Перевод Максима Тютюнникова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2017
Если ты подросток, это вовсе не
значит, что у тебя стоит штамп в паспорте, санкционирующий безнаказанное
поглощение всякого культурного мусора, ведь не думаем же мы, будто мозг
подростка пребывает в состоянии атрофии вплоть до совершеннолетия.
О подростковом
возрасте сказано уже многое. И в самом деле, у психологов и психоаналитиков
рассуждения об этом этапе становления личности — одна из излюбленных тем.
Мнения весьма разнообразны, от “трагедии расставания с детством” до банальной
“фазы физиологической и психологической трансформации”, определения можно найти
на любой вкус и размер. Уже появилось даже клише “раздраженный” в отношении
подростка.
И в
связи с этим мне сразу видятся две проблемы. Первая и самая очевидная: идея
“подросткового периода” берется на вооружение, в основном, родителями, не
имеющими ни малейшей научной подготовки, позволяющей разобраться в том, с чем
они имеют дело. Именно так: большинство родителей воспитывает детей, не имея
понятия ни о психологии, ни о психоанализе.
Далее: родителям-воспитателям,
не склонным к глубоким размышлениям о сущности воспитания, легче “купить” идеи,
продающиеся в популярных книгах типа “сам себе психолог”, которые почти никогда
не дают критического анализа юности, рассматривая ее как некий безобидный
“обряд инициации” при переходе в мир взрослых. Я уже и не говорю о тех крайних
случаях, когда родители верят конъюнктурщикам, сбывающим явно антинаучные
рецепты “укрощения молодежи”, начиная с “инструкций о том, как сделать своего
ребенка гениальным, как Эйнштейн, заставляя его с колыбели слушать Моцарта, ибо
классическая музыка очищает ум младенца”, заканчивая вечно осуждаемыми
практиками, доставшимися нам в наследство от суровой диктатуры (“палочная
педагогика”). Подросток, — учат подобные книги, — это человек в “фазе
трансформации”. Поэтому он, естественно, слегка недоделанный, слегка
дезориентированный, если не сказать неряшливый, в частности, и в том, что
касается его собственного умственного развития. Обыденное сознание
рассматривает подростка лишь как эскиз, написанный смывающейся краской, который
значительно позже переписывается начисто красками с палитры культуры и
интеллекта.
Очевидно,
что серьезные исследователи такого не менее серьезного предмета, как психология
подростков, должны отмести с порога эти вульгарные представления. Стоит лишь
обратиться к историографии, как некоторые мифы мгновенно рушатся. Первый из них
— это идея подросткового этапа, существующая вне истории и вне времени. Те, кто
разделяет подобные идеи, не осознают, что пубертат, понимаемый как половое
созревание, не обязательно описывался в рамках “идеологии подросткового
периода”. Подростковый этап на самом деле современное “изобретение”.
Именно
это имеет в виду Контардо Каллигарис[1],
говоря: “Наши подростки любят, учатся, спорят, работают. Сражаются со своими
телами, которые вытягиваются и меняются. Борются со сложностями взросления в
непростых условиях современной семьи. Как говорят теперь, они ищут себя и временами
себя находят. Но, кроме того, им приходится бороться с подростковым периодом
(переходным возрастом), созданием несколько пугающим, питаемым воображением и
подростка, и родителей. Мифом, созданным в начале ХХ века, особенно набравшим
силу после Второй мировой войны”.
Создав
миф о “подростковом этапе”, мы вызвали к жизни и вторую проблему, куда более
серьезную. Речь идет о концепции, согласно которой фаза психологической
трансформации, пора взросления, может оправдывать любые бестолковые культурные
эксперименты и даже недостаток интеллектуального развития. Если придерживаться
этой точки зрения, молодой человек свободен осваивать самый разнообразный
культурный опыт, в том числе отказываться от преждевременной
“интеллектуализации”. В принципе, будь наше общество идеальным, это не
представляло бы никакой проблемы. Молодому человеку контакт с различными
культурными течениями мог бы принести пользу, мог бы способствовать расширению
его горизонтов.
