Переводы Игоря Белова, Владимира Окуня, Евгении Добровой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 2015
Богдан Задура
Перевод
Игоря Белова
Птичий
грипп
После
коров Альбиона — коровы Неметчины а потом
что-нибудь
помельче
немного
перьев перья всегда возбуждают сплошной
трепет
блестящие
пакеты из черного полиэтилена Ладно
хватит
кудахтать
можно
закурить Но ты любимая не переносишь
сигаретного
дыма и если я закурю
то
не смогу любить тебя да что там ты бы даже на
работу
в
котельную меня не взяла Какое счастье что я не
хочу
работать
Даже
в Гонконге Да да
йогурты
супер они и правда просто улет также как и
листья
салата
сплошные
витамины и столько железа что оставишь
мокрыми — покроются
ржавчиной
в
отличие от вечнозеленых чувств Казалось бы
невинно
звучит — “пищевая промышленность” а
крыша
едет как подумаешь из чего все это делают и
какие
там крутятся деньги
Так
что может лучше выпьем по крайней мере
известно
из чего это сделано и как оно
бьет
по башке Но ведь ты не переносишь алкоголя и
если
я выпью
не
смогу беседовать с тобой ни о желатине ни о
Гонконге ни о Холокосте
да
да
ибо
к этим цыплятам сдается мне относятся прямо
как
к людям
как
к курдам? Весьма подозрительно
когда
говоришь с самим собой особенно о подобных
вещах будто слегка
перебрал
хотя
и не пил ни капли Бескорыстие удивляет
и
порочит Все когда-то было простым как брусочек
масла
на
листе хрена Как фейерверк над Багдадом который
мы увидели благодаря CNN
несколько
лет назад Это театральная декорация
неестественно
зеленого ночного неба
с
надписью Live в правом верхнем углу
Но
тогда была середина лета а не финал зимней
олимпиады
Смешно
однажды мы вместе были в “Сайгоне” и
заказали
как раз говядину и цыпленка
в
кисло-сладком соусе а потом ели меняясь тарелками
Может это и не был “Сайгон”
а
какой-то другой ресторан но китаец (или
вьетнамец)
был настоящий
так
же как и говядина с рисом и цыпленок с рисом Я
впрочем
предпочитаю
клубнику даже с песком даже из окна
поезда
даже вперемешку с людьми
это
куда лучше китайских блюд в кисло-сладком соусе
Нужно смириться с тем
что
мы живем в стаде и рано или поздно получаем по
голове
Что же до Китая
то
мне жаль что не лежать мне на траве или одеяле
(для непоседливого мальчишки
это
была бы китайская пытка) под пагодой навеса
обвешанной сурфиниями словно лампионами
с
видом на твои желтые и черные платья танцующие
над
лугом как бабочки
скорее
уж я развалюсь перед телевизором ибо
кончится
олимпиада
начнется
Багдад ковры-самолеты бенгальские огни
при
закрытых окнах
ведь
едва впустишь этот весенний воздух на рубеже
февраля
и марта
грипп который вроде давно
прошел немедленно
возвращается
и
во мне становится влажно хотя по идее и не
должно
бы
Матерый волк ледовых
трасс
говорит
спортивный комментатор о князе Монако
и пусть команда Ямайки
оставила нас позади
зато нам удалось
обогнать его боб
Матерый
волк трасс ледяных я знаю что мне не
нужно
работать
и
я даже могу закурить ведь это ничего не изменит
Главное
это скольжение ни время ни поза ездока тут
уже
ни при чем
Чтобы
время входило в расчет нужно чтобы зрители
или
спортсмены застыли
оставаясь
на месте до конца света
которого быть не может
Сударыня
знаете с этим Гонконгом было возможно
так
какой-нибудь
курице утке или же канарейке
удалось
выпорхнуть из тайных иракских
лабораторий
либо
Саддам собирался дать прикурить желтолицым
а
потом обезвредить Америку
И
может быть чем обращаться к врачам резать
несчастных
птиц и сжигать их останки
нужно
было послать туда Бонда
Джеймса
Бонда хотя и не исключено что Бонд
Джеймс
Бонд в этом как раз и замешан
Из
чего я вырос
из
интеллигентной семьи
в
первом поколении
из
ползункового возраста
