Драма. Перевод Георгия Ефремова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2015
От автора
До поры до времени я избегал
заверений: “Основано на подлинных событиях”. Мне это представлялось
необязательным. Но нижеследующая история столь невероятна, что невозможно не
предупредить читателя: так все и было. Некоторые детали и эпизоды даже пришлось
опустить, они чересчур фантастичны. Иногда такое случается — реальность
превосходит фантазию. И тогда авторские ремарки бессильны что-либо изменить.
А все началось в декабре 1840-го. В
самом центре Парижа на торжествах перезахоронения Наполеона Бонапарта явился
этот чудной человек из Литвы, назвавшийся Мистром. Париж разделился на два
лагеря: уверовавших, будто сей пророк укажет роду людскому путь в Небеса, и
убоявшихся, что оное существо стащит все человечество в преисподнюю.
Действующие лица
1840-1841 гг.
AДАМ — Aдам
Мицкевич, поэт (41 год)
ЦЕЛИНА
— Целина Мицкевичева, жена Адама (28 лет)
МИСТР
— Анджей Товяньский, литовский дворянин (41 год)
КСАВЕРА
— Ксавера Дейбель,
гувернантка у Мицкевичей (22 года)
БАЛЬЗАК
— Оноре де Бальзак, писатель (41 год)
САНД
— Жорж Санд (Аврора Дюдеван), писательница (36 лет)
ШОПЕН
— Фредерик Шопен, композитор (30 лет)
ПЬЕР
— Пьер Леру, философ (43 года)
MАРГАРЕТ — Маргарет Фуллер, журналистка (30 лет)
ГЕРИЧ
— литовский легионер
ПЕТР
— польский интеллигент в изгнании
ПАПА
— Пий IX, папа Римский.
СТАТИСТЫ:
грузчики, кельнер, польские интеллигенты в изгнании, польские легионеры,
папские охранители.
Места
действия: Париж, Рим, итальянские Альпы.
Время
действия: 15 декабря 1840-го — 24 февраля 1848-го.
Продолжительность
действия: 7 лет 2 месяца и 9 дней.
Действие I
Сцена
1
Елисейские Поля. Зима. Огромные
толпы парижан ожидают прибытия останков Наполеона с острова Святой Елены.
АДАМ стоит, ежась от
стужи, непривычной для Парижа. К нему сквозь толпу пробирается низкорослый
мужчина в сюртуке цвета бронзы, необычайно похожий на Наполеона. Он держит в
руках хоругвь, на которой — изображение Бонапарта, шествующего в небо.
Становится позади Адама.
МИСТР
(комментирует). Сколько народа. A?..
Не удивлюсь, если его домовина покажется не с той стороны. Бонапарт — мастер
маневра.
Адам отодвигается,
смотрит в направлении Триумфальной арки.
А
короля-то и не видать. Забился к себе во дворец… Стынь такую
на нас нагнал… Боится, что Бонапарт овладеет Парижем, не вставая из гроба. А
самому придется в Лондон бежать. (Приближается
к Адаму.) Не придется… Если будет слушать меня.
Адам в раздражении оборачивается.
Похож (разворачивает знамя)? Бонапарт — мой крестный.
АДАМ
(холодно). Прежде Москвы?
МИСТР.
Прошу прощения, не расслышал.
АДАМ.
Когда крестил — до Москвы?..
МИСТР.
До Москвы, разумеется. Москвы тогда еще не было, сравнительно молодой город.
АДАМ.
Вы прямо двойник. Вылитый. Копия.
МИСТР.
Я подлинник. Первоисточник.
Пауза.
АДАМ.
Должность какую-то исполняете?
МИСТР.
На Земле представляю Гóспода.
АДАМ
(смеется). Лихо. Откуда вы, сударь?
МИСТР.
Из Литвы. Владею имением в Антáсвянте, Интурке,
Дубинки, Моляты… Если вы еще смыслите что-то в
своем отечестве.
АДАМ.
