Перевод и вступление Ирины Фещенко-Скворцовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 4, 2017
Все в Португалии связано с морем, все “танцует” от
него. Недаром Мануэл Алегре в одном из своих стихотворений назвал Португалию
“страной, где много моря”. Море плещется в стихах Луиса Камоэнса (Луиша де
Камойша — так произносится его имя на его родине) и Фернандо Пессоа (Фернанду
Пессоа). Отзвуки морской стихии слышны в стихах многих поэтов, перенявших
эстафету от “двух великих португальцев”.
Я хочу остановиться только на нескольких поэтах.
Почему я выбрала именно их? Возможно, они наилучшим образом соответствуют моему
представлению о душе Португалии, отражающейся, как в зеркале, в португальской
поэзии.
Стихи, романы и эссе Жозе Режиу отличаются мистическим и в то же время
интимным тоном, в них затрагивается психология отношений человека с человеком,
человека с Богом и Дьяволом (первая книга его так и называется “Стихи о Боге и
о Дьяволе”, 1926), отношений художника с современным ему обществом. Он полемизирует
с писателями различных направлений в литературе (неореалистами, формалистами и
т. п.), отстаивая независимость писателя от любого литературного направления и
особенно от любой политической программы, что являлось в то время вызовом
обществу, в котором он жил.
В 1965
году Амалия Родригеш[1]
записала на диске “Португальское фаду” Жозе Режиу (музыка Алайна Олмана). Это
фаду из первой книги Режиу написано в соответствии с давними традициями фаду —
особого жанра португальской песни, появившегося на улицах Лиссабона во второй
половине XIX века, вначале как песни моряков. В различном исполнении оно до сих
пор является одним из самых любимых, не только в Португалии, но и во всем мире.
В нем поет сама “саудаде”[2].
Именно португальские поэты некогда ввели в литературу чувство-идею “саудаде”,
видя в нем средство для встречи Португалии с самой собой, средство вернуть
потерянную ею идентичность, средство возродить в португальском народе
португальскую душу. Поэт служит посредником между Богом и человечеством, его
миссия — быть вечным Прометеем, воспевать “саудаде”, напоминая человеку о его
божественном происхождении и о возможности возрождения. В словах поэта есть
отзвук того божественного, что включает в себя душа человеческая.
Любовь народа к
“Португальскому фаду” опровергает утверждения тех, кто считает: для современной
Португалии это слово потеряло прежнее магическое значение.
Не меньшим
успехом, чем “Португальское Фаду” пользуются в Португалии песни на стихи
Мануэла Алегре. В молодости он был членом запрещенной Португальской
коммунистической партии, выступал против фашистского режима Антониу Салазара.
Был призван в армию, служил на Азорских островах и в Анголе, где некоторое
время провел в тюрьме Луанды за участие в попытке восстания военнослужащих
против колониальной войны. После возвращения в Португалию был выслан на север
Африки, где также участвовал в борьбе против режима. В 1974 году Алегре
вернулся на родину, вступил в Социалистическую партию, и с 1975 года постоянно
избирается от нее в парламент. До 1974 года его произведения, издававшиеся за
рубежом, были в Португалии под запретом и циркулировали в стране в качестве
самиздата.
Его поэзия
была и остается песней Свободы, из всех стихов португальских поэтов именно
стихи Алегре больше всего поют, многие его стихи исполняются как фаду. “Песня о
ветре что проходит” была написана в 1963 году и положена на музыку гитаристом
Антониу Пуртугалом. Эта песня навсегда осталась в истории сопротивления
диктатуре Салазара, это гимн сопротивления, хранящийся в коллективной памяти португальцев.
Песня написана в традициях народных троваш[3],
в которых герой вопрошает облака, ветер, другие природные силы, животных о
своей любимой. Во многом эта песня навеяна песнями Камоэнса, так же, как и
Алегре, жившего в изгнании, далеко от родины, так же, как и он, державшего в
одной руке оружие, в другой — перо.
Изгнание
диктует и тему странствия в его поэзии, он и сам себя называет странником,
бродягой (“Книги португальца-бродяги”, 2001). Это странствие, в котором так
много от Камоэнса, оборачивается путешествием длиной в жизнь, целью, никогда
недостижимой, постоянно отодвигающейся от путника, как далекий горизонт от
моряка, стоящего за штурвалом.
