Перевод Маргариты Смирновой, Н. Любимова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 2016
Перевод Маргарита Смирнова, Н. Любимов
Письмо
Антонио Венециано[1]
Дорогой
мой сеньор!
Как добрый христианин, заверяю Вашу
Милость, что лишь превеликое множество замыслов, осаждающих меня, помешало мне
довести до желаемого совершенства эти стихи, кои Вам посылаю в знак моей
готовности служить Вам: ведь именно она побудила меня столь поспешно обнаружить
перед Вами огрехи моего ума в надежде, что изощренный ум Вашей Милости примет
мои извинения и приободрит меня, дабы в часы, более
покойные, я не преминул должным образом воздать хвалу небу[2],
которое посылает Вам столько страданий на этой земле, и да призовет всех нас
отсюда Господь, а Вам — да укажет путь туда, где обитает Ваша Селия.
I
Когда аркан, огонь, и дрот, и лёд,
Что душит, пепелит,
разит и студит
нежнейшую из душ, вам небо шлёт,
—
ведь вы в плену, в огне, вас
холод губит, —
какой же узел, пламень, снег иль
гнёт
теснит и жжёт, морозит, ранит,
будит
боль в сердце, мой Антонио,
откройте,
иль другу спеть в стихах о том
дозвольте.
II
Дивится небо вашему уму,
завидует и требует к участью,
и Селию
на землю шлёт саму,
она лишь возвести
способна к счастью.
Дано вам зреть такую красоту,
что всяк
невольно зависти причастен.
Блажен же тот, кто, сколько ни
страдает,
лишь зависть к своим мукам
вызывает.
III
Слова, что росчерк вашего пера
из недр души отправил на бумагу,
твердят: вы — гость небесного
Двора,
и нет уже нужды в земной отваге.
Амор там
держит вас — его пора
сказать: жив в смерти, кто увидел
Благо,
душа, что не землёю рождена,
навек лишь Селии
и небу отдана.
IV
Сколь странно, что небесная
краса,
В себе все муки ада заключает.
В союзе с ее мощью небеса:
На боль и скорбь вас дружно
обрекают;
Вам путь туда, где хóров голоса,
предвидя ваш удел, я различаю
ту душу, что, на небо воспаряя,
земле земное счастье оставляет.
V
Коль, принимая благосклонный вид,
за человеком небо наблюдает,
оно тайком добро тому творит,
кто зло в себе нещадно
истребляет;
но если взгляд суровый устремит,
тогда раздор и беды насылает,
так поступает ваше Небо с вами:
мир и войну несёт вам, лёд и
пламя.
VI
На небе ясном, строгом и
спокойном,
где звёзды совершенные сияют,
все ж нет таких светил достойных,
что добродетель Сельи украшают;
песчинок стольких нет в пустынях
знойных,
что под лучами Ливии сверкают,
сколько похвал мой стих смиренный
знает
той, что вас губит, той, что вас
спасает.
VII
Вам жарко в Скифии,
в Аравии — хлад мучит,
такого мир не видывал доселе;
в везенье — слабы,
а в беде — могучи;
слепой, вы видите не хуже зверя,
безумье — разуму у вас попутчик,
и вот душа в плену, а ум
растерян,
вражду такую породила та,
кто ваше Небо, солнце и звезда.
VIII
Коль Небо было б хаосом, одной
материей, никто б не удивлялся,
что глас души, охваченной тоской,
до этой высоты не докричался;
но то не хаос — гармоничный
строй,
что из частей предвечных
составлялся,
и Небесам таким нет оправданья,
раз глухи они к плачу и
стенаньям.
IX
Когда молить дозволено за друга,
Который
в плен опасный угодил,
Вам протянуть готов свою я руку,
Стараться стану, не жалея сил.
И коль удача будет мне подругой,
Увидите, я труд свой завершил,
Не попрошу награды за удачу —
Слова из ваших уст поболе значат.
X
Скажу я: “Селия,
в твоей небесной власти
и жизнь, и смерть, и боль, и к
звёздам взлёт
пленённого тобой раба, ему за
счастье
хранить твой образ в череде
невзгод;
так обрати ж свой милый лик с
участьем
к нему, тобой поверженному влёт:
узришь ты тело в мрачном
заточенье
души, тобой похищенной в
мгновенье.
XI
Ведь и сердца, что мужества
твердыня,
Порой не устоят в вопросах чести,
так пусть твоё, жестокое, отныне
откажется от столь жестокой
мести.
Твой шаг второй — смири свою
гордыню,
то будет уже подвига предвестье:
с Небес твоих ты дух освободи,
чтоб тело бедное могло за ним
уйти.