homo
erectus
из
шубки с помпонами
из
гольфов
из
шубки с капюшоном
из
грез о шапке-невидимке
из
утренней эрекции
которая нынче если и
появляется
то
на мгновение
так
что можно ее не заметить
зато
и скрывать не нужно
из
страха перед смертью
(с детства боялся
что
умру до того
как
кончится жизнь
и
вот нате пожалуйста)
из
пинг-понга
из
толкания ядра
из
тенниса
из
мечты
о
золотой медали
на
стадионе “Олимпико”
в
1960-м
в
беге на 5000 метров
из
езды на велосипеде
из
бриджа
из
вождения автомобиля
(навыков вождения я не утратил
зато
автомобиль утратил навык ездить)
из
веры в то что Бог
вероятнее
всего пребывает
среди
туч
нежели
в полинявшей лазури
из
убеждения
что
от хороших стихов
получаешь
больше удовольствия
чем
от созерцания упругих ягодиц
Проявленные
снимки
Глубины
небесные видны лишь на равнине —
знакомства
стечения обстоятельств облака звезды
растения
вроде те самые но немного другие и птицы
куда
доверчивей а может быть просто сонливей
Если
бывают стерильные дни
в
том смысле что без изъяна и ты поливая газон
не
распугиваешь скворцов и можешь в любой момент
воздвигнуть
на траве триумфальную арку радуги
то
имело бы смысл спросить Когда и чем за это
заплатишь
Или
же — кто заплатит Ведь ничто не дается
бесплатно
Что-то
должно в этом быть если минуты
прикидываются
вечностью Стихотворение многое
стерпит
но
в отличии от осла как его ни погоняй
всего
не потянет
Звезды
нашивки петлицы
Однажды
читая
стихи Иштвана Ковача[1]
о
Катыни
и
стихи Дмитро Павлычко[2]
о
варшавском
Дворце культуры
в
окнах которого
появляются
лица
убитых
польских офицеров
я
подумал
что
по-польски
хороших
стихов об этом
уже
не напишешь
поэзия
по
крайней мере как я ее понимаю
не
должна сводиться
к
банальностям
а
вот апрель в октябре
передвинутый на ноябрь
уже
дает некий шанс
массовые
убийства
коллективное
представление к званию
68
лет спустя
только
как же выглядит эта связь
между
живыми и мертвыми
а
вдруг она односторонняя
и
ни один лейтенант не узнает
что
стал капитаном
ни
один майор — что стал полковником
ни
один полковник
не
заметит генеральских лампасов
даже
после воскресения мертвых
поскольку
считается
что
мертвые воскреснут нагими
с
другой стороны
даже
если они всё это видят сейчас
каким-то
зрением невидящих глаз
невозможно
поверить что в присутствии Бога
они
бы рассматривали свои новые знаки различия
переживали
бы
почему
эту фамилию прочитал
господин
президент
эту
— Майя Коморовская[3]
а
эту — Ян Петшак[4]
и
кому больше повезло
с
алфавитным порядком
думали
бы
почему
всех повысили на одно звание
а
не на два
раз
это не влечет
дополнительных
бюджетных расходов
даже
если они не только прах
мертвые
видели все это
в
собственном
гробу
Анна Пивковская
Перевод
Владимира Окуня
Деревня
Норинская[5]
Било
дрожью куранты в осеннем дурманном
мотиве. Октябрем всё
длинней караваны
летящих
на юг журавлей. В картофельных топях
лечил
он отит и дисфункцию лабиринта
английской
фразой, сбивчивым метром, один там
был
у него читатель — он сам. Удручали ландшафты.
Но
физический труд, горизонт, неохватность
неба,
земли сблизили между собой
неопознанные
миры. В бочках стоял голубой
купорос
на полях незнакомой Ирландии.
Синий
колер в стихах другого поэта
расцвечивал
черно-белое настоящее,
успокаивал
нервы, фразу сращивал
с
фразой другой, из другого к тому ж языка.
Пусть
лишь провидел он в чужом бытии
речевое
кочевье, бродяжью судьбу семьи
языков,
ведь это была его личная этика.
Он
создал свою религию, нет, антропологию,
если
верил, то, честно говоря, выбирал между
богом
и
истиной,
поместив эту истину меж
олимпийских
богов и человеческих нужд,
наболевших,
реальных. Вот почему он всегда был
в
стихах так земле трогательно-благодарен.