Морская тематика была главной и в творчестве Софии де
Мелу Брейнер Андрезен, одного из самых значительных португальских поэтов ХХ
столетия, чьи стихи переведены на многие европейские языки. “Плавания” (или
“Навигации”) — название ее книги, впервые увидевшей свет в 1983 году, но так
можно было бы озаглавить все ее творчество. Образ моря несет у Софии только позитивную
окраску, она будто и не помнит об опасностях морских путешествий, о
кораблекрушениях. Для Софии море — это метафора свободы, метафора экзистенции и
творчества человека. София писала, что, разрабатывая эту тему, она проникает,
словно взглядом исследователя, туда, где зарождается жизнь, где Я встречается с
самим собой, где происходит очищение, физическое и духовное, где возможен побег
из времени и пространства, благодаря тесной связи с мифом об Элладе и великими
приключениями португальских первооткрывателей, связи с Бесконечностью.
Погружение в эту античную стихию, путешествие к началу
времен позволяет поэту слышать голос вещей и видеть их, будто впервые. Идея
творения находится в центре поэтики Софии де Мелу Брейнер. Она исповедует
евангельскую истину: “В начале было Слово”. Называть вещи — вот, что роднит
поэтическое творчество и открытия мореходов прошлых эпох. Называть вещи — это
значит лепить их форму, создавать их. Для поэта вещь не существует до того
момента, пока он к ней не приблизится, пока она им не названа. Союз между речью
и видением усиливается ощущением присутствия того, о чем говорится, оно здесь,
в пределах досягаемости взгляда как пишущего, так и читающего написанное.
Софию
называют летописцем наизнанку: описываемые ею события начинаются именно в
данный момент, время, протекшее с момента действительных событий, нивелируется.
Море служит для Софии средством вечного возвращения не только
пространственного, но и временного: “Так время может возвращаться / Мы всегда
возобновляемся как море”, — пишет София в одном из своих стихотворений.
Античная Греция как символ начала мира постоянно присутствует в стихах поэта,
дополняясь другими образами: Юг (португальский Алгарве), Восток (в том числе
воображаемая Индия и Гоа, где она побывала) — это и есть тот земной рай,
потерянный человечеством, яркий цветной “Другой мир”, сулящий возрождение. Этот
другой мир воплощается для поэта в океане — “чистом королевстве” (эпитет Софии
де Мелу). Именно здесь лирический герой встречается с пространственно-временным
путешествием, и наибольшей наградой для него служит создание нового человека.
Из мифов
прошлого, из борьбы героев с грозной стихией, противопоставляя яркое прошлое и
тоску настоящего, она извлекает этику, из нее хочет сплести гармонию Вселенной,
найти утерянное в лабиринтах жизни человеческое достоинство, чистоту,
стремление к истине.
Она
убеждена, что человечество, предоставленное самому себе, самонедостаточно.
Путешествие, странствие — мистический символ бесконечности, синоним открытий,
чуда, контакта с Другим. Наш современный мир, где все открыто, нанесено на
карту, описано, — благодаря воображению поэта, словно затаился в ожидании
импульса, толчка, человеческого стремления, в ожидании открытия.
Луиза Нету Жорж, пожалуй, самый оригинальный
португальский автор второй половины ХХ века. При жизни поэта вышли шесть книг
стихов, седьмая была опубликована после ее смерти, в тот же год. Большая часть
произведений Луизы Нету Жорж переведена на многие языки.
Поэтический язык Луизы с его “спазмами привычного смысла”
(как сказала А. К. де Резенде Шиара[4]), то есть
смещениями, перемещениями смыслов, искусственным созданием брешей в понимании,
которые предлагается заполнить самому читателю, словно превращается из родного
языка в иностранный — непривычный и странный. Ее поэтические находки могут
шокировать: “красота может быть определена (объяснена) как ботинок на траве”.
Читателю стихов Луизы трудно перевести ее непривычные образы на привычный язык
обыденного человеческого мышления.
Внимание к
ритмам, их чередование, их своеобразие, внимание к звуку, постоянные
аллитерации в ее стихах — все это говорит о большой роли музыки в поэтике
Луизы.
Особенности
ее поэтического языка ярко проявились в книге “Неподвижная земля” (1964). Один
из стихотворных циклов этой книги называется “Домá”. Стихотворения этого
цикла дают читателю настоящую галерею разнообразного поведения и разнообразных
типов португальских женщин, каждая из этих женщин отождествляется с каким-то
домом. Есть дома-странницы, дом-девственница, дом-проститутка, дом-мятежница,
дом-прóклятая и т. д. В стихотворении-послесловии к циклу автор
предлагает отменить дом, ставший ненужным его обитателям. Женщина, стремящаяся
к свободе, предпочитает дому улицу. Поэт осуждает летаргию и конформизм,
охватившие страну при режиме диктатуры, фарисейство, разъедающее ее, как
коррозия — железо; яркий пример этому — стихи “Мятежная”, “Покорная судьбе”.
