Глава из книги Маргарет Тэтчер. Перевод с английского Екатерины Живовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2015
“Это мрамор, Маргарет?”
Маргарет
опасалась Оксфорда. Она никогда не уезжала из дома больше чем на несколько
дней, а в военное время любая разлука воспринималась особенно остро. К тому же
ей предстояло найти себе место в новом окружении, отличном от того, к которому
она привыкла в родном Грантэме.
До нее ни одна женщина в семье не училась в университете, а на Оксфорд не
посягали даже мужчины. Из Грантэма в Оксфорд ехали
подруги ее детства Мэри Уоллес и Маргарет Гудрич, но
обе поступили в другие колледжи, к тому же происходили они из более
состоятельных семей, где высшее образование не казалось чем-то из ряда вон
выходящим. Маргарет спрашивала у них совета.
Мэри
Уоллес — по ее воспоминаниям поступление Маргарет в Оксфорд произвело в Грантэме “довольно большой фурор” — разговаривала с ней в
доме своих родителей на Хай-стрит в сентябре 1943
года. “Она очень хотела вести себя правильно” и, как во многие переломные
моменты жизни, особенно беспокоилась, “что там принято носить”. По мнению Гудрич, “Оксфорд позволил Маргарет подняться сразу на
несколько ступенек по социальной лестнице…” Однако, впервые навестив Маргарет
в комнате студенческого общежития колледжа “Соммервилл”,
они с отцом нашли ее одинокой и подавленной. Она угостила их кексом,
поджаренным на очень маленьком огне: по рациону ей полагался только один совок
угля в неделю. Маргарет сама признавала, что страдала от “робости и постоянной
тревоги”. Иногда она прогуливалась вдоль реки по лугу, принадлежащему колледжу
Церкви Христовой… убеждая себя, что поступает в соответствии с рекомендациями
Клайва Льюиса из книги “Христианское поведение”
предаваться время от времени размышлениям в одиночестве. Но легко догадаться,
что ее одиночество не было добровольным.
Маргарет
не хватало денег. Она не получала стипендии и зависела от отца, а также от
скромных университетских дотаций. В те времена университет брал на себя почти
всех расходы по обучению тех студентов, которые собирались после выпуска
заняться преподаванием, но Маргарет полагала, что к этой профессии у нее
призвания нет. Несмотря на то что родители присылали
ей небольшие суммы, а также домашнюю выпечку к чаю, который она пила с подругами
в своей комнате, Маргарет жила в режиме строгой экономии. Она впоследствии
вспоминала, что скопила на необходимый для полноценной жизни в Оксфорде
велосипед только благодаря урокам, которые давала в школе Грантэма
на каникулах после первого курса.
Не
стоит думать, что другие студенты были необыкновенно богаты или Маргарет —
необыкновенно бедна, тем более что тяготы войны сгладили социальное
неравенство, столь бросавшееся в глаза в 1930-е годы. Но нехватка денег
усиливала эмоциональный дискомфорт, который Маргарет приходилось преодолевать
ежедневно, а также заметно влияла на впечатление, которое она производила на
сокурсников. В их воспоминаниях часто встречается эпитет “замкнутая” —
применительно как к одежде и волосам, так и к индивидуальности Маргарет. Рейчел
Уиллинк, дочь министра и одна из двух женщин,
возглавлявших Ассоциацию молодых консерваторов Оксфорда (МКО) до Маргарет,
говорила о ней как о “тихой и невыразительной, замкнутой девушке”, которой “не
хватало стиля”, чтобы “компенсировать” свое скромное происхождение. Она
утверждала, что люди, знавшие Маргарет в Оксфорде, находили
“противоестественным” грандиозный успех “скучной мышки”. По словам Мэри Уоллес, тоже занимавшей высокое положение в Ассоциации,
руководство организации “терпело” Маргарет как “человека, на которого можно
свалить черновую работу”. Она считалась рядовым исполнителем без звездных
задатков.
