Стихи. Перевод и вступление Алексея Цветкова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2017
Перевод Алексей Цветков
Переводчиком
стихов я не могу себя назвать хотя бы потому, что никогда особенно не верил в
возможность такого перевода и даже не раз настаивал на его невозможности.
Контраст, допустим, с прозой тут очевиден: на крошечном плацдарме (если речь не
идет о Гомере или Данте) необходимо развернуть технику, которая не только
обеспечит прямое понимание текста с его формальными особенностями, но при этом
и текст, и эти особенности должны сохранить встроенность в структуру языка и
культуру оригинала, даже если читатель имеет о них лишь туманное понятие. Если
мы, по правилам математики, перемножим вероятности достижения каждой из этих
целей, результат выйдет исчезающе малый. Переводчик, как правило, обманывает
либо себя, либо читателя — если только не обоих сразу.
И однако на
протяжении многих лет я время от времени все же переводил то одно то другое —
как правило, без просьбы или заказа, просто по внутреннему побуждению. Я вспоминаю,
что в юношеские годы остро хотелось быть автором того или иного чужого
стихотворения, потому что казалось, что самому-то такого никогда не придумать.
В стимуле к переводу есть нечто похожее: написать заново уже написанное для
тех, кто, в силу невладения языком, не может разделить с тобой радости чтения.
Мне не кажется, что этот стимул категорически противоречит постулированной выше
невозможности: вершина может быть неприступной, но попыток альпинисту не
запретишь. Перевести нельзя, но пытаться надо.
Во
всех этих переводах не было никакого плана — одни мне удалось опубликовать
впоследствии в периодических изданиях, другие, кажется, безвозвратно утеряны.
Вот некоторый набор из разных авторов и языков, пока не утеряны и эти.
Секст Проперций
Перевод с латыни
Элегия
VI, книга I
По Адриатике, Тулл, я не страшусь
путешествий,
И над эгейской водой парус не прочь
распустить,
Вместе с тобой я могу взойти на
Рипейские пики
Или пуститься на юг Мемноновых
дальше дворцов.
Только удержат меня слова
прильнувшей подружки,
Только мольбы и лица то резкая
бледность, то жар.
Ночь напролет она о своей
повествует мне страсти,
Плачась, что, если уйду, боги
исчезнут с небес.
Больше не хочет моей оставаться и
мечет угрозы,
Те, для которых всегда ленивый
любовник —
мишень.
Эти стенания я и час сносить не
осилю,
Горе и гибель тому, кто осторожен в
любви.
Стоит ли, право, спешить ума
набираться в Афинах
И в азиатских краях древние клады
смотреть,
Чтобы с причала мне вслед посылала
с плачем
проклятья
Цинтия и в бреду раздирала ногтями
лицо,
Жалуясь, что поцелуи — лишь долг
противному ветру
И что нет никого коварней неверных
мужчин.
Долг для тебя — превзойти
могущество славного
дяди,
В сонме союзников вновь древний
закон утвердить.
Юность твоя никогда для любви не
имела досуга,
Вечно заботы твои о родине в ратных
делах.
Пусть же тебе Купидон вовек моих
мук на дарует
И никогда не пошлет слезной печали
моей.
Мне же, кого судьба ничком навеки
простерла,
Этой безделице жизнь отдать без
остатка позволь.
Многие в долгой любви без нареканий
погибли,
Там под покровом земли пусть лягу и
я в их числе.
Я не для славы рожден, оружие мне
не по чину,
Лишь на сраженья любви судьба меня
обрекла.
Ты же, будь ты пришелец в
прекрасной Ионии или
Там, где Пактола вода лидийские
пашни поит,
Мчишься ли ты по земле или плещешь
веслами в
море,
Смело ступай и столпом империи
будешь всегда.
Если же в славе своей вспомнишь
меня на мгновенье,
Не усомнись, что я живу под
недоброй звездой.
Мэтью Арнольд
Перевод с английского
Дуврский
берег
Ночное море спит.
Прилив высок, луной во всей красе
Рябит пролив. С французской стороны
Свет вспыхнул и пропал. Английских
скал
В спокойной бухте необъятен блеск.
Встань у окна: как нежен воздух
ночи!
Но с отдаленной полосы, где море
Бьет в берег, выбеленный под луной,
—
Ты слышишь? — мерный рокот волн и
дробь
Тяжелой гальки, поднятой прибоем
И выброшенной на уступы скал,
Ее откат, чуть пауза, и вновь
Дрожащими аккордами, вплетая
Мотив извечной грусти.
Софокл в былые дни
Внимал ему с эгейских круч, гадая
О горестных приливах и отливах
Людской судьбы, и мы,
Как прежде, в шуме различаем мысль
На северном далеком берегу.
Встарь Море Веры
В приливе омывало берега
Земные, словно яркий пояс в
блестках.
А нынче слышен мне
Один тоскливый и протяжный рев
Отлива, средь дыханья
Ночного ветра, в мрачном горизонте
И голых отмелях земли.
Любовь моя, останемся верны
Друг другу! Ибо мир, который нам
Мерещится, подобно сладким снам,
Таким прекрасным, праздничным и
новым,
Лишен любви и света, и стыда,
Надежды, мира, помощи извне,
И мы с тобой как в смеркшейся
стране,
Огнем и лязгом сметены туда,
Где бьется насмерть темная орда.