В
стихотворении-послесловии к циклу язык, насыщенный, как обычно, эллипсами,
аллитерациями, игрой паронимами, претерпевает метрические разрывы, доходящие до
фрагментации слов, до намеренного уродования речи — по аналогии с тем, что
происходит с телом и душой лирических героинь. Говоря об улице, призывая
предпочесть ее дому, автор даже визуально строит стихотворение так, чтобы оно
походило на улицу:
Улица
угроза
раз — ли —
вал-ась
наклон
на вы
-ворот
в стихи —
ю
суици-
-да
Намеренное деформирование как реальности, так и языка,
противоречивое сочетание образов, постоянная игра смыслами — все это мощно
втягивает нас в свою орбиту.
Внимание
Луизы Жорж к тому, что обычно упускается из виду в обыденной жизни, ее умение
видеть красоту мельчайшего, случайного, фрагментарного, имело продолжение в
произведениях многих молодых португальских поэтов.
Но самый интересный из них, в творчестве которого
также проросли семена поэтики Луизы Жорж, и чрезвычайно притом отличный от нее
всем строем своего поэтического мироощущения, — это Даниэл Фариа. Прослушав
курс теологии в католическом португальском университете в Порту, став
лиценциатом в 1996 году, проучившись четыре года на филологическом факультете
университета в Порту (1994-1998), Фариа решил выбрать для себя монашество и в
1999 году стал послушником в монастыре Синжеверда, где скоропостижно скончался
в том же году. При жизни издал пять книг поэзии, две вышли после его смерти,
как и том, включивший в себя все стихи Фариа.
В поэзии Фариа всегда присутствует незримый Бог, что
придает его текстам особую глубину. Бог в стихах Фариа, Бог потерянный и вновь
обретенный, выступает под разными именами-символами. Поэтическая речь, в
представлении Фариа, стирает границы между звучанием слов и природой, какой ее
видит чистый, непосредственный взгляд. Если София де Мелу называет вещи, чтобы
вызвать их к жизни, то Фариа объясняет мир средствами поэзии. Нередко его речь
сама превращается в ту “вещь”, которую он собирается “объяснить”. И тогда
Вселенная поэта Даниэла Фариа оживляется силой его поэтического языка,
вызывается им к жизни — и этот процесс перехлестывает через границы официальной
религии.
Излюбленный прием Фариа — монолог, но порой он прибегает и к диалогу между
“я” и неким “ты”, которое множит свои облики, может быть Богом, а может —
просто близким человеком. С помощью образов, метафор и риторических фигур,
тщательно выстраивая текст и тонко играя смыслами, поэт ищет “молчаливую суть
мира”, или мир, в котором могло бы царить молчание, где глагол превращается в
предмет и, наоборот, где дом одновременно присутствует и отсутствует, где
жертвенность и самоотречение тесно сплетены с ощущением безмерности своей силы.
Даниэл
Фариа сумел претворить свой духовный опыт в эстетику возвышенного поэтического
сознания и слова. Его поэтика — поэтика созерцания и размышления, являющихся,
по словам Рамона Мария дель Валье-Инклана, чудесной лампадой, которая
зажигается для освещения невидимого.
Заключая разговор о современной португальской поэзии,
мне хочется не согласиться с определением Португалии в стихах Мануэла Алегре:
“Страна, где много моря // и мало путешествий”. Жива еще душа отважных
португальских мореходов, и каждый год она отправляется в плавание по славному
непредсказуемому океану поэтической речи Португалии.
(Стихи см. в
бумажной версии.)
[1] Амалия Родригеш (порт. Amália da Piedade Rebordao Rodrigues; 1920-1999) — португальская певица, “королева фаду”, “голос Португалии”.
[2] Слово “саудаде” нельзя перевести ни на какой другой язык мира. Не только словом или словосочетанием, но даже пересказом передать его смысл сложно. Португальцы говорят, что saudade можно только пережить. В значении этого слова сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления.
[3] Троваш — куплеты, которые сочиняет и поет народ.
[4] Анна Криштина де Резенде Шиара — доктор филологических наук, преподаватель бразильской литературы в Государственном университете Рио-де-Жанейро.
1. Барельеф по-португальски — baixo-relevo (baixo — низкий, relevar — быть важным, иметь значение), поэтому baixo-relevo имеет двоякий смысл: a) барельеф, т. е. скульптурное изображение, выступающее над поверхностью; b) кто-то (или что-то) не являющийся важным, обычный, не выделяющийся. В данном случае автор относит лирических героев стихотворения к категории обычных людей, небогатых и незнатных. (Прим. перев.)