Письма,
которые писала Маргарет на первом курсе, не сохранились. Главной же темой
писем, что она писала в последующие годы сестре Мюриел,
были туалеты. Маргарет упорно отдавала предпочтение коричневому цвету: “материя
цвета ржавчины… впишется в мой гардероб”, говорилось в письме, отправленном в
сентябре 1944 года, когда перед началом второго курса ей пришлось пораньше
вернуться в Оксфорд для участия в гражданской обороне. Путь из Грантэма в университет лежал через Лондон. Маргарет впервые
в жизни прошлась по магазинам Бонд-стрит, “ничего не сказав об этом маме”, и
купила в универмаге Маршалла и Снелгроува коричневые
туфельки модели “Debutante Lanette”
в тон сумочке. “Еще мне хотелось купить простое негритянское (это было
стандартное название одного из оттенков коричневого цвета, а не придуманный
Маргарет расистский эпитет) платье, чтобы смотреться олененком”.
Такое
платье было найдено, но возникла проблема: “Выглядело оно потрясающе, очень мне
приглянулось. Я уже собралась сказать, что беру его, и вдруг вспомнила, что не
узнала цену… это же был этаж недорогой одежды. К моему крайнему изумлению, на
мой вопрос продавец ответил: ▒20 фунтов’…” К счастью, в отделе шерстяных
тканей Маргарет наткнулась на наряд, восторженное описание которого заставило
ее забыть о пунктуации: “простое но хорошенькое
платьице с отложным воротничком ▒питер пэн’ с двумя кармашками на лифе и еще двумя симметричными
на юбке” за 3 фунта 16 пенсов. Маргарет считала и такую цену слишком высокой,
но пожилая продавщица сумела ее уговорить: “Заметив мое удивление, она сказала,
что это превосходное соотношение цены и качества (аргумент, который всегда
неотразимо действовал на Маргарет) и что о ценности вещи не всегда можно судить
по стоимости, чему я готова была поверить, примерив ▒недорогие платья’”.
Довольная выгодной покупкой, Маргарет возбужденно продолжала свой рассказ:
“Короче говоря, я купила платье и убеждена, что это одна из самых стоящих
покупок в моей жизни. Постараюсь привезти его домой в следующий раз, чтобы
показать тебе тайком от мамы. Теперь я обеспечена нарядами на любой случай”.
Беспокоил
Маргарет и лишний вес. Когда ваш покорный слуга спросил ее, как она оценивала
свою внешность в юности, последовал ответ: “Я никогда не считала себя красивой.
Мне казалось, я несколько толстовата”. В то время пухленькие женщины еще не
вышли из моды, но в другой части процитированного выше письма Маргарет, пусть и
с юмором, выражает озабоченность этим вопросом: “…Я все еще вешу чуть больше
65 кг… Можешь посоветовать что-нибудь… медицинское для той части тела, на
которой я сижу, и для укрепления мышц живота… И еще — для уменьшения и
подтяжки бюста?” В какой-то момент ее вес достиг 68 кг, что действительно
немало для двадцатилетней девушки ростом 165 см.
Если
сливки оксфордского общества не обращали особого внимания на “стеснительную
толстушку”, то в своем колледже она стала фигурой заметной. Бетти Спайс, одна
из двух девушек, изучавших вместе с Маргарет химию, вспоминала, что столы в
холле “Соммервилла” стояли в три ряда, отчего
студентки делились на группы. Один из крайних рядов занимали “экзоты”:
иностранки, еврейки, Нина Мебей (будущая писательница
Нина Боуден) и девушки, изучавшие философию, политику
и экономику. С другого края располагались студентки из хороших семей, для
которых Оксфорд был продолжением, а не началом высшего образования. Ряд
посередине принадлежал выпускницам средних школ — происхождение многих из них
было таким же скромным, как и у Маргарет. По логике, ее место было среди них, и
они приняли ее в свою компанию — правда, без особого энтузиазма; не проявила
энтузиазма и Маргарет.
Одним
из самых сильных раздражителей для новых приятельниц Маргарет стал ее голос.