Я там, сударь, внутренне пребываю.
МИСТР.
А я натурально оттуда. Физически. Нарочно к этому скорбному торжеству.
АДАМ
(приподнимает цилиндр). Адам.
Мицкевич.
МИСТР.
Анджей. Товяньский. По рожденью — литвин, но москаль
— по бумагам. Этак я говорю таможне. А перед вами желал бы изъясниться
пространнее.
АДАМ
(без энтузиазма). Изъясняйтесь.
МИСТР.
Я предпочел бы — стихами.
Адам озирается, но
повозки с останками все не видно. Мистр продолжает
патетически.
Народа
дивный избавитель! Кровь древних витязей, чей прах в земле сырой… А имя —
сорок и четыре!.. О Господи! Скорей врата ему открой, да снидет
к нам во благости и мире. Дай сил нам вытерпеть…[1]
Подобная здравица
раздражает Адама.
АДАМ.
Где вы меня так изрядно выучили?
МИСТР.
В Вильне, в Бернардинском
костеле.
АДАМ.
Строку подменили…
МИСТР.
Ты ее подменил, Адам, а я лишь вернул на место.
Вдали слышатся
приветственные клики. Толпа сдавливает говорящих.
ГОЛОС.
Vive l’empereur!
ТОЛПА.
Vive l’empereur!
ГОЛОС.
Vive la France!
ТОЛПА.
Vive la France!
Адам вытягивается, с волнением
смотрит вдаль, машет цилиндром.
ГОЛОС (ближе). Vive
la Pologne!
ТОЛПА И АДАМ. Vive la
Pologne! [2]
МИСТР.
Слышите? Сколько тут поляков… (Пытается
перекричать толпу.) И хоронят — не Бонапарта. Польшу везут во гробе. А не ведают: через год вновь она станет свободна,
самостийна и воссияет в своем величии!
АДАМ.
Откуда такие прогнозы?
МИСТР
(возлагает руку Адама на хоругвь).
Цепляйтесь, гроб уж близок.
Мистр преклоняет колена и молится. Адам в волнении глядит на
близящийся исполинский погребальный катафалк, запряженный шестнадцатью
лошадьми. Наполеон для него — неисполнимая надежда на избавление, мощь,
пытавшаяся сразиться с русской империей. Он возвращается мертвым в Европу и уже
ни для кого не представляет угрозы. У Адама наворачиваются на глаза слезы: ведь
есть еще и семейные трудности — дома осталась больная жена, у нее уже не одну
неделю бред перемежается со стонами. Триумфальная колесница минует Адама, вся
толпа подается в направлении Дома инвалидов.
МИСТР.
Доктор ей не поможет. У Целины в расстройстве — не разум. Тут другое.
Адам замирает. Громко
произнесенное имя жены заставляет его прислушаться.
Бонапарт
уже в Инвалидах, нам туда не пробиться. (Поднимается.)
Оставим его ветеранам, а сами — обратно, к ней… На Амстердамскую,
дом один.
АДАМ
(со злостью). Кто вам сообщил мой
адрес?
МИСТР
(смахивает снег с колен). Как говорил
Наполеон, по прибытии в чужой город ты не спишь, не скучаешь, но пытливо
исследуешь. Кто знает, а вдруг его придется брать? (Смеется.)
АДАМ.
Вы — доктор?
МИСТР.
Если вы еще верите докторам, мне к ней — слишком рано.
АДАМ.
Я уже никому не верю…
МИСТР.
Надо будет поверить, Адам. Лишь тогда я возьмусь исцелить ее.
Несомые толпой, они то сближаются, то отдаляются друг от
друга.
АДАМ.
Вы, верно, понятия не имеете, какова глубина ее недуга…
МИСТР.
Поверьте, Адам… Рассчитайте доктора, сообщите, что отказываетесь от него…
АДАМ.
Сударь, я поверю, когда Целина встанет с постели…
МИСТР.
Ощутив, что она свободна, я приду исцелить ее