Стихи. Перевод с английского и вступление Михаила Матвеева
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2016
Перевод Михаил Матвеев
Не sang The Song of the Shirt.
(Он пропел “Песню о рубашке”.)
Надпись на памятнике Гуда
Таким
эпиграфом открывается обстоятельная статья М. Л. Михайлова “Юмор и поэзия в
Англии. Томас Гуд”. Статья появилась в журнале “Современник” в 1861 году.
Чуть
ниже автор сообщает читателю, что “никто не брал еще на себя труд познакомить
русскую публику с произведениями одного из самых блестящих английских
юмористов, одного из самых благороднейших поэтов последнего времени”. “Опыт
перевода ‘Песни о рубашке’, напечатанный в прошлом году в ‘Современнике’, —
добавляет автор, — кажется, единственное исключение”.
Не без некоторого сожаления приходится констатировать, что с
1861 года мало что изменилось в российском “гудоведении”
и Томас Гуд по-прежнему в нашем представлении остается автором “Песни о
рубашке”, которая опубликована была, надо сказать, в “Панче”, журнале
юмористическом, и, как оказалось, была обречена на грандиозный, небывалый
успех. Таковой успех, по словам Михайлова, предрекла Томасу Гуду его жена:
“Мистрис Гуд, запечатывая рукопись ‘Песни о рубашке’ для отсылки в редакцию,
говорила мужу: ‘Вот увидишь — припомни мои слова, — успех будет необыкновенный;
ты мало что писал лучше’. <…> ‘Песню о рубашке’ перепечатывали все
газеты, начиная с ‘Times’a… Ее тотчас же стали
переводить на все языки и, разумеется, пародировать, она явилась даже
отпечатанною на бумажных носовых платках”.
В
России во второй половине XIX века не было, казалось, ни одного видного
литератора, который бы не упоминал, не вспоминал, не цитировал “Песню о
рубашке”. Ее переводили как сам М. Л. Михайлов, так и В. Д. Костомаров, Д. Д.
Минаев, Д. Л. Михаловский, многочисленные переложения,
подражания и сочинения “по мотивам” с известной регулярностью появлялись на
страницах газет и журналов. М. Мусоргский под впечатлением “Песни” написал
пьесу “Швея”.
XX
век также не остается равнодушным к творчеству Томаса Гуда. И хотя К. Бальмонт перевел
“Прекрасную Инес”, а И. Бунин — “Песню работника”, но перевод именно “Песни о
рубашке” Э. Багрицкого становится хрестоматийным и неизменно появляется в
различных антологиях.
Михайлов,
помещая свой этюд в “Современнике, где ему предстояло соседствовать с двумя
стихотворениями Некрасова: “На Волге” и “Плач детей” [1],
заостряет свое и читательское внимание на социальных мотивах поэзии Томаса
Гуда, благодаря которым позднее по какой-то невероятной литературоведческой
прихоти Томас Гуд оказался причислен к чартистской
литературе.
Однако
проницательность и несомненное переводческое и читательское чутье Михайлова
позволяют ему увидеть и другую, может быть более важную, грань таланта Томаса
Гуда. Михайлов не может не отметить чисто английскую страсть
к каламбурам, ”едва ли где выразившуюся в такой силе” как в “комических
статейках” и “пьесах” Гуда; и, конечно же, не может не извлечь из-под их
“шутовской и легкой одежды” “серьезность смысла”; обнаружить в них “живое,
поучительное свидетельство, как близко один к другому лежат в натуре человека
источники смеха и слез”. Эта “серьезность смысла” под “шутовской и
легкой одеждой”, безусловно, роднит Томаса Гуда с Диккенсом, с которым он был
знаком и сотрудничал [2].
Остается
лишь сожалеть, что сам Михайлов, убежденный, что английская страсть к
каламбурам, неистощимая игра словами и лингвистические фокусы делают стихи Гуда
непереводимыми на другие языки, ограничился опытом перевода “Песни о рубашке” и
еще 2-3-х стихотворений, так и не рискнув перевести что-нибудь из “комических
пьес” Гуда. У него, судя по переводам, приведенным в статье, получилось бы.
Впрочем,
вынуждены признать, что переводчику Томаса Гуда середины XIX века все-таки
недоставало многих средств поэтического языка, освоенных русской поэзией
гораздо позднее — серебряным, да и всем XX веком. Так что неудивительно, что
только теперь переводчик может попытаться передать словесную игру Гуда, чьи
эксперименты в области формы составят без труда, пожалуй, целую энциклопедию “Странностей и причуд в
прозе и стихах”. (Таково название одного из сборников Гуда.)
“Причуды
и странности” Гуда довольно разнообразны.
Его
баллады, будучи классическими по содержанию и должные, казалось бы, оказаться
пронзительно-сентиментальными, изобилуют при этом неистощимой игрой словами, что,
видимо, и создает одну из особенностей гудовского
юмора — игры слов с оттенками того юмора, который позднее назовут “черным”. Но
“черный” юмор не мешает нам искренне сочувствовать несчастным персонажам,
неизменно заканчивающим свою жизнь трагически.
“Эпикурианские размышления сентименталиста” и “Дым сигар” —
стихи того же свойства и напоминают порой то Козьму Пруткова, то Сашу Черного.
Одно
из своих стихотворений Гуд в забавном письме издателю объявляет опытом
написания белого стиха в рифму, каждую строчку завершая тремя односложными
рифмами, при этом строки между собой не рифмуя.
В
другом его стихотворении рифмуются начальные стопы строк. “Мой подход, — пишет
Гуд в ироничном письме тому же издателю [3], —
будет иметь, по крайней мере, один положительный эффект — он изменит ложное
представление нынешних потенциальных поэтов и поэтесс, что поэзия — это
рифма… в конце… концов”.
“Сонет
к Воксхоллу” должен, по замыслу Гуда, передать
фонетическими средствами звуковую картину пиротехнического представления в садах
Воксхолла. В стихотворении “Где?”, посвященном
лондонскому декабрю (в оригинале, признаемся, ноябрю), Гуд использует столь
запоминающуюся анафору, что много лет спустя в 1912 году Роберт Фрост вспомнит ее и опишет в письме своему корреспонденту
“статистическую” картину того, что он обнаружил в Альбионе и
что вызвало у него искреннее удивление. Вот несколько строк из этого
письма:
Где
британская холодность? (Да и нужна ли?)
Где
манер недостаток?
Где
москиты?
Где
же мухи? (Чтобы было о чем поговорить.)
Где
настоящее тепло? (Климат — как на судне посреди моря.)
Где
американские новости? (Если не считать рождения детей в международных браках.)
Где
же свет? [4]
На
этом я остановлюсь, поскольку последний вопрос напомнил мне, что Том Гуд уже
перечислил все “Где” вполне исчерпывающим образом в своем стихотворении.
Попросите мисс Бёрд прочитать его Вам.
Так
что Гуд пропел множество самых разных песен на самые разные лады, снискав у
читателей и у своих коллег-литераторов заслуженное уважение.
Ричард
Ле Гальен [5],
английский поэт другого времени и другого толка, пишет об одном из изданий Гуда: “Три качества, столь редко
сочетающиеся в одном человеке, сошлись в Томасе Гуде — дар поэта, остроумие и
чистосердечие”, а завершает свой обзор “благородными строками Лэндора [6]”:
Да, я завидовал — не скрою,
Но сей порок отвергнут мною.
Шутить пытался… — неудача,
Явить сочувствие — тем паче.
Ведь самым лучшим там и тут
Был чуткий, остроумный Гуд.
Сонет к Воксхоллу
Нанизан мною тоненький кусок
Прозрачной ветчины [7].
Дождит? Едва ли!
Как вдруг звонок — дин-дон! — три тыщи ног
По гравию… Врозь, парами…
Видали?
Фонтанов брызги! Влажные вуали!
Хенглер! Madame! [8] В
кругу повес — восторг!
Мильоны искр в
супругах Прингл [9]
воззвали
К Высокому, etc.
(см. Бёрк [10]).
Носы — ишь!
— вверх! Вишь — в высоту ракета
Взмывает, распускается — смотри!
—
И тают световые пузыри.
Всё! Царство Тьмы! Померкли капли
света.
Шип фейерверков, гарь шутих. И
мне
Пора опять вернуться к ветчине.
(Далее см. бумажную версию.)
[1] “Плач детей”, к слову, — переложение стихотворения “The Cry of the Children” Элизабет Баррет Браунинг.
[2] Известно, к примеру, саркастическое, написанное на злобу дня “Угрожающее письмо Томасу Гуду от некоего почтенного старца” Чарльза Диккенса, которое Томас Гуд опубликовал в своем журнале “Hood’s Magazine and Comic Miscellany”.
[3] Оба стихотворения были опубликованы в альманахе “Comic Annual”, издаваемом Гудом. Так что издатель — это сам Томас Гуд, а авторство стихов и писем Гуд отдает вымышленным стихотворцам-экспериментаторам.
[4] Цитируется с незначительными купюрами.
[5] Ричард Ле Гальен (1866-1947) — английский поэт, близкий друг Уайльда, участвовал в издании “Желтой книги”, член “Клуба рифмачей”.
[6] Уолтер Сэвидж Лэндор (1775 — 1864) — английский писатель, поэт. Наибольшую известность получили его “Воображаемые беседы” — собрание прозаических диалогов между историческими персонажами.
[7] Сады Воксхолла славились подаваемой посетителям ветчиной. Она нарезалась столь тонко, что сквозь ломтики ее можно было читать газету. (Здесь и далее — прим. перев.)
[8] Мадам Сара Хенглер (1765-1845) — знаменитый пиротехник. В первой четверти XIX века устраивала фейерверки и иллюминации в саду Воксхолла. У Гуда есть еще одно стихотворение, посвященной мадам Хенглер.
[9] Трудно сказать, кого Гуд имел в виду. Супруги Прингл — возможно, персонажи одноактной комической интерлюдии “Мистер и миссис Прингл” Хоакина Телесфоро де Труэба-и-Козио. Хоакин Телесфоро де Труэба-и-Козио (1799-1835), испанец по происхождению, вырос в Лондоне и большую часть своих произведений писал на английском языке. Его трагикомедии пользовались успехом. С немалой долей вероятности можно предположить, что супруги Прингл — персонажи популярной песенки “Мистер и миссис Прингл”, чьи поступки никак не соответствуют берковскому пониманию Высокого.
[10] Эдмунд Бёрк (1729-1797) — английский государственный деятель, философ и мыслитель. Среди его работ есть “Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного” (1757).