Перевод Анны Глуховой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2015
До сих пор все еще встречаются люди, чью жизнь изменили книги. Гюнтер знал, по меньшей мере, двух мужчин, пострадавших от набоковской “Лолиты”. Один просто жил по ней, другой — очень хотел по ней жить.
Еще он знал одну умную женщину, которая на вопрос, какие мужчины ей нравятся, отвечала: “Такие, как Шерлок Холмс”. Когда ее спрашивали: “А поточнее? — она отвечала: — Любой”.
Гюнтер знал, что в России постоянно встречаются люди, пытающиеся жить по Достоевскому. И заканчивается это хуже некуда. Почему, если живешь по лучшим произведениям лучшего писателя, все заканчивается хуже некуда?
Наблюдая за жизнью, Гюнтер убедился, что на нее влияют не только признанные шедевры, но и малозначительные произведения. Иногда — какая-нибудь книжная обложка.
История эта началась, когда после некоего инцидента, приключившегося с его организмом, Гюнтер попал в больницу. Туманный диагноз был неприятен и кардинально менял виды на продолжительность жизни. Гюнтер лежал, отвернувшись к стене, и ждал еще одного обследования, игнорируя игривый взгляд медсестры.
Его первый сосед по двухместной палате очень громко молился. Молитвы пугали ходивших по коридору пациентов, поэтому спустя несколько дней его увезли. Второй, прибывший на его место, был тих и все время что-то читал. Гюнтер даже почувствовал к нему симпатию.
— Вы пишете книги? — спросил Читатель, услышав после очередного обхода фамилию Гюнтера.
— Да, — ответил Гюнтер.
Вопрос его разозлил. Вопросы о писательстве всегда его злили — в каждого спрашивающего ему хотелось запустить, чем подвернется. Останавливало лишь то, что в нынешние времена в тюрьме ничего хорошего не напишешь.
— Вы написали только те три или еще? — спросил Читатель.
— Только те три.
Гюнтеру уже исполнилось сорок пять. К этому времени другие успевают написать книг шесть-семь, а молодые классики — еще и умереть. Эта мысль Гюнтеру не понравилась.
Врачи говорили, что увеличить продолжительность жизни можно лишь с помощью денег. Денег Гюнтеру хватало только на жизнь, а на ее спасение — нет.
— Что говорят врачи? — спросил Читатель.
— Ничего хорошего.
— Очень интересно, — сказал Читатель и представился: — Вальтер Шульц.
На следующий день Гюнтера из больницы выписали. Жить в неизвестности или найти деньги.
Еще лежа в палате и плавая в поту, Гюнтер чувствовал, что денег не найдет.
Его выписали в тот же день, что и Читателя Вальтера Шульца.
Вальтер Шульц попросил у Гюнтера номер телефона. Гюнтер засомневался, давать ли, но не давать показалось неудобно. Вальтер Шульц пообещал позвонить. До сих пор читатели Гюнтеру не звонили: его читали только интеллектуалы.
Вальтер Шульц позвонил. Спустя ровно тридцать шесть дней после того, как Гюнтер на конкретных жизненных примерах убедился, что денег у него нет даже на жизнь.
Читатель сказал: у него есть финансовое предложение.
Квартиру Вальтера Шульца Гюнтер нашел легко. В престижном квартале проституток. У вокзала.
Дом девятнадцатого века кто-то додумался выкрасить в ярко-розовый цвет. В окна квартиры было видно все живое человеческое изобилие квартала.
В интерьере Читателя, Вальтера Шульца, образованный человек мог различить мотивы французского борделя. На темно-синей бархатной стене в рамках висели девять старинных эротических открыток. Если подойти поближе, можно было рассмотреть девять пухлых, совершенно обнаженных дам в робко-непристойных позах.
— Французские, — сказал невысокий, темный хозяин квартиры и погладил бородку.
В больнице он был без бородки, вспомнил Гюнтер.