Но в
том-то и дело, что мы живем не в идеальном обществе. Мы живем в обществе,
ориентированном на потребление кича. А подросток оказывается наивной и почти
беззащитной жертвой капиталистической культурной индустрии, которая не требует
ни рассуждений, ни интеллектуальных усилий.
Оглупление молодежи
В
рамках культуры, производимой в промышленных масштабах, когда речь заходит о
“современных” подростках, молодежи “глобально-цифровой эры”, сразу возникает
образ персонажа, напрочь лишенного элементарного критического мышления. Ведь
тому, кто находится в “стадии трансформации”, можно все: от танцев под
безграмотные песни Мистера Катра[2]
до просиживания часами перед телеэкраном и поглощения пошлых мелодраматических
сериалов (в 18, 19, 20, 21 и 22 часа); от потребления бесконечных кассовых
голливудских блокбастеров до того, чтобы “болеть” за жертв клинического
идиотизма из экипажа “корабля дураков” реалити-шоу, — все это только “этап”,
это они еще “перерастут”. На самом деле, в катехизисе капитализма, написанном
для юных потребителей, выражение “наслаждаться молодостью” — это синоним
выражения “тупо тусоваться”.
При
этом представители индустрии культуры, в отличие от большинства родителей,
оценили значение мифа о современном подростке. Оставляя эмоциональные кризисы,
характерные, как принято считать, для этого периода, на откуп психологам и
психоаналитикам, они силой “запихивают нам в глотку” стереотип подростка —
тупого животного, никчемного бесчувственного юнца. Чтение презирается как
“школьное занудство”, пошлые песенки типа “Эз май лави”[3]
выдаются за поэзию — как будто непреходящую ценность может иметь нечто столь
низкосортное и примитивное, словно оно создано в творческом порыве колонией
анаэробных бактерий.
В мире
музыки появляется формула для взращивания звезд под названием “Boys Band”[4]
— лихо отплясывающие смазливые мальчики, поющие песенки с припевом слаще, чем
малиновый сироп. Они запросто становятся любимцами девочек, едва-едва
освоившихся с тем, что у них регулярно наступают месячные. Имеются также
поп-певицы уровня Бритни Спирс и Майли Сайрус, которые “вдохновляют” целое поколение
своим “талантом” провоцировать скандалы, профессионально используемые для
маскировки недостатка вокальных данных и неспособности точно попадать в ноты —
вещей совершенно неприемлемых для тех, у кого есть хотя бы минимальные
представления о музыке.
Реакция
родителей, в основном, состоит в том, чтобы держаться на равном удалении от
противоборствующих сторон (ребенка и его культурного формирования). Они
оставляют подростка на попечение телевизора (школа в Бразилии уже давно не
является ядром интеллектуального развития общества), обрекая его на жизненный
путь по образцу сериала “Кружева”, мыльной оперы, десятилетиями представляющей
мелодраму из жизни молодежи среднего класса, персонажи которой больше
беспокоятся о том, с кем потусоваться на дискотеке, чем о сдаче вступительных
экзаменов в университет (если вообще в этом тоскливом сериальном мире найдется
место университету). Есть даже “юные духом” родители: они “ловят волну” и по
полной пере-живают (или про-живают?) потерянную юность в самых бессмысленных ее
проявлениях. И вот они вместе с детьми стоят у дверей клубов, где по полгода
выступают одни и те же артисты. “Это просто этап, — говорят они, пытаясь
оправдать непростительное отсутствие критического видения, заставляющее их
попусту терять время. — Скоро пройдет”.
