Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2018
В
классики Мюриэл Спарк (1918-2006) была зачислена литературной критикой еще при
жизни. С первого же романа “Утешители” (1957) ее книги вызывали споры и разнобой
мнений, и если не всегда воспринимались с восторгом, то неизменно с должным
признанием талантов их автора. Романы Спарк охотно читали — и, судя по
регулярным допечаткам в популярных недорогих изданиях, читают
по сей день. Знакомство с ее произведениями предусмотрено программами
средней и высшей школы, она лауреат литературных премий, удостоена почетных
званий и наград ряда университетов в Британии и за ее пределами. Спарк состояла
в Королевском литературном общества с 1963 года, в
1967-м была награждена орденом Британской империи и в 1993-м возведена в
рыцарское достоинство.
Писательница
родилась в семье инженера Камберга, окончила школу для девочек в Эдинбурге.
Выйдя замуж за учителя Сиднея Спарка, она взяла фамилию мужа и уехала с ним в
Родезию (1937), но вскоре они развелись. В самом начале 1944 года Спарк
вернулась в Англию и до конца войны служила в отделе контрпропаганды военной
разведки Министерства иностранных дел. После войны работала для издательств и
журналов, была главным редактором “Поэтического обозрения” (1947-1948). Воспитанная в пресвитерианском вероисповедании, Спарк в 1954
году обратилась в католичество, что определило характер ее дальнейшего
творчества. С 1963 года она жила в Нью-Йорке, а в 1967 году обосновалась в
Италии. Она умерла во Флоренции и была предана земле в городке
Чивителла-делла-Кьяно, где прожила последние тридцать девять лет.
Она
писала стихи всю жизнь, начиная с девяти лет, считала себя поэтом и была права.
Она изучала творчество английских писательниц XIX века и поэта-современника
Джона Мейсфилда, опубликовала о них книги, чем
снискала реноме серьезного литературоведа, что тоже справедливо. Но к ее
столетию четко установилось — прежде всего и в первую
очередь, она прозаик, мастер повествования, создававший собственные художественные
миры. Ее первая проза, рассказ “Серафим и Замбези” (1951) и зловещая, с
элементами гротеска, притча “Птичка-’уходи’ ”
(опубликована в одноименном сборнике, 1958), основана на опыте ее жизни в
Родезии.
Своеобразие
прозы Спарк заявило о себе с ее первого романа
“Утешители” (1957), в котором фантастика и эксцентриада производят некий
“сдвиг” изображения в сторону абсурда, что становится сатирическим комментарием
к изображаемому. Отсутствие личной жизни у религиозной
шантажистки Джорджины Хогг
демонстрируется буквально: засыпая, она исчезает, а вновь материализуется, лишь
проснувшись. Героиня романа Каролина Роуз, пережившая
нервный срыв, слышит голос, диктующий ее мысли на пишущую машинку, слышит стук
самой машинки и решает, что это работает писатель, в чьем замысле фигурирует ее
судьба. Она чувствует себя внутри и одновременно вне текста, пока не решает
сама написать роман, персонажем которого ее заставили быть, изменив ход его
действия по своему желанию. Трудно поверить, что этот образец постмодернистской
прозы был опубликован в 50-е годы прошлого века.
В
начале пути Спарк поддержали английские
писатели-католики Ивлин Во и Грэм
Грин, но, скорее всего, не как единоверца, а как многообещающего молодого
автора. Все трое, нужно заметить, не любили распространяться о своей вере,
воспринимая ее как исключительно внутреннюю интимную данность. Грин поправлял
критиков: он не католический писатель, а пишущий католик. Alter
ego Спарк, начинающая
писательница — героиня романа “Умышленная задержка” (1981), утверждает: “У меня
было мое искусство, чтобы им заниматься, жизнь, чтобы жить ею, и вполне
достаточно веры; а для всяких сообществ и индульгенций, постов, праздников и
обрядов у меня просто не было ни времени, ни предрасположенности”. Но вера
действительно изменила ее взгляд на мир.
В
вымышленной вселенной Спарк все соотнесено с точкой
отсчета — четырьмя последними достоверностями, как они изложены в католическом
“Начальном катехизисе” и приведены в эпиграфе к роману “Memento mori” (1959):
“Смерть, Страшный суд, Ад и Рай”. Истины эти по определению предполагают
бессмертие души и свободу выбора между добром и злом. Поэтому в книгах Спарк сополагаются и противопоставляются два образа жизни и
системы поведения: в согласии с этими истинами, не обязательно осознанно религиозном,
чаще житейски-интуитивном, — и существование даже не в опровержении этих истин,
а так, словно их не было и нет. Из этого возникают ее
гротески: правда оказывается причудливее вымысла, а бездуховная реальность,
питающая смертные грехи убийства, гордыни, любострастия,
зависти и иные, сплошь и рядом оборачивается абсурдом. Причем абсурд этот не
хаотичен — он упорядочен, системен, логичен, хотя и не обязательно отвечает
знаменитой парадоксальной формуле Марка Твена: “Правда
удивительнее вымысла, потому что вымысел обязан держаться в рамках
правдоподобия, а правда — нет”.
