Очерк. Перевод Татьяны Чугуновой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2018
Я знаю П. М. сорок лет. Когда мы встретились, мне было восемнадцать, и сразу показалось заманчивым стать сообщницей этого метафизического детектива.
Я наблюдала за тем, как он предавался бесконечной погоне за кем-то. Когда одна дорога приводила его к раскрытию тайны, он тотчас избирал другую.
Для него места, люди, имена являются бесконечной чередой тайн, которые требуется раскрыть, причем безотлагательно.
Ему непременно нужно получить все сведения о ком-то, кто его интересует, и он обязательно вытащит на свет божий такую подробность (либо биографического плана, либо касающуюся физического облика человека), которую потом во много раз увеличит, чтобы она была видна, как под микроскопом, и стала отличительным знаком этого человека. <…>
Для П. М. имя — тайна, в которую он пытается проникнуть. Чем более необычно его звучание, тем больше, как заклинание, будет он его повторять, на манер речитатива, пока оно тоже не превратится в некий символ:
«Меровé, Меровé, Меровé…
Анни Мурай, Анни Мурай, Анни Мурай…
Копориндé, Копориндé, Копориндé…»
Вскоре достаточно будет произнести это имя, чтобы оно соединилось с чьей-то биографией.
Если речь идет об адресе, ему подавай все топографические детали местности, если речь о жилом доме, ему нужны имена всех его обитателей, с их профессиями и жизненными историями.
Труд муравья, осуществляемый с помощью различных справочников и ежегодников, коммерческих и прочих.
Гуляя по какому-то парижскому, римскому, лондонскому, берлинскому и стокгольмскому кварталу с определенной целью, которую он не выпускает из виду, он все подмечает, словно речь идет о фильме…
П. М. может подолгу стоять с задранной головой, не сводя глаз с какого-нибудь многоквартирного дома, грезя о том, как бы извлечь оттуда, словно призраков, на свет божий всех, кто когда-либо проживал в нем.
Мне часто приходило в голову, а не медиум ли П. М.? И я не раз в шутку называла его Дельфийским оракулом, настолько завораживающим было наблюдать, как он часами, замерев, созерцает нечто, напоминая при этом этакий радар, улавливающий дуновения времени, которые бесконечным потоком стекаются к нему.
От своего деда, фламандского геометра, он унаследовал долготерпение и необыкновенную тщательность, с которыми неустанно регистрирует людей, их имена, времена, в которые они проживали, нанося их, как энтомолог, на гигантскую паутину, так что от этого скопления имен и мест начинается головокружение, настолько ярко в нем проявляется метафизическая пустота, которую никогда не удастся заполнить.
Меня удивляет, когда творчество П. М. сводят к тому или иному историческому событию или факту: оккупация, шестидесятые, Алжирская война, Swinging London[1], путая факты его биографии с его романами.
Если и верно, что в начале его творчество помечено его собственной «pedigree»[2], то верно и то, что, чем более, роман за романом, оно отстраивалось, тем больше увеличивалась в размерах штабная карта Модиано, тем непоправимей воцарялась пустота, тем неизбежней сбрасывалась земная оболочка, и все это ради почти безмолвной поэмы, в которой случайные факты прошлого не более, чем кучка пепла; эпюр оставляет место лишь для эмоции, а мы сами не более, чем бедные звезды, затерянные в бесконечности.
[1]
Cвингующий Лондон — молодежно ориентированное явление второй половины 1960-х гг.,
придававшее особое значение новому и современному в тот период оптимизма и
гедонизма, культурной и сексуальной революций. Появился в журнале «Time» 15 апреля 1966 г., прославлен в
названии радиостанции «Swinging Radio
England». Однако само слово «свингующий»
в значении «модный» использовалось с начала 1960-х.
[2]
Родословная (англ.).