Гонения на ум
Подобное
прекраснодушие не способно, однако, скрыть культурный упадок, проистекающий из
всего вышесказанного. Молодежь потребляет телепрограммы и тексты песен, которые
повышают и без того заметный уровень функциональной неграмотности бразильского
общества. И мало того. Начинается травля тех, кто сопротивляется стереотипу
оглупления молодежи. Если, к примеру, молодой человек принимается разбирать
классические партитуры, он тут же становится “ненормальным”, “чудиком”, ведь
все его друзья, играющие на том же инструменте, извлекают аккорды, напевая
песни, в которых рифмуется “любовь” и “кровь” или пересчитываются “звезды в
небе, за которыми я отправлюсь”. Нельзя не упомянуть также произведения, где
фигурируют “матросы и солдаты, которые не женаты” — эти герои постмодернистской
трагедии интеллектуалов. Так же, если подросток начинает читать Машаду ди
Ассиза или Жозе де Аленкара, под чудесным воздействием природного ума,
бесконтрольно толкающего его к познанию, то на людях он должен вести себя
осторожно. Подобная неординарность в выборе бразильской литературы для
самостоятельного чтения не в рамках обязательной школьной программы и не для
подготовки к экзаменам может повлечь за собой насмешки и унижение, начиная от
эпитетов “зануда” и “ботаник”, прозвищ которыми не станет гордиться ни один
подросток, доходя, в худшем случае, до крайних проявлений детско-подростковой
агрессии, выражающейся в насильственных действиях в отношении юного
интеллектуала. А если этот самый подросток позволит себе читать книги по
философии, это уже грозит самостоятельным мышлением. И не удивительно было бы,
если б его родители, одураченные мифом о современных подростках, попытались
пресечь это в судебном порядке, по возможности отправив юношу на принудительное
психиатрическое лечение, где его спасли бы от любых философских размышлений.
Вот
такое нам грозит будущее. В функционально неграмотном обществе быть умным в
подростковом возрасте становится “преступлением”. Стало быть, любые проявления
ума должны быть преследуемы и наказуемы, дабы, дисциплинируя тело и рассудок,
предотвратить разрушение оков, которые одни только спасают нас от “бунта
носителей культуры” против технологии конвейерного производства душ,
выстроившей тюрьму, фундаментом которой стал миф о современном подростке.
“На
самом деле это были бунты на уровне тела против самого тела тюрьмы.
Протестовали не против слишком примитивной или слишком антисанитарной, слишком
отсталой или слишком совершенной тюремной обстановки, а против самого
материального существования тюрьмы как инструмента и вектора власти; против
всей технологии власти над телом, которую технологии “души” — осуществляемой
воспитателями, психологами и психиатрами — не удается ни замаскировать, ни
компенсировать по той простой причине, что сама она является одним из ее
орудий” (Фуко)[5].
В
заключение повторим, что существует целое направление в культурной индустрии,
предназначенное для подростков. Хотя тинейджеры — “изобретение” современное,
это такая же рыночная ниша, как и любая другая. Для нее изготавливают артистов,
поющих под фонограмму и собирающих стадионы, романы о юных ведьмах и вампирах,
журналы, выбирающие “мисс” или “мистера” чего-то там. В этом “подростковом
мире” работать моделью — предел мечтаний, блокбастеры Майкла Бэя важнее, чем фильмы
Ингмара Бергмана, совершенно нормально быть истеричным фаном, поселяющимся в
палатке у дверей концертного зала за несколько месяцев до долгожданного
выступления своего кумира, или юным религиозным фанатиком, который с Библией
под мышкой отправляется “очищать человечество от скверны”, совершенно не
обладая способностью критического анализа.
К
счастью, как обычно бывает с любым правилом, и здесь есть свои исключения.
Истории известны имена великих художников, чей талант проявился очень рано. Как
раз в подростковом возрасте.
Пример Рембо
В
литературе самым значимым, несомненно, является пример Артюра Рембо. Великий
представитель французского символизма создал свои шедевры, будучи еще подростком.
И рано вписав свое имя в пантеон великих писателей, он так же рано перестал
писать стихи, оставив это занятие, едва перешагнув двадцатилетний рубеж. И по
сей день это самое печальное “прощай” в истории литературы. Ранний гений,
желавший превзойти самого себя даже в отречении от поэзии.
