Перевод с английского Николая Мельникова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 2017
Vladimir Nabokov The Gift /
Transl. by M. Scammell with the collaboration of the author. — N. Y.: G. P.
Putnam’s Sons, 1963
Перевод с английского Николая Мельникова[1]
В отличие от хамелеона, при необходимости мгновенно меняющего окраску, Владимир Набоков в течение долгого времени носит целых три литературных шкуры. Будучи русским романистом (эта карьера уже давно завершилась), он написал несколько затейливых, но, по существу, пустоватых комических романов, лучшие из которых уже переведены на английский (“Приглашение на казнь” и “Смех во тьме”). Став американским профессором, он опубликовал интересное исследование о Гоголе и несколько переводов русских классиков. Наконец, уже как романист, пишущий по-английски, он создал два превосходных, в высшей степени оригинальных и до колик смешных романа, “Бледный огонь” и “Лолиту”, — в дополнение к нескольким книгам художественной прозы и восхитительно яркой, очаровательной автобиографии “Память, говори”. За исключением Сэмюэля Беккета ни один из современных авторов не пишет на двух языках с одинаково ослепительным совершенством.
Последняя книга Набокова, роман “Дар”, относится к первому этапу его писательской карьеры (ее русский оригинал создавался с 1935-го по 1937 год); из всех произведений Набокова, переведенных на английский, она в наименьшей степени заслуживает внимания. На самом деле, она достойна, чтобы ее здесь рецензировали только потому, что Выдающийся Критик превознес ее до небес. Большинство американских читателей сочтут ее до одурения нудной, наводящей скуку избытком умничанья — при минимуме занимательности.
В романе рассказывается о юном поэте-эмигранте и его непростых взаимоотношениях с русскими интеллигентами, обитающими в послевоенном Берлине, — сообществом, обреченным писать по-русски для микроскопической аудитории. Молодой человек по имени Федор Годунов-Чердынцев публикует скучноватую биографию Николая Чернышевского, революционера, написавшего утопический роман. Воспроизведенная полностью, она занимает четвертую из пяти глав романа — последняя глава поглощена рецензиями на книгу и откликами на них главного героя.
В сущности, роман антагонистичен всей русской литературе: в центре “конфликта” — противостояние Федора русским литераторам прошлого и настоящего. Именно поэтому “Дар” изобилует пародиями на различные литературные направления русской словесности (выполненные с виртуозностью, которую слабо передает перевод) и разного рода отступлениями: портретами эмигрантских литераторов, насмешками и критическими замечаниями в адрес большинства русских авторов, упоминаниями писателей, чьих имен не найдешь и в словаре. Возможно, русские изгнанники, которым предназначалась книга, нашли ее забавной вещицей, однако нам она столь же чужда и непонятна, как для русской аудитории — не лишенные остроумия, но банальные романчики Мэри Маккарти о литераторах из круга “Партизэн ревью”.
Если только перевод коренным образом не перевирает текст, в оригинале “Дар” не был хорошим романом. Поскольку Федор не соответствует роли, возложенной на него Набоковым, именно его следует считать тем слабым звеном, из-за которого рассыпается весь роман. Подобно другим набоковским протагонистам, Федор должен был быть странным, но в отличие от Кинбота из “Бледного огня”, он никогда не бывает беспросветно глупым или лживым и не обманывается на счет собственной значимости.
Иначе
говоря, авторская ирония расфокусирована. В самом начале романа Федор,
воображавший разборы своих банальных стишков, выглядит глуповато, однако в
последних главах он необъяснимым образом показан весьма благоразумным.
Действенная ирония (такая, например, как в “Хорошем солдате” Форда Мэддокса
Форда) достигает своей цели совершенно иначе: только после того как нас
заставили поверить в мудрость повествователя, мы убеждаемся в том, что он
глупец.
Таким образом, в “Даре” мы обнаруживаем лишь зачатки тех несомненных талантов, которые позже Набоков развил с таким неслыханным совершенством: его способность пародировать все виды письма; его острое видение подробностей предметного мира; его умение создавать убийственные карикатуры; его чутье к игровым возможностям языка. Главную тему книги — иллюзорность реальности — он гораздо удачнее воплотит в последующих произведениях. Как и все его ранние вещи, “Дар” — скорее обещание, а не достижение.
Трудно уразуметь, зачем понадобилось переводить этот роман. Издатель, несомненно, надеялся заработать на имени Набокова, а этот хитрый русский, вероятно, хихикал, когда выгружал перед ним столь громоздкий и бесполезный подарочек. В предисловии автор пишет, что его сын Дмитрий перевел первую главу, но “его собственные профессиональные занятия” (вероятно, русский синоним безделья) “не позволили ему продолжить работу”, поэтому пришлось обратиться за помощью к Майклу Скэммелу. Легко можно объяснить, почему Стивен Спендер в своей велеречивой рецензии превратил этот речной паром в океанский лайнер: ироничную шутку он принял с благоговейной серьезностью. Федор не больше двойник Набокова, чем Гумберт Гумберт.
В любом случае, если к вам попал “Дар”, обменяйте его на “Лолиту”, “Бледный огонь” или “Память, говори” — все они теперь доступны в дешевых изданиях.
Village Voice, 1963, June 13, p. 7-8
[1] © Николай Мельников. Перевод, 2017
РИЧАРД КОСТЕЛЯНЕЦ (р. 1940) – американский литератор,
критик и эссеист, теоретик и практик «визуальной поэзии».