это больше похоже на правду. Но встреча с Дэчери в подземелье не поразила бы так страшно Джаспера, как встреча с восставшим из праха Эдвином в том самом месте, где, как полагает Джаспер, был спрятан и сожжен его труп. Заметим, что до этой сцены Диккенс мог держать и читателя в неведении о судьбе Эдвина, тем сильнее ее эффект не только для Джаспера, но и для читателя.
Продолжим нашу гипотезу: примерно через полгода после своего исчезновения Друд приезжает из Египта на родину. Джасперу устраивают неожиданную очную ставку с ним в подземелье — момент, изображенный на рисунке Коллинза. Где-то поблизости присутствуют Тартар и Грюджиус, а также Невил. «Трое встречаются вновь» — Невил, Эдвин и Джаспер. Из показаний Эдвина и Невила, а затем из исповеди Джаспера выясняется ход событий роковой ночи.
Так я представляю себе каркас сюжета, но он более разветвлен и о его боковых ответвлениях можно только фантазировать: анализ написанных частей тут мало поможет. В частности, в них почти не содержится материала, проясняющего мотив старухи из притона. Вернее сказать, наполовину эта тема и так совершенно ясна: во всем, что касается роли старухи в разоблачении Джаспера; зато вторая половина полностью скрыта.
Старуха давно подозревала, что ее клиент готовится кого-то убить. Этот план и имя «Нэд» она уловила в бредовых восклицаниях спящего Джаспера, она правильно догадалась даже о назначенном дне убийства и в этот самый день явилась в Клойстергэм, но след Джаспера потеряла, зато встретила Эдвина, нисколько, впрочем, не догадываясь, что он и есть намеченная жертва. Когда Джаспер снова появился в притоне после долгого перерыва, старуха узнала, что убийство за это время произошло, снова отправилась по следам убийцы и на этот раз преуспела, узнав его имя, профессию, адрес. В дальнейшем Дэчери должен был получить от нее неоценимые свидетельства. Все это понятно, и поведение старухи могло бы быть объяснено естественными человеческими побуждениями — предупредить преступление, пока оно готовится, и разоблачить убийцу, когда оно совершено. Однако старуха «злобная, как сам Отец Зла», и в ее поступках заметно нечто глубоко личное — личная ее ненависть к Джасперу, питающаяся из каких-то неведомых источников. Вот эти источники и являются еще одной тайной романа, что здесь замешаны те или иные тайны родства, происхождения — почти несомненно. У Диккенса нет, кажется, ни одного романа, где бы не фигурировали запутанные тайны родственных связей, раскрывающиеся иногда только под занавес.
И в «Тайне Эдвина Друда» почти нет намеков — каковы те родственные узлы, которым надлежит в конце быть распутанными. Ясно лишь то, что узлы имеются, но какие?.. Может быть, Джаспер действительно сын старой содержательницы притона, но она сама об этом не знает, — тогда это более правдоподобно. Узнав, она придет в отчаяние от того, что сама способствовала гибели сына и будет стараться его выручить, но уже безуспешно. Может быть, старуха — не мать Джаспера, но узнала в нем сына своего любовника, когда-то ее жестоко обманувшего: тогда месть его сыну психологически более естественна. В самом начале романа старуха говорит: «Я ведь шестнадцать лет пила горькую, а потом вот за это взялась» (С. 280). «Этим», то есть курением опиума, она, видимо, занимается несколько лет — скажем, четыре или пять. Пить горькую она, значит, начала лет двадцать тому назад, примерно тогда, когда появился на свет Эдвин, а также Невил и Елена (они — ровесники Эдвину, совершеннолетие всех троих наступает в один год). Тут достаточно ясно сказано, что около двадцати лет назад (а Джасперу было тогда лет пять или шесть) женщина пережила какое-то потрясение, после чего начала пить. Потрясение и горе мог причинить ей отец Джаспера. Кто же был его отец? Об этом в романе ни слова; известно только, что Джаспер — брат матери Эдвина (Дёрдлс говорит ему, прогуливаясь по кладбищу: «Здесь похоронен ваш зять», то есть отец Эдвина).
Диккенс придавал важное значение наследственности: преступные задатки Джаспера, возможно, унаследованы от отца. Уж не был ли его отцом жестокий отчим Невила и Елены?.. Ведь Елена с первого взгляда почувствовала отвращение к Джасперу, как будто нашла в нем сходство с кем-то давно ненавидимым. Отчим знал Сластигроха – значит, не всегда он жил на Цейлоне, прежде жил в Англии.