Как
верно отметил Иву Баррозу[6]:
“Его стремление превзойти всех и вся — но более всего, превзойти себя самого —
заставило его, даже понимая, чего он достиг на поэтическом поприще, бросить
все, чтобы завоевывать не поэтические, антипоэтические рубежи, отдавшись новому
приключению с той же страстью, с какой он отдавался поэзии. Настоящий ранний
гений? Поразительный случай высшего предначертания? Жизнь в два этапа,
дополняющих друг друга? Я сказал бы: человек, которому удалось прожить две
жизни, и обе с полной отдачей. Наконец, человек дважды прошедший через Ад!”
Но,
возможно, не совсем правомерно приводить в качестве юного интеллектуала Рембо.
Дело в том, что французский поэт принадлежал другому веку и, стало быть, обществу,
устроенному совершенно иначе, чем наше. Поэтому я подобрал пример из нынешней
эпохи — очень юной певицы, которая, даже будучи “поп”, доказывает, что можно
быть подростком, не теряя при этом изысканности и вкуса.
Пример Бёрди
Достойный
пример юного таланта в поп-музыке — певица Жасмин ван ден Богард. Она родилась
в 1996-м в Англии, Лимингтоне графства Хемпшир, и более известна как Birdy
(птичка англ.) — детское прозвище,
данное ей родителями. Взяв его в качестве сценического псевдонима, всего лишь в
пятнадцать лет она записала отличный альбом.
Вышедший
в ноябре 2011-го альбом с тем же названием, “Бёрди”, состоял в основном из
кавер-версий. Тонкость в том, что это были версии песен из репертуара групп,
принадлежавших к жанру так называемого “инди-рока”, большая часть которых была
неизвестна широкой бразильской публике. Риск, что такого рода альбом окажется
очередным образцом пустой подростковой сентиментальности, был велик: достаточно
было добавить немного призывных завываний, и появилась бы еще одна коммерчески
успешная певица-подросток, трудящаяся во здравие продюсеров и импресарио
музыкальной индустрии. Но то, что звучит в “Бёрди”, совершенно иного свойства.
Есть юная певица — даже очень юная, — гармонично сочетающая игру на фортепьяно
с поставленным голосом очень элегантного тембра.
Первый
трек “1901” сразу дает понять, насколько Бёрди выше того, чем увлекается
большинство подростков. Ей удалось воссоздать песню, изначально записанную
группой “Феникс”, абсолютно целостно и с таким вокальным изяществом, какое
редко встречается сейчас в поп-музыке.
Это
могло бы оказаться лишь счастливой дебютной вспышкой. Но сомнения улетучиваются
по мере прослушивания следующих треков. И в “Skinny Love”[7]
и в “Shelter”[8],
оригинальные записи которых принадлежат соответственно группам “Бон Айвер” и
“Экс экс”, становится ясно, что создатели альбома прекрасно сумели раскрыть
талант девочки, подчеркнув тембр ее голоса печальным, а потому приятным,
звучанием.
В песне
“People Help the People”[9]
группы “Черри Гост” особенно проявилась зрелость Бёрди и ее превосходный вкус,
аккорды пианино ясно слышны, даже когда вступают остальные инструменты
(ударные, контрабас и виолончель), нисколько не опошляя эмоциональность ее
исполнения. В треках “Terrible Love”[10]
группы “Нэшнл” и в “The District Sleeps Alone”[11]
группы “Постал Сервис” прекрасно звучит соло фортепьяно Бёрди. Так понимаешь,
что она не только профессиональная певица, но и хорошо владеет инструментом
(что неудивительно, ведь ее мать профессиональная пианистка).
И даже
когда Birdy решается создать кавер-версии известнейших вещей, таких как “Fire
and Rain”[12]
Джеймса Тейлора и “Farewell and Goodnight”[13]
группы “Смэшинг Памкинс”, ей удается привнести в них нечто свое: изящный и
выверенно эмоциональный вокал.
Тем,
кому захочется в полной мере оценить талант Бёрди и богатство ее голоса, я
советую купить кавер-версии английской певицы вместе с оригинальными записями
тех групп инди-рока, из которых они были взяты. При таком сравнении, исключая
разве что “Comforting Sounds”[14]
группы “Мью” (очень хорошей и в оригинальной версии с соло электрогитары),
становятся особенно заметными необыкновенные способности этой артистки. Я
рискнул бы даже сказать, что, если бы не мастерское звучание фортепьяно Бёрди,
я не ценил бы эти песни так, как ценю теперь. Вероятно, о некоторых из них не
узнал бы вовсе.