В дамах на старинных раскрашенных французских открытках не было ни соблазна, ни непристойности. Они выглядели милыми и смешными.
— Представьте себе свою бабушку, — сказал хозяин квартиры. — Великолепный наборчик, купил в Бельгии, — сообщил хозяин квартиры, следя за взглядом Гюнтера. — В комплекте их должно было быть десять, но я нашел только девять. Одной недостает.
— Наверное, самой лучшей, — сказал Гюнтер, пытаясь по имеющимся девяти догадаться, в какой позе могла быть десятая дама.
Библиотека Читателя Вальтера Шульца, включавшая несколько тысяч томов на шести языках, выглядела впечатляюще.
— Составляю по методу Варбурга, — сказал Вальтер Шульц. — Вы знакомы с его методом?
— Да, разумеется, — ответил Гюнтер, рассматривая книги.
Об Аби Варбурге он где-то читал. Расставляя тома своей библиотеки, Аби использовал принцип ошибки: на тех или иных тематических полках вдруг попадалась книга, к теме совершенно не относящаяся. Такое грубое вторжение провоцировало у читателя неожиданные ассоциации. Варбург совершенствовал свою систему до тех пор, пока не угодил в сумасшедший дом. А его библиотека и библиотечный принцип остались существовать, будоража и видоизменяя умы других людей.
— Виски? — спросил Шульц.
— Нет, спасибо.
За стеной равнодушно гудел фагот.
— Культурные соседи? — спросил Гюнтер.
— Не здороваются, — ответил Вальтер Шульц. — Вы слышали об антроподермической библиопегии?
— Книги о болезнях кожи?
— Нет, — ответил Шульц, взяв с книжной полки маленькую книжечку. — Знаете, чтó это?
— Книга.
— И она обтянута…
— Кожей.
— Человéческой кожей.
— Человеческой кожей?
— И это еще не самый лучший образец антроподермической библиопегии. Хотя дорогой.
— А какой самый лучший?
— Когда видны сосок и татуировка на груди.
— Это немецкая?
— Немецкая. Более дорогие образцы обычно французские… Времен революции… Из кожи гильотинированных аристократок. Восемьдесят тысяч.
— ?
— Предлагаю восемьдесят тысяч.
— За что?
— За вашу кожу.
— Вы хотите снять с меня кожу?
— После.
— После чего?
— После того. Только криминальная эксгумация мне ни к чему, — сказал Шульц. — Хотите виски?
— Коньяка, — Гюнтер колебался, не уйти ли, но остался.
— Я тут составил договор на две книги. Можете не спешить. Подумайте недельку. Если решитесь, сделайте вокруг каждого соска на груди татуировку со своим именем и названием книги.
— Какой?
— Второй и третьей. Если только четвертую не написали.
— Не написал.
— Тогда второй и третьей. Вот ваш коньяк.
Гюнтеру хотелось уйти как можно скорее. Шульц его не удерживал. Дверь отперлась сама. В это время на лестничную клетку вышел человек с футляром от фагота, и Гюнтер сбежал по ступенькам вниз. С другой стороны улицы в него, напряженно щурясь, вглядывались проститутки. Им тоже иногда нужны очки, подумал Гюнтер, хоть это и не профессиональное заболевание.
В ту минуту он еще был способен думать, но, когда мысль о сделке скатилась куда-то вниз, в голове у него стало пусто.
Хотя домой он добрался целым и невредимым, два дня он не вставал с постели. Лежа в кровати, Гюнтер продавал вещи. Мысленно. Едва набиралась сумма в десять тысяч.
Потом он вспомнил все известные ему по литературе сделки. Чаще всего в обмен на любовь, славу или деньги человек жертвовал какими-то эфемерными вещами: душой, снами, смехом, голосом. Предложение Вальтера Шульца было конкретно и не содержало ни малейшего намека на тошнотворную мистику.
Прошло еще два дня, и Гюнтер решил позвонить.