XII
Душой — на небе, телом — на земле
влюблённый, что томится и
страдает
из-за тебя, о Селья,
ведь в тебе
небес пречистый светоч оживает.
Жестокость не польстит твоей
красе,
а равнодушья хлад — лишь
отвращает:
яви хоть толику любви, не будь врагиней
тому, кому ты — Небо и Богиня”[3].
Писано в Алжире, шестого ноября
1579 года.
Ваш преданный друг и слуга,
Мигель де Сервантес.
Письмо
Антонио де Эрасо[4]
Сиятельный
сеньор!
Секретарь
Вальмаседа[5]
отнесся ко мне, благодаря рекомендации Вашей Милости, как я того и ожидал. Однако ни его ходатайство, ни мое усердие не могут противостоять
злосчастной судьбе: на сей раз оказалось, что должность, которую я испрашиваю,
не находится в ведении его Величества, а потому необходимо дождаться вестового
судна, дабы узнать, не освободилось ли какое-нибудь место, ибо все вакансии,
что там были, уже заняты — так мне сказал сеньор Вальмаседа,
который, как мне доподлинно известно, пытался разведать, нет ли
чего-нибудь для меня подходящего. Очень прошу Вашу Милость лично
засвидетельствовать перед ним мою признательность за его добрые намерения, дабы
он, по крайней мере, не счел меня неблагодарным. В последнее время я занят тем,
что пестую свою Галатею[6] —
книгу, которую, как я уже говорил Вашей Милости, пишу. Когда она немного
подрастет, то явится к Вам, дабы припасть к Вашим рукам и получить исправления
и наставления, коих я сам не смог ей дать. Да ниспошлет Господь Всемогущий
Вашей сиятельной Милости защиту и процветание.
Из
Мадрида, 17 февраля 1582 г.
Дражайший
сеньор, Ваши руки целует преданный слуга Вашей Милости,
Мигель
де Сервантес.
Письмо
королю Испании Филиппу II, август 1594 г.
Наимогущественнейший
сеньор!
Я,
Мигель де Сервантес Сааведра, свидетельствую, что Ваше Величество милостиво
поручило мне собрать два миллиона и еще пятьсот с лишком мараведи[7],
каковую сумму задолжали Вашему Величеству землевладения в королевстве Гранада.
Во исполнение сего я уплатил залог в четыре тысячи дукатов[8],
которые Ваше Величество изволило видеть и принять, однако казначей Энрике де Араис требует с меня большего залога, дабы я мог собирать указанные
подати. Нижайше прошу Ваше [Величество] принять во внимание,
что более не имею средств на заклад и что четырех тысяч дукатов вполне
достаточно, а также что я человек, пользующийся доверием, и вступил в брак в
здешних местах[9]. Пусть Ваше Величество
прикажет ему удовольствоваться [внесенным залогом] и позволить мне отбыть [на
службу], что будет для меня великой Милостью.
Мигель
де Сервантес Сааведра.
Письмо
королю Испании Филиппу II, ноябрь 1594 г.
Наимогущественнейший
сеньор!
Некоторое время назад я писал Вашему
Величеству о податях с владений, о терциях и алькабале[10],
которые собрал по приказу Вашего Величества в некоторых поселениях королевства
Гранада, и уведомлял, что с двух округов[11],
порученных мне, а именно с монетного двора Гранады, а также с Мортиля, Салобреньи и Альмуньекара, взыскать [налоги] не удалось, ибо они уже
были уплачены ранее. С других мест, к коим относятся Баса, Гуадикс, Агуэла-де-Гранада и
Лоха, я деньги взыскал и отослал, за вычетом двух тысяч реалов, ко Двору в виде
распоряжений о выплате по векселю, переданных Алонсо Пересу де Тапье, слуге лиценциата Лагуны. Далее я находился в
Велес-Малаге, и, поскольку земли обнищали и сборщики
не могли взыскать с арендаторов, я удовольствовался получением переводного
векселя на Севилью, с коей получу деньги через восемь дней. Мне остается лишь
собрать налоги с округа Ронда, каковые составляют 400
тыс. мараведи. Срок, отпущенный мне, истек. Не
соблаговолит ли Ваше Величество споспешествовать, дабы мне предоставили еще 20
дней. За это время я закончу все дела и буду готов вручить деньги в любом
месте, где мне прикажут. О своем решении можете сообщить мне в Малагу, где я
пребываю в ожидании оного.
Ноябрь,
17.
Мигель
де Сервантес Сааведра.
Перевод
Маргариты Смирновой
Письмо
Дону Педро Фернандесу де Кастро от 19 апреля 1616[12]
Дону
Педро Фернандесу де Кастро, графу Лемосскому,
Андрадскому и Вильяльбскому,
маркизу Саррийскому, камергеру его Величества,
председателю Высшего совета Италии, командору командорства
Сарсийского ордена Алькантары.