История
ХХ века подтверждает убеждение Спарк в том, что
лишить человека свободы воли, то есть выбора между спасением и проклятием, —
грех едва ли не страшней человекоубийства. К теме манипулирования людьми и их
сознанием она возвращалась с завидным постоянством, рисуя выразительные образы
“манипуляторов” — личностей ущербных, отталкивающих, но наделенных определенной
демонической силой. Оно, манипулирование, как и убийство, воплощает в глазах
писательницы конечную форму растления души и приобретает под ее пером характер
злой и беспощадной социальной сатиры, критики нравов, политических и
идеологических систем и их практик, например, фашизма (“Мисс Джин Броди в расцвете лет”, 1961) или бесстыжей политической
коррупции (“Аббатиса Круская”, 1974). Быть может,
поэтому советские цензоры не очень придирались к Спарк,
несмотря на жутковатый оттенок ее фантасмагорий.
На
русский язык переведены почти все рассказы Спарк,
биографии Мэри Шелли, автора “Франкенштейна”, и Эмили Бронте
и 14 романов из 22 — все 22, исключая “Мандельбаумские
ворота” (1965), невелики по объему. Хотелось бы думать, что переведены все
значительные и знаковые ее книги, но со Спарк, как со
многими классиками, все не так просто. Абсолютная и сравнительная оценка тех
или иных ее произведений менялась и при ее жизни, и после смерти. Например,
давно и необратимо признанный лучшей книгой Спарк
роман “Мисс Джин Броди в расцвете лет” был при своем
появлении довольно прохладно аттестован видным критиком, а впоследствии весьма
успешным романистом Дэвидом Лоджем (см. с. 215
данного номера). Поэтому лучше сказать осторожно: и среди непереведенных
романов Спарк — помимо “Мандельбаумских
ворот”, этого масштабного и проницательного художественного исследования
проблем веры, искупления, расовой и национальной нетерпимости на Синае, — остаются более чем достойные произведения. Одну из
таких лакун восполняет публикуемый в номере перевод повести “Теплица над Ист-Ривер” (1973). Каждый читатель, естественно, по-своему
истолкует этот сложный текст и сюжет, способный привести на память строку Анны
Ахматовой — “посмертное блуждание души”.
В
этот юбилейный “Литературный гид” включены также стихотворения Мюриэл Спарк, впервые
представляющие ее в России как поэта. Мария Фаликман
вводит нас в мир ее зрелой поэзии, сдержанной в эмоциях и “поэтизмах”,
но напряженной в мысли и чувстве. Поистине конспект прозы Спарк:
“Судьба, беседа, колокольный звон”. Стоит обратить внимание и на перевод тем же
мастером трех поэтических фрагментов Спарк в рецензии
Ф. Кермоуда на полное собрание ее стихотворений.
Подборка рецензий — все они опубликованы при жизни Спарк
и принадлежат отнюдь не второстепенным мастерам английской словесности —
призвана помочь составить объемный творческий портрет писательницы.
Дополнительные штрихи в него вносят ее восхитительно мудрое и ехидное
выступление на церемонии вручения премии за утверждение нравственных ценностей
с риторическим вопросом и тут же ответом на этот вопрос: “Что может быть лучше
в борьбе с глупостью, вульгарностью, жестокостью и грубостью, чем осмеяние и
сатира? Осмеяние — мощное и действенное оружие. В современном мире его следует
изучать как выразительное средство честной литературы”. И эссе о непарадной,
вне сезона и потока туристов, Венеции. Зимней. Запущенной. Неотразимой. Какой
любил ее Иосиф Бродский.
Притом
что Спарк уже состоявшийся классик, какие-то вопросы
о ее творчестве и смыслах ею рассказанного так и останутся без ответа. Разнобой в понимании этого
смысла никуда не денется. При этом ее изображение в полный рост по-прежнему
будет радовать посетителей Национальной портретной галереи Шотландии, а в
Эдинбурге будут все так же показывать женскую школу Гиллеспи,
в которую девочкой ходила Спарк и с которой списала
другую школу — ту, где пестовала избранных мисс Джин Броди.
И миссис Спарк будет не без юмора взирать на это.
Сказано же в Библии — по вере каждого. Так что она-то уж точно будет взирать.
Сомнений
и неясностей здесь почему-то не возникает.