Талант, критический взгляд и вкус
Поскольку
дебютный альбом кавер-версий имел успех, естественно, что музыкальная критика
бросила Бёрди вызов, знакомый любому артисту из мира музыки: в следующем
альбоме от нее ждали неизвестных композиций, в основном собственных. Между тем
на вопрос о том, умеет ли юная англичанка сочинять музыку так же хорошо, как
она играет на пианино и поет, ответ прозвучал уже в этом первом альбоме, ведь
трек “Without a Word”[15]
подписан ее именем.
Должен
сознаться, что изысканный и печальный голос Бёрди особенно обрадовал меня той
легкостью, с которой он вернул мне песню одной из моих любимых исполнительниц:
американки Фионы Эппл. Они схожи даже ранним профессионализмом. Ведь Фиона Эппл
выпустила блестящий альбом “Tidal”[16],
когда ей было всего девятнадцать. И Бёрди, будучи еще подростком, уже
разгорается яркой звездой среди певиц новейшего поколения в жанре “поп”, все
менее гостеприимно встречаемых исполнителей качественной музыки.
Имея
перед глазами примеры таких художников, как Рембо в литературе и Бёрди в
музыке, нельзя вновь не вернуться к рассуждениям о подростках. Как же люди, еще
очень молодые, могут проявлять столь высокий художественный вкус? Неужто они
получили вакцину против отупляющего стереотипа? Или это лишь “счастливая
случайность” в мире искусства?
Мне
лично хочется верить, что секрет — в отказе от шаблонов. Разрушение
оглупляющего стереотипного представления о подростках в современном мире может
произойти благодаря пониманию философского смысла этого мифа, особенно в его
связи с культурной индустрией. На самом деле, не существует никаких препятствий
для того, чтобы молодой человек проявился как юное дарование в области
искусства или науки — хотя в последней это случается крайне редко. Нужно иметь
в виду, что, если ты подросток, это вовсе не значит, что у тебя стоит штамп в
паспорте, санкционирующий безнаказанное поглощение всякого культурного мусора,
ведь не думаем же мы, будто мозг подростка пребывает в состоянии атрофии вплоть
до совершеннолетия. Наоборот, необходимо, чтобы родители осознали то, о чем
философы твердят веками: талант, критический взгляд и хороший вкус не зависят
от биологического возраста. Более того, чем раньше будут достигнуты эти
вершины, тем лучше для молодежи и для общества, которое именно на юных
возлагает свои надежды на будущее культуры. Будущее более достойное. Более
мудрое.
[1] Контардо Каллигарис — итальянский писатель, драматург и психоаналитик, обосновавшийся в Бразилии. Колумнист газеты “Фолья ди Сан-Паулу”, автор книги “Подростковый период”. (Здесь и далее — прим. перев.)
[2] Мистер Катра — сценический псевдоним современного бразильского композитора и певца, настоящее имя которого — Вагнер Домингес Коста.
[3] “Ex-my love” — популярная песня Велозу Диаса, в которой все слова на португальском языке и только начало припева звучит так: “Эз май лави”.
[4] “Мальчиковые группы”, ансамбли, состоящие из мальчиков.
[5] Мишель Фуко “Надзирать и наказывать”. Перевод Владимира Наумова под редакцией Ирины Борисовой.
[6] Бразильский переводчик поэзии, перу которого принадлежат переводы полного собрания стихотворений Артюра Рембо на португальский язык.
[7] “Исхудалая любовь” (англ.).
[8] “Убежище” (англ.).
[9] “Люди помогают людям” (англ.).
[10] “Ужасная любовь” (англ.).
[11] “Район одиноко спит” (англ.).
[12] “Огонь и дождь” (англ.).
[13] “Прощай и доброй ночи” (англ.).
[14] “Утешительные слова” (англ.).
[15] “Без единого слова” (англ.).
[16] “Прилив” (англ.).