Как же этот неизвестный Читатель обрадовался его звонку!
— Хорошо, — сказал Гюнтер.
— Вы сделали татуировку?
— Я сделаю татуировку.
Татуировки вызывали у Гюнтера инстинктивное отвращение.
— К вам друг, — сказала медсестра.
— У меня нет друзей, — сказал Гюнтер.
Как и многие писатели, он придерживался мнения, что друзья писателю не нужны. Только мешают писать. Хотя Гёте даже женщины не мешали.
В дверях стоял довольный жизнью Вальтер Шульц с виноградом в руках.
— Как мы себя чувствуем?
— Лучше.
— Виноград можно?
— Отравленный?
— Да. И мытый.
Приход Шульца Гюнтера порадовал. Они сидели, молчали и ели виноград.
— Испанский? — спросил Гюнтер.
— Испанский, — ответил Вальтер Шульц, пересаживаясь с кровати Гюнтера на принесенный медсестрой стул, — из Израиля.
Потом они почти не виделись, только каждый год на Рождество Гюнтер получал от Шульца поздравление.
Поздравления Вальтер Шульц писал на раскрашенных французских порнографических открытках с пухлыми дамами. Один раз Шульц даже поздравил его с новой книгой и пожелал здоровья.
Открытки Гюнтера радовали.
Их набралось шесть штук, а седьмую он не получил. Восьмую — тоже.
Гюнтер позвонил Вальтеру Шульцу на улицу Трех Королей, но к телефону никто не подошел. Он позвонил еще раз.
Спустя неделю он пошел в розовый дом у вокзала. Даже подошел к двери Шульца и позвонил, но никто не открыл.
На шум, а может, по своим делам, из соседней квартиры вышел мужчина с фаготом без фагота. Ему уже было пятьдесят, и выглядел он некультурно.
— Извините, здесь раньше жил Шульц…
— Больше не живет.
— Переехал?
— Можно и так сказать.
— Умер?
Фаготист кивнул головой.
— Давно?
— Пару лет назад.
На улице началась метель, снег ложился прямо на раскатанный детьми тротуар, и Гюнтер пообещал себе, что если он сегодня не сломает позвоночник, то завтра, самое позднее — послезавтра, купит новые ботинки. Те, желтые, из выворотной кожи.
Лежа на спине у ступенек, ведущих в полуподвал, ругаясь и боясь шевельнуть ногами, Гюнтер думал, что желтые ботинки из выворотной кожи ему уже не понадобятся. Через стеклянную дверь было видно, как внизу, в полуподвале мастер-татуировщик выкалывает какому-то идиоту русалку на плече. Гюнтер пошевелил ногами. Это означало, что он может встать. И даже спуститься вниз по ступенькам. Татуировщик поднял голову. Узнал, подумал Гюнтер и спросил:
— Сколько стоит вывести татуировку?
— Не могли бы вы зайти через пару часов? — спросил татуировщик.
— Сколько стоит вывести татуировку? — еще раз спросил Гюнтер.
— Зависит от площади.
— Покажите, — сказал мастер.
Гюнтер снял свитер.
— Я передумал. Я бы хотел не вывести, а сделать татуировку.
Мастер осмотрел место будущей наколки.
— Два слова. С левой стороны.
— С левой стороны у вас уже есть татуировка, — сказал татуировщик и прочитал вслух черные надписи вокруг сосков: Günter Grass. Katz und Maus.[1]
Мастер посмотрел Гюнтеру прямо в глаза. Взгляду недоставало расстояния, и Гюнтеру стало неприятно. Узнал, подумал Гюнтер.
— Повыше.
— Без проблем. Что наколоть?
— Вальтер Шульц.
— Вальтер Шульц?
— Вальтер Шульц.
# © Undin ‘Radzevičiūtė,2011
© Анна Глухова. Перевод, 2015
[1] Гюнтер Грасс. Кошки-мышки (нем.). (Прим. перев.)