Но лучше не углубляться в разбор различных возможных версий — все они гадательны. Настаивать можно, кажется, на одном: в ткань романа вплетены тайны родства, долженствующие многое объяснить; несомненное отношение к ним имеет старуха из притона. Но кто-то должен способствовать распутыванию этих дополнительных тайн, сами собой они не раскроются. Кто-то же должен рыться в старых архивах. Тартар и Грюджиус поглощены делом более непосредственным: разоблачением замыслов Джаспера. Но вот Невил… Если Невил — не Дэчери, то что он делает дальше в романе? Мы застаем его за прилежным изучением права. Он готовится стать юристом — быть не может, чтобы такое «ружье» в романе не выстрелило. Невил кровно заинтересован в разоблачении Джаспера. Действовать на переднем плане, как Дэчери, он не может — он подавлен и несчастной любовью, и тяготеющими над ним подозрениями, избегает людей, для него естественно предпочесть путь таящегося ловчего, охотиться где-то в стороне от основного театра действий. Он разыскивает документы и свидетельства, относящиеся к прошлому Джаспера. Скорее всего, Невил и есть тот, кто докопается до фамильных «истоков». Тут у него могут найтись с помощью Дэчери лица, которые что-то помнят, чему-то были свидетелями. Возможно, они отыщутся среди обитателей лондонского дна, в логове старухи. Не лишено вероятности, что конкурент старухи «Джек-китаец», о котором упоминается лишь мельком, призван выступить на сцену и сыграть определенную роль, — иначе не совсем понятно, почему Джек-китаец изображен крупным планом на одобренной Диккенсом обложке книги. Сестра Невила — нечто больше чем помощница, она сильнее духом, спокойнее, проницательнее, чем брат. Наконец, она очень на него похожа и, как уже говорилось, может с успехом выступать в качестве его двойника.
Кажется странным: если Эдвин Друд жив, почему Грюджиус скрывает это от Невила? Вероятно, скрывает лишь до поры до времени, опасаясь неуравновешенного характера Невила и преждевременного взрыва с его стороны, который может все погубить. Но с того момента, когда в Лондон приезжает Еленa, они оба посвящены в тайну и отныне действуют заодно все четверо.
То, что называют «любовными линиями» сюжета, у Диккенса, как правило, таит мало неожиданностей. И в «Эдвине Друде» без труда предугадывается их продолжение. Роза суждена Тартару, Елена — Криспарклу: тут не предвидится никаких осложняющих конфликтов. Можно предвидеть, что бездомный мальчишка Депутат, оказавший важную услугу Дэчери-Тартару, будет им пригрет и пристроен: где-нибудь на яхте, рядом с помощником Тартара Лобли. Депутат получит наконец более реальную «цель в жизни».
Труднее предугадать дальнейшую судьбу Эдвина и Невила. Они оба несчастливы в любви. В подобных случаях герои Диккенса чаще всего находят утешение в другом браке, более для них подходящем.
В «Тайне Эдвина Друда» Диккенс все же хотел уйти от слишком прямого, предуказанного развития любовных коллизий. Он ввел мотив, которым гордился, считая его не совсем обычным, — мотив трогательного объяснения в «нелюбви» Эдвина и Розы.
Хрупкая Роза находит в себя решимость отказаться от брака с Эдвином, хотя никого больше она не любит, — Тартар еще не появился. Она первая заговаривает о расторжении помолвки. Эдвин более пассивен, хотя ему кажется, что он влюблен в Елену Ландлес. Но это пока только тень любви; потерять Елену для Эдвина еще не трагедия, но очередной жизненный урок. Мы можем представить Эдвина в финале одиноким, зато возмужавшим, освободившимся от легкомыслия и тщеславия. Чувство Невила к Розе — в сущности такая же вспышка юношеской влюбленности, как чувство Эдвина к Елене. Оба влюбляются с первой встречи, с первого взгляда. Действует магнетическая сила контрастов: пылкого Невила притягивает женственная слабость Розы, так же как Эдвина, мягкого и нерешительного, привлекает волевая натура Елены Ландлес. Однако Невил, по свойствам своего характера, должен переживать крушение первой любви острее, болезненнее, чем Эдвин. Он может смирить себя — но ценой внутреннего надлома. Этот надлом в нем совершается и станет очевидным, когда спадет лихорадка поисков истины, связанных с разоблачением Джаспера.
Невилу предстоит погибнуть, совершив какой-то благородный жертвенный поступок: тут, кажется, сходятся все исследователи. Наиболее вероятная ситуация его гибели — от руки Джаспера, и тогда понятно, что Джаспер осужден, как убийца, хотя Эдвин и остался жив.
Перед нами классический роман тайн — по сущности и конструкции. Тайна двойной жизни Джона Джаспера. Тайна Эдвина Друда — убитого и живого. Тайна подземелий собора. Тайна Дэчери. Тайна старухи из притона. Тайна кольца. И тайна жизни вообще; на ее поверхности все выглядит не так, как в ее скрытой глубине, в ее пучинах и подземельях.
Это и есть главное в последнем творении Диккенса: ощущение многомерности, многослойности явлений жизни, призыв не доверять обманчивой вывеске. Диккенс говорит: вот общество филантропов, вы думаете, они действительно любят страждущее человечество? Как бы не так, они его ненавидят. Вот сладкогласный, благочестивый регент — смотрите, каких демонов он взрастил в темных тайниках своей души. Вот почтенный церковный пастырь: он так и лучится благосклонностью, а на самом деле холоден, как сырой склеп. Вот угловатый сборщик налогов: это человек нежнейшего сердца, утонченных чувств. Вы думаете, что Эдвин и правда пуст и тщеславен? Вы думаете, что мертвые — мертвы, что прошлое — прошло, что камни собора немы?..
Притягательность жанра «романа тайн» неистощима, вероятно, она вечна. Почему даже самые пустенькие «детективы» неизменно имели и имеют успех? Где тайна — там жизнь никогда не покажется плоской и одноцветной. По-настоящему мы это чувствуем у Диккенса и Достоевского — писателей, родственных друг другу, несмотря на все различие.
«Тайна Эдвина Друда» — это к тому же и тайна Диккенса, унесенная им в могилу. Прошло сто лет — а разгадывать ее не скучно.