Варшава, ноябрь
2003
Это
я, еврейка из Освенцима[6]
Пришла,
вернулась, протянула на ладони
куколку
из терракоты, будто в лицо плевок —
не
подходи, не здоровайся, упаси тебя Бог
прикоснуться,
поцеловать, в руку вцепиться, —
и
укрывает куклу тоненькой белой тряпицей.
—
В обиду ее не дам, она это я, вот причина,
это
не просто кукла, марионетка, личина,
это
я, еврейка из Освенцима, идущая на сожжение,
я,
неплодная Сара, обреченная Ифигения.
Я
могла бы тебя заклеймить, прокричать: ты, еврей,
зачем
накликал ты ветер в мирной Авлиде
моей?
Но
ты не еврей и жертву понять не в силах,
слышу
над городом перелет шумнокрылых
диких
гусей. Расколю куклу, дочь от смерти избавив.
Убью
тебя в ванне, когда возвратишься во славе…
Рим, июль 2012
Полдень
Софокл
уже в Эдиповом возрасте,
когда
пишет своего “Эдипа в Колоне”.
То
есть он стар.
Он
знает, что миф — это вечность,
посягающая на время.
Он
оставил в прошлом ответ на вопрос кто я,
а,
скорее, ему просто нечего на это ответить.
Оливковые
деревья обожжены зноем,
они
почти не дают тени.
Ящерицы
отогреваются на солнце
в
белый полдень, в мертвый час духов.
Время
не сойдет с места, покуда Гадес
не
отзовет назад свои белые тени.
В
эти минуты у женщин не будет стареть кожа,
с
яркими игрушками в руках замрут дети,
утихнет
суета на площади и дома,
а
старики не приблизятся ни на секунду
к
порогу вечности, а может, и абсолютного знания.
Страшное
время, думает Эдип. Страшное время,
записывает
Софокл.
Мы
тоже неподвижны, в машине, над красным
шлаком
обрыва.
Жара
понемногу спадает. Час демонов на исходе.
Под
потолком начинает жужжать пчела.
Крит, июль 2005
Гиблое
место
Черная
грунтовая дорога, где мы сбились с пути.
Вместо
того чтоб налево — направо,
вместо
того чтобы прямо — напролом через мокрый
песок.
Мокрый
песок поет: где мое
сыпкое
золото зерен, где танец
легких ступней?
Это
я пою, непролазная грязь со следами шин,
ветки
березы, сбитые автомобилем,
упавший
велосипед с ободранной синей краской.
Оказаться
в самом гиблом месте,
где
секундой раньше или секундой позже
время
пронзает пространство и рождается точка:
здесь
безропотно умирает человек, зверь, травинка.
Гиблое место, что за
гиблое место.
Дом
с добротным подвалом,
плотно
закрытые окна, легкая дрожь занавески,
и
собака заходится смертным воем,
когда
пламя лезет наверх, лижет кроватки и стулья.
Это
было гиблое место — так говорят, —
красная
харчевня, которую путники за версту
обходили,
подвал,
населенный древними призраками,
болотные
огоньки, лязг цепей,
щиколотки,
запястья, позвонки с запекшейся
кровью.
Или
черное пятнышко на шоссе, небольшой бугорок,
занос
на повороте, ромашки в придорожной канаве,
дерево,
на котором не гнездятся, не поют птицы.
Детский
мячик все катится от калитки к калитке.
Беспомощность,
неотвратимость; здесь самое гиблое
место.
И
народы, племена, кланы: с сундуками, узлами,
горшками,
остановлены
на полпути, засыпаны дорожной
пылью.
Это
гиблое место. Качели дьявола,
ржавая
карусель, заброшенный парк аттракционов.
Варшава, IX,
2013
Песенка
про веревку
Рабби,
для вечери добыл я
три
хлеба, свежих, прямо с пылу,
вино,
ягненка и, поверишь,
тринадцать
штук сыров овечьих.
Еще
— ведь я торгуюсь ловко —
хватило
на моток веревки.
Предмет
в хозяйстве очень ценный:
ведь
не бечевка, шнур отменный,
из
прочных нитей свит на совесть.
Обвяжем,
если надо, хворост.