Уильям
Батлер Йейтс
Перевод
с английского
Второе Пришествие
Очерчивая небеса спиралью,
Сокольничего не расслышит сокол;
Все вдребезги, а сердцевина прах,
На мир спустили примитивный хаос,
Прилив набрякший кровью, и везде
Идут ко дну невинности обряды;
Все лучшие отчаялись, а в худших
Вдруг страстной убежденности черта.
Мы, кажется, на грани откровенья,
На подступах к Пришествию Второму.
Пришествие! Чуть слово отзвучит,
Тотчас огромный вид Spiritus Mundi
Тревожит взор; песок нагой пустыни,
И львиный образ с ликом человечьим,
С пустым, безжалостным, как солнце,
взглядом,
Лениво движет бедрами; над ним
Кругами тени возмущенных птиц.
Вновь ниспадает тьма, но я-то знаю,
Столетья каменного сна исторгла
В кошмар колеблемая колыбель,
И что за зверь, чей час урочный
пробил,
Рождаться ковыляет в Вифлеем?
Уоллес
Стивенс
Перевод
с английского
Женщина на солнце
Просто это тепло и движение,
Как тепло и движение женщины.
Не то чтобы в воздухе был образ,
Или начало, или окончание формы:
Он пуст. Но женщина в нетканом
золоте
Опаляет нас касаниями своего платья
И невещественным изобилием бытия,
Еще ощутимее в таком обличье —
Потому что она бестелесна,
Окутана запахом летних полей,
Признаваясь в молчаливом, но
безразличном,
Невидимо ясном, единственной любви.
Авроры
осени
Здесь и живет он, этот змей, без
тела,
Чей череп — воздух. Ночью с высоты
На нас глядят глаза со всех небес.
Неужто новый вьется из яйца,
Повторный образ в глубине пещеры,
Вновь бестелесность в полой чешуе?
Здесь и живет он, змей. Его гнездо,
Поля, холмы, темнеющие дали
И сосны сверху, вдоль и возле моря.
Здесь формы за бесформием погоня,
Мельканье кожи вслед исчезновеньям,
Мелькнувшее вслед коже тело змея.
Пауль
Целан
Перевод
с немецкого
Фуга смерти
Мы раннее черное пьем молоко
вечерами
мы пьем его в полдень и утром мы
пьем его ночью
мы пьем и мы пьем
мы в воздухе роем могилу чтоб не
было тесно
вот в доме живет человек своих змей
развлекает он
пишет
и пишет когда на Германию темень
твоя золотая коса
Маргарита
он пишет об этом выходит из дома и
звезды сверкают
он свистом зовет своих псов
он свистом зовет и строит евреев в
ряды чтобы рыли
могилу в земле
он командует нам заводите свой
танец
мы раннее черное пьем молоко мы
пьем тебя ночью
мы пьем тебя утром и в полдень мы
пьем вечерами
мы пьем и мы пьем
вот в доме живет человек своих змей
развлекает он
пишет
и пишет когда на Германию темень
твоя золотая коса
Маргарита
как пепел твоя Суламифь мы в воздухе
роем могилу
чтоб не было тесно
он крикнет эй вы приналечь на
лопаты а вы
остальные играйте и пойте
он жезл из-за пояса хвать у него
голубые глаза
эй вы приналечь на лопаты а вы
остальные играйте
танцорам
мы раннее черное пьем молоко мы
пьем тебя ночью
мы пьем тебя утром и в полдень мы
пьем вечерами
мы пьем и мы пьем
вот в доме живет человек твоя
золотая коса
Маргарита
как пепел твоя Суламифь своих змей
развлекает
он крикнет играйте о смерти нежней
властелин из
Германии смерть
он крикнет темнее скребите струну
затем вы дымом
подниметесь в воздух
и будет могила у вас в облаках чтоб
не было тесно
мы раннее черное пьем молоко мы
пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень мы пьем
властелин из
Германии смерть
мы пьем вечерами мы пьем тебя утром
мы пьем и мы
пьем
властелин из Германии смерть его
глаз голубой
он бьет в тебя пулей свинцовой он
бьет в тебя метко
вот в доме живет человек твоя
золотая коса
Маргарита
на нас он спускает собак и в
воздухе дарит могилу
он змей развлекает он видит во сне
властелин из
Германии смерть
твоя золотая коса Маргарита
как пепел твоя Суламифь
* * *
Тому, чей слух истекает
из уха
и затопляет ночи:
ему
расскажи, что ты подслушал
у собственных рук.
У рук твоих странниц.
Разве они не хватали
снег,
которому горы росли навстречу?
Разве они не сошли
в исколоченное сердцем
безмолвие бездны?
Руки твои, эти странницы.
Руки странствий.
Джон
Апдайк
Перевод
с английского
Религиозное утешение
Один размер на всех. Цвет или форма
Небес и божества не так важны,
Как факт существованья, как вниманье
К простой молитве, к мелкой вдовьей
лепте
На алтаре. Дитя наедине
С жестокой истиной дрожит в мольбе
Хотя бы о пределе, теплой стенке,
Чей камень даст пусть слабый, но
ответ.
Но странно все-таки: кому нужны
Все эти истуканы Кали, кости
Безвкусные, стигматы всех святых,
Куренья, Будды, гурии и книги
Морония с их скукой? Нам нужны.
Нам нужен мир иной. Наш обречен.