Перевод с немецкого и вступление Дарьи Андреевой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2017
Виктор
Клемперер родился в 1881 году в семье раввина. Окончил французскую гимназию в
Берлине, затем изучал философию, романистику и германистику. В 1906 году
женился на пианистке и художнице Еве Шлеммер, которой предстояло стать главной
спутницей и опорой в жизни. В 1912 году защитил диссертацию и в том же году
перешел в протестантизм. Получив звание доцента, преподавал в Неапольском
университете. Добровольцем отправился на фронт, служил в артиллерии, затем
занимался канцелярской работой при военном цензурном ведомстве. С 1920 года,
получив звание профессора романистики, преподавал в дрезденской Высшей
технической школе.
Когда
к власти пришли нацисты, гонения на евреев не обошли Клемперера стороной. В
1935 году его уволили из Высшей технической школы по приказу рейхсштатгальтера
Саксонии Мартина Мучмана. Благодаря тому, что Клемперер был женат на арийке, он
избежал депортации в концлагерь, однако в 1940 году супругов переселили в
“юденхаус” — еврейский дом-гетто. В конце войны им грозила отправка в
концлагерь, однако во время бомбежки Дрездена в ночь с 13 на 14 февраля им
удалось бежать. Через Саксонию и Баварию они добрались до деревни
Унтернбернбах, где и скрывались до конца войны.
В
тридцатые годы, лишившись возможности читать лекции, публиковаться, посещать
библиотеки, выписывать газеты и журналы, Клемперер
продолжал работать в стол: писал “Историю французской литературы XVIII века”,
которая вышла только в 1954 году, и все больше времени посвящал дневникам.
Как
филолог Клемперер обращал внимание на
национал-социалистический “новояз” и записывал свои наблюдения в дневники,
помечая их аббревиатурой LTI (Lingua Tertii Imperii, язык Третьего
рейха). После войны на основе дневников он составил посвященную LTI книгу,
которую назвал “Записной книжкой филолога”. Эта книга принесла ему славу. И
хотя она носит скорее популярный, чем лингвистический характер, Клемперер одним из первых обратил внимание на тоталитарный
язык как таковой и выделил ряд его особенностей, а потому по праву считается
пионером подобных исследований.
После
1945 года Клемперер преподавал, читал лекции, писал книги и статьи и принимал
активное участие в культурной и политической жизни Восточной Германии, а также
продолжал вести дневники. Именно из его дневников 1945-1949 годов составлена
настоящая подборка.
*
* *
Дневник
— специфический жанр: своего рода способ консервации впечатлений, гербарий
давно увядших дней. Это жанр документальный: он фиксирует жизнь во всех ее
мелочах, не разделяя события на важные и неважные — ведь в повседневности
одинаково важно все. Это жанр синхронический: человек выносит суждения здесь и
сейчас, задолго до того, как свое суждение вынесет история. Это жанр личный:
как правило, автор пишет “для себя”, не заигрывая с читателем, которого в
большинстве случаев никогда не будет.
Одним
словом, дневник — жанр честный настолько, насколько вообще может быть честным
написанное слово.
Все это можно сказать и про дневники Виктора Клемперера. Он вел их десятки лет, “коллекционируя жизнь и
не задаваясь вопросом, зачем и почему”. Изданы они были в 1990-х годах. Однако
если его дневники эпохи национал-социализма получили в Германии широкую известность,
то послевоенные хроники остались в тени. Причина понятна: Клемперер
обосновался в ГДР и состоял в СЕПГ, хотя идейным коммунистом никогда не был.
Между
тем дневники Клемперера 1945-1949 годов — ценнейшее
свидетельство немецкой послевоенной жизни, во всех ее подчас трагических,
подчас комических проявлениях. Мы застаем автора сразу после возвращения домой
— туда, откуда его принудительно выселили пять лет назад. Он счастлив и сам не
верит своему счастью, но вокруг “все шатко”, почва колеблется под ногами,
приходится пробиваться через бытовые неурядицы, административные заботы,
политический хаос. “В райском саду слишком много сорняков, — пишет Клемперер, — но остается надежда выполоть все лишнее”.
К
1945 году Клемпереру довелось жить в трех разных
Германиях: кайзеровской, республиканской, гитлеровской — и, когда на пепелище
начинают возводить четвертую, на сей раз социалистическую, он не может не
замечать, что многое уже было, а теперь лишь повторяется на новом витке.
Анализируя язык этой четвертой империи — Lingua Quarti Imperii — Клемперер обнаруживает, что LQI не так далеко ушел от LTI:
язык нацизма пережил свой строй и теперь парадоксальным образом впитывает
веяния нового времени.
Клемперер
с любопытством наблюдает за настроениями среди самых разных слоев населения,
тревожится за будущее растоптанной Германии, пытается разобраться в
общественном — да и собственном — отношении к союзникам и, в частности, к
русским. Ему приходится решать моральные дилеммы: так как он — жертва фашизма,
к нему тянутся бывшие мелкие члены НСДАП, просят о ходатайстве и
заступничестве. Кому помочь, кому отказать? Роль невольного судьи порой очень
тяжела.
Клемперер не
берет авторитетный тон, не примеряет мученический венец. Он искренен и
самокритичен. Его дневники — это исповедь усталого, перенесшего много мытарств
человека, который по-прежнему любит жизнь, “коллекционирует” и анализирует ее.
Его исповедь — не перед читателем, а перед самим собой.
(Текст
дневников см. в бумажной версии.)