Для
лодки чал, ослу постромка,
подвесим
колокольчик громкий.
И
чресла препоясать можешь,
а
спать — под голову подложишь.
Как
этот мир чудесен, рабби.
Трава
в росе, хрустящий гравий,
открытая
калитка сада,
и
миска устриц, и прохлада,
твое
доходчивое слово,
да
узел правильный пеньковый.
Лишь
минет вечер, выбьет метко
ночь
из-под ног мне табуретку.
Неборов,
Великий четверг, 2013
Лукаш Ярош
Перевод
Евгении Добровой
Земля
Однажды
в сентябре отменили уроки.
Вместе
с учительницей мы пошли убирать кормовую
свеклу
с
поля парня из нашего класса. Он жил с бабкой
(отец
повесился, “мать меня не хотела”).
Он
вез нас на тракторе с прицепом, в который потом
мы
бросали тяжелые твердые клубни.
Сделали несколько рейсов (больше было смеха,
чем
работы), а потом сидели в саду,
прислонившись
к деревьям, переполненным соками,
и
далекое солнце
пекло,
несмотря на скорую осень.
Он
принес нам компот и только что сорванные
грецкие
орехи.
Они
были горькие, пачкали руки йодом.
Человек
восстал из песка. Заново склеен из
скорлупы.
Об
этом я подумал сегодня, когда годы спустя
встретил
этого
друга. Он просил мелочь, лицо было мятым
от
многолетнего пьянства. Я дал ему денег,
он
улыбнулся, поблагодарил и от света
распахнутого
рядом окна зажмурил глаза,
в
которых не было уже ничего.
На
заре
белизна
не печалится, не
веселеет…
Тадеуш Ружевич
Декабрьский
мороз ломает ветви, сковывает дверные
замки.
Выношу
золу из печки, развеиваю по полям. За
ледяной
калиткой,
за ржавой коптильней слышен лай из
приюта,
вой
замерзших собак. Зима раскинулась вокруг.
Вчера
умерла учительница, что научила меня писать.
Снег
как панцирь, на нем я — едва различимый
силуэт
с совком в руке. Ветер обрывает песнь,
бьется
в моей стеклянной голове. Сжигает колядку.
Конструкция
Свет
замедляет движение тени, тянет
к
себе колосистые злаки. Сегодня меня занимает
жизнь
(был чужим, а почувствовал, что свой) —
таскаю
бревна, помешиваю суп;
ежедневные
обряды: утром обдираю прутья,
собираю
в корзины их клейкую кожу.
Свет
замедляет движение тени. У ворот
бездомные
собаки и толстый кастрированный кот,
ему
теперь не интересны мыши —
снуют
допоздна возле старых ободьев,
шмыгают
у гаража. Унимает их брань
и
удары прутом по калитке.
Образование
Найдено
среди бумаг —
закуток
в подвале общежития,
где
меняли постельное белье.
Коридор,
посыпанный мышиной отравой.
Какофония
библиотек,
лампы
читального зала, поздний вечер и снег.
Алкоголь
и его обитатели.
Панцирь
жука в бороздке протектора.
Потом
лицо, измятое подушкой.
Лицо,
втиснутое в сон.
Во
сне голый утес
разбивает
корабль.
Назначение
Дождь
прибивает к земле
плотный
дым из трубы. Наши головы
спрятались
в мглу, как в песок.
На
экране актер хватается
за
невидимую рану, падает на кровать.
Выключаю
телевизор. Затем мою
скользкие
стаканы, точу четыре ножа
и
убираю на полку.
Эпитафия
это
не я
это
был не я
так
кричал взывал
а
его голос
сливался
с другими
и
угасал
в
пустых покоях часовнях
над
реками пепла
в
зенице одинокого Бога
в
тишине мрачных скал
Холсты
Вечер,
заглянул к дочке: спит, дышит
медленно
и спокойно. Стихи немы.
Стихи
немы. Все последние годы
кормил
животных, поддерживал огонь в печи.
Вечер,
протер засалившийся чайник, лежу
в
темноте, накрывшись курткой.
За
занавеской ветер срывает ветки, полыхают
далекие
зарницы,
начинается
украшение тьмы.