“Она говорила очень ненатурально”, вспоминала Бетти Спайс, которая находила
внешность Маргарет “приятной, хотя и несколько кукольной”, при этом отмечала,
что “с ней трудно было сблизиться. Она не хотела дружить с девушками своего
круга, ее интересовали только влиятельные люди, которые могли ей помочь”. Ее
манеру говорить отмечала и другая сокурсница Джин Саутерст:
“Уроки красноречия, которые она брала в школьные годы, сделали ее речь излишне
театральной, а чрезмерная озабоченность тем, как она выглядит, служила поводом
для шуток. Она посещала самого дорогого в Оксфорде парикмахера и на каникулах
целыми днями прочесывала магазины Вест-Энда в поисках приличных платьев”. В это
же время Маргарет начала постигать основы ораторского искусства, чтобы исправить
незначительный дефект дикции и научиться выступать на публике. По словам Джоан
Паркер, которая поступила в школу Грантэма позже
Маргарет, уроки красноречия, где девочек избавляли от линкольнширского
акцента с его протяжными гласными, входили в обязательную программу. Эми Вуттен, изучавшая в Оксфорде математику и сидевшая за одним
столом с Маргарет, не заметила, чтобы она была высокомерна, но подтвердила, что
отличается сдержанностью и никогда “ни у кого не одалживается”. Мэри Моллинсон, соседка Маргарет по съемной квартире на Уолтон-стрит вспоминает, что Маргарет была аккуратна, следила за
собой и нелегко сходилась с людьми. Соседка по предыдущей квартире на Ричмонд-роуд (1945-1946) Полин Коэн считала, что Маргарет слишком
неуверенна в себе, чтобы рассчитывать на карьеру: “Ни разу за все время она не
показалась мне совершенно счастливой”.
Однако
дела у Маргарет шли не так уж плохо. Она завоевала уважение. Даже Бетти Спайс
признавала ее “честным человеком” и вспоминала, что Маргарет нравились шутки о
потенциальных воздыхателях; этими шутками студентки обменивались за ужином
(“Она краснела шеей”). Памеле Родс
она казалась “слишком взрослой для своих лет”, а Джин Саутерст,
которую с Маргарет связывала еще и принадлежность к методистской церкви,
рассказывала, что “в ее комнате мы провели много приятных вечеров, сплетничали,
читали стихи (за что я до сих пор ей благодарна), пили прекрасный кофе,
лакомились выпечкой и другими вкусностями. Дочь лавочника была отличной
хозяйкой!”
Маргарет
всегда держала слово, производила впечатление “девушки с четким представлением
о том, чего она хочет добиться” и отнюдь не гнушалась принимать участие в общих
развлечениях. После экзаменов в конце третьего курса она написала Мюриел, как ходила с друзьями на фильм “Тихая свадьба”: “Я
в восторге. Я уже давно так не смеялась, мне бы хотелось, чтобы и ты
посмотрела. А вечером во вторник мы пошли на ▒Путь в Марсель’ с Хамфри Богартом. Неплохая картина, но ничего выдающегося. Нам
понравилось, потому что у нас было праздничное настроение. Я говорила тебе, что
семь студентов провалили экзамен?”
Описанные
выше черты характера Маргарет не слишком ценились у студентов, ведь
предусмотрительность была им не по душе. Мэри Моллинсон
вспомнила случай, произошедший в воскресенье перед выпускным экзаменом Маргарет
в квартире на Уолтон-стрит, где с ними жила еще одна студентка Мэри Фосс:
Маргарет занималась, не
поднимая головы… У нас выпускные экзамены были еще далеко
и год был не такой сложный, но Мэри все равно паниковала: слишком много
развлекалась и только накануне экзаменов осознала, как мало она знает. Мы с
Маргарет сидели наверху, когда услышали в комнате Мэри глухой удар. Сбежав по
лестнице, мы увидели, что Мэри лежит на полу в обмороке. Привели ее в чувство,
поднялись к себе и попытались вернуться к занятиям. Когда же стук повторился в
четвертый раз, Маргарет посмотрела на меня и сказала, что мы не можем весь день
бегать вверх-вниз по лестнице. На ее взгляд, у Мэри была истерика. Поскольку
Мэри ни разу не ушиблась, Маргарет предложила в следующий раз просто не
обращать на нее внимания, и это с ее стороны была не черствость, а
исключительно здравый смысл. Накануне экзамена Маргарет не могла позволить себе
терять время…
(Далее
см. бумажную версию.)