Не
хотел бы я, чтобы те старинные строфы, которые в свое время таким успехом
пользовались и которые начинаются словами: “Уже я ногу в стремя заношу”, —
вполне пришлись к месту в этом моем послании, однако я могу начать его почти
так же:
Уже
я ногу в стремя заношу,
Охваченный
предсмертною тоскою,
И
эти строки Вам, сеньор, пишу.
Вчера
меня соборовали, а сегодня я пишу эти строки; время бежит,
силы слабеют, надежды убывают, а между тем желание жить остается самым сильным
моим желанием, и не хотелось бы мне скончать свои
дни, прежде чем я не облобызаю стопы Вашего сиятельства, ибо столь счастлив был
бы я видеть Ваше сиятельство благоденствующим в Испании, что это могло бы
вдохнуть в меня жизнь. Но если уж мне положено умереть, то да исполнится
воля небес, Вы же, Ваше сиятельство, по крайней мере будете знать об этом моем
желании, равно как и о том, что Вы имели во мне преданнейшего
слугу, готового пойти больше чем на смерть, дабы доказать Вам свое рвение. Со
всем тем я заранее радуюсь прибытию Вашего сиятельства, ликую, представляя
себе, какими рукоплесканиями будете Вы встречены, и торжествую при мысли о том,
что надежды мои, внушенные мне славой о доброте Вашего сиятельства, оказались
не напрасными. В душе моей все еще живут дорогие образы и
призраки “Недель в саду” и достославного “Бернардо”[13].
Если ж, на мое счастье, выпадет мне столь великая удача, что небо продлит мне
жизнь, — впрочем, это будет уже не просто удача, но чудо, — то Вы их увидите, а
с ними и конец “Галатеи”, которая Вашей светлости пришлась по вкусу. Да
почиет же благодать Господня на этих моих будущих трудах, равно как и на Вашем
сиятельстве.
Писано
в Мадриде, тысяча шестьсот шестнадцатого года апреля девятнадцатого дня.
Слуга
Вашего сиятельства
Мигель
де Сервантес.
Перевод Н.
Любимова
[1] Антонио Венециано — итальянский поэт, который провел два года в алжирском плену, где, видимо, Сервантес с ним и познакомился. Возможно, знакомство состоялось раньше, в 1574 г. в Палермо. Настоящее письмо посвящено поэтическому циклу Антонио Венециано “Книга любовных сицилийских песен. Челия”. (Здесь и далее, кроме оговоренного случая, — прим. перев.)
[2] Игра слов: Cielo (небо) — Celia (имя возлюбленной, которой посвящены стихи Антонио Венециано).
[3] Перевод Екатерины Трубиной под редакцией Маргариты Смирновой.
[4] Антонио де Эрасо — член Королевского Высшего совета по делам Индий; на момент отправления письма вместе с королевским двором находился в Лиссабоне.
[5] Франсиско де Вальмаседа с 1573 г. возглавлял Судебную канцелярию Королевского Высшего совета по делам Индий.
[6] Пасторальный роман Сервантеса “Галатея” был опубликован в марте 1585 г. Данное письмо позволяет точнее датировать работу над ним.
[7] Мараведи — во времена Сервантеса мелкая медная монета.
[8] Дукат — золотая монета весом в 3,5 г, имевшая хождение почти по всей Европе.
[9] Сервантес женился на Каталине Саласар-и-Паласьос 12 декабря 1584 г. в Эскивьясе (Кастилия).
[10] Терция — налог на церковные доходы, составлявший две девятых десятины, который поступал непосредственно в королевскую казну; алькабала — налог, которым облагались все торговые сделки.
[11] Сервантес получил право (см. выше письмо от августа 1594 г.) на сбор алькабалы в королевстве Гранада, включавшем в себя следующие округа: Гранада и ее округа; Альпухаррас; Валь-де-Лекрин; Лоха-Альхама; Баса и ее округа; Гуадикс и его округа; Альмерия и ее округа; Альмуньекар, Мотриль и Салобренья; Малага и ее округа; Велес-Малага; Ронда. См.: P. Zabala Aguirre. Las alcabalas y la hacienda real en Castilla: siglo XVI. — Santander, 2000. — P. 44. (Прим. А. Марея.)
[12] Данное письмо-посвящение к роману “Странствия Персилеса и Сихизмунды” было написано Сервантесом за три дня до смерти; граф Лемосский был покровителем Сервантеса, ему также посвящена вторая книга “Дон Кихота”.
[13] Сервантес упоминает несохранившиеся произведения, над которыми, возможно, начал или планировал работать.