Гжегож Квятковский
Перевод
Владимира Окуня
Краткие
новости на Би-би-си
мы
носим пиджаки из твида
слушаем
джаз
мы
говорим о Милоше
который умер пару
месяцев тому назад
у
сюрреалистов писавших
про
розовые фантасмагории
творивших в бреду каллиграммы
все
еще стоял в глазах
горчичный
газ с полей Вердена
а
у нас разве что
краткие
новости на Би-би-си
и
фильмы с воспоминаниями
пожилых
и растроганных
узников
концлагеря Дахау
нарциссизм
Спиноза
утверждал что наша любовь к Богу
это
часть бесконечной любви Бога к себе самому
так
значит наше неверие в Бога это часть
бесконечного
неверия Бога в себя самого?
избранные
они
так переполнены любовью что рисуют в
тетрадках большие
гениталии
я
видел одного из этих избранных:
здоровые
сверстники заплевали ему всё лицо
а
он лишь смеялся атакуя любовью
мучители
с позором скрылись за углом
о великая
армия больных с синдромом Дауна
благословенны
будут цветы в стволах ваших
винтовок
о великая
армия больных с синдромом Дауна
благословенны
будут штаны внатяжку на
выпирающих
органах
о великая
армия больных с синдромом Дауна
благословен
будет ваш смех гласящий
о
победе души над искалеченным телом
мелисса
шалфей и мята
памяти Юзефа
Квятковского
когда
ты умирал был январь самый теплый за триста
лет
собравшись
с силами ты подошел к окну и сказал:
наконец-то
выпал снег
в
твоих венах пульсировал маковый отвар:
всю
жизнь в трезвости и на овощах
под
конец ты стал зависим от морфия
твое
лицо уподобилось голубю
в
то время я читал Сведенборга и Блейка
могильщики
пели “пусть твою душу ангелы
встречают”[7]
да
будет благословен самый теплый за триста лет
январь
взявший тебя от нас
да
будут благословенны черные ботинки в которых
вступал
ты в небо
да
будут благословенны твои слезы из которых
вырастут
мелисса шалфей и мята
забыл
в
семь я узнал что скончался мой почтенный отец
давно
уже я предчувствовал это
в
среду его должны схоронить
то
есть спрятать
от
нас
а
прежде всего от меня
я
бы даже теперь разорвал его в клочья
смерть
ничего тут не изменила
он
зачал меня
а
потом обо мне забыл
урожай
по-настоящему
наше дело пахать землю
а
не убивать
хотя
признаюсь:
резня на болотах
проходила в ритме сезонных работ
и
в сильный дождь мы не выходили на сбор урожая
урок
эстетики III
за
время резни я сильно постарел
знай
я об этом раньше
не
убивал бы
[1] Иштван Ковач (р. 1945) — венгерский поэт, историк, дипломат. (Здесь и далее — прим. перев.)
[2] Дмитро Павлычко (р. 1929) — украинский поэт, переводчик, литературный критик.
[3] Майя Коморовская (р. 1937) — известная польская актриса театра и кино. Однофамилица нынешнего президента Польши, Бронислава Коморовского, о котором идет речь в предыдущей строке.
[4] Ян Петшак (р. 1937) — популярный польский артист эстрады.
ї Anna Piwkowska
ї Владимир Окунь. Перевод, 2015
[5] Деревня Норинская известна тем, что с марта 1964 г. по октябрь 1965 г. в ней отбывал ссылку Иосиф Бродский; здесь им было написано около 80 стихотворений (в стихах Бродский называл деревню Норенская). (Прим. перев.)
[6] Толчком для появления стихотворения “Это я, еврейка из Освенцима” стала отдаленная ассоциация, вызванная несколькими посещениями Капитолийских музеев в Риме, где в маленьком зале я увидела фрагмент помпейской фрески, связанной с мифом об Оресте. Фреска была потускневшей, нечеткой, фигуры стоявших лицом к лицу мужчины и женщины излучали враждебность, но и что-то еще, смутное и неуловимое. Женщина держала на вытянутой ладони куколку. В этом была какая-то тайна, которая включила мое воображение и подсознание. Я не раз туда возвращалась. (Прим. автора.)
ї Łukasz Jarosz
ї Евгения Доброва. Перевод, 2015
ї Grzegorz Kwiatkowski
ї Владимир Окунь. Перевод, 2015
[7] Слова из католического погребального гимна. (Прим. перев.)