Фрагменты книги. Перевод с французского и вступление Марии Аннинской
Отрывок из публикации
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2016
Фредерик Бегбедер — автор у нас
более чем известный, на русский язык переведено с десяток его романов. Однако
“Беседы сына века” — не роман, а сборник интервью, которые Бегбедер как ведущий
телепередач или представитель глянцевых журналов брал в начале нового века у
писателей — французских, итальянских, американских. Название сборника —
перифраз романа Альфреда де Мюссе “Исповедь сына века”: в эпоху постмодерна уже
и названия придумывать не надо, достаточно римейка или цитаты, чтобы породить
вереницу мыслей и культурных ассоциаций. Про любовь в книге Бегбедера, однако,
речи почти не будет, но вот заявить о себе как о “сыне века”, ярчайшем представителе
своей эпохи, — это вполне в духе автора “99 франков”.
Что касается самого жанра беседы —
это давняя французская традиция и предмет гордости. Введенное еще Платоном,
искусство беседы активно развивается во Франции в XVI веке, и Мишель де Монтень
посвящает этому жанру целую главу в своих “Опытах”. Во второй половине XVII
века мастерство беседы особо ценится при дворе Людовика XIV, и Франция
становится эталоном хорошего вкуса (bon gost) и примером для подражания во всей
Европе. Именно в Версале утверждаются нормы произношения, тон, правила и темы
светских бесед. Одним из теоретиков и практиков беседы становится Бернар Ле
Бовье де Фонтенель, блестящий ученый, писатель и собеседник. Не оставил
вниманием этот жанр и Блез Паскаль, учивший, что в беседе надобно меньше
говорить о себе и больше внимания уделять тому, с кем ведется беседа. А мадам
де Скюдери, жемчужина великосветских салонов, написала несколько трактатов о
том, как следует вести беседу, и все они назывались, как и у Бегбедера, —
“Conversations”.
В XVIII веке легкая светская беседа
в стиле “rocaille”, то есть рококо, яростно критикуется за пустоту, манерность
и вычурность философами Просвещения, которые вносят свою лепту в этот важный
устный жанр. Эстафета переходит к Даламберу, Вольтеру, Дидро и их
единомышленникам, которые практикуют это искусство в знаменитом кафе “Прокоп”.
Они отмечают, что нельзя долго задерживаться на одной теме, а надобно (цитируя
уже русского классика) “без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка”,
давая при этом свободно развиваться мысли, которая формируется и оттачивается в
процессе беседы. В годы французской революции и террора искусство беседы
деградирует, становятся неактуальны такие его важные стороны, как изящество и
тактичность; на смену беседе приходят агрессивные пропагандистские выступления.
Однако в XIX веке искусство беседы переживает новый подъем, снова привлекая
адептов в лице блестящих дам, держательниц литературных и светских салонов.
Мадам де Сталь, между прочим, отмечала, что из всех европейцев только французы
способны вести легкую и изысканную интеллектуальную беседу, тогда как
темперамент других народов отнюдь их к этому не располагает. Тут надо добавить,
что французские беседы удачно сочетаются с традиционным гедонизмом этой нации,
умением “красиво жить” и нередко сопровождаются гурманскими радостями. Фредерик
Бегбедер, как мы увидим, остается верен этой славной привычке и встречи с
писателями нередко проводит в дорогих ресторанах, за бутылкой доброго
французского вина.
В состав сборника “Беседы сына
века” вошли интервью с такими писателями, как Мишель Уэльбек, Брет Истон Эллис,
Том Вулф, Симон Либерати, Филипп Соллерс, Антонио Табукки, Умберто Эко, Чак
Паланик и многие другие. Любопытно, что интервьюер не обошел вниманием и
умерших авторов, например, Франсуазу Саган, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда,
Чарльза Буковски…
Гвоздем программы, возможно,
является беседа Бегбедера с самим собой за столиком модного ресторана,
помеченного тремя звездочками в путеводителе “Мишлен”.
С переводческой точки зрения
интересно проследить, как меняется стиль речи Бегбедера в зависимости от того,
с кем он говорит. Он, как хамелеон, перенимает манеру своего собеседника, и
если, беседуя с Уэльбеком, он, вслед за другом, пренебрегает условностями и не
стесняется в выражениях, то с итальянцами или Симоном Либерати Бегбедер
изъясняется, как высоколобый интеллектуал. Особенно примечательна с этой точки
зрения беседа с покойным Чарльзом Буковски: Бегбедер придумал весь диалог от
начала и до конца.
Я бы хотел, чтобы когда-нибудь
потом про эти страницы сказали: “О! Вот были люди, которые писали книги, но,
главное, это были люди, которые собирались за столом, чтобы поговорить о
литературе. Происходило это в конце того и в начале этого века, в эпоху, когда
уже никто, кроме них, не интересовался подобным, вышедшим из моды старьем. Они
мололи языком без остановки, для смелости выпивая. Им нравилось говорить о
книгах, которые они еще не написали, но непременно напишут, о своих и чужих
книгах, и о жизнях, которые могли бы прожить, но так и не прожили. Они болтали,
потому что им не хотелось спать. Было поздно, и они порой даже не помнили,
зачем они здесь, но продолжали трепать языком — а солнце давно уже село, и
Франция закатилась вместе с ним, а они все никак не могли угомониться и
предрекали судьбы мира. В эпоху, когда все призвано изолировать людей друг от
друга, их беседа являла собой форму протеста. Они спорили, — а значит, жили.
Но только не подумайте, что эти
беседы являются чем-то отличным от литературы. Когда литератор беседует со
своим собратом, их диалог превращается в литературу: это устное творчество.
Писать — это разговаривать про себя, и наоборот: говорить — это писать вслух.
Когда беседуют два писателя, это как кремень о кремень: огня может и не быть,
но несколько искр уж точно сверкнут.
В этой книге, составленной Арно Ле
Герном, представлены двадцать писателей. Я расспрашивал их, как ученик-механик
мог бы расспрашивать автомеханика-профессионала, каким образом лучше поменять
шарнир на головке цилиндра. Я пытался понять их методы работы, разобраться в их
механизмах, выведать секреты. Этот сборник мог бы называться “По локти в
машинном масле” либо, к примеру, “Shop talk”, как беседы Филипа Рота. “Пустая
болтовня”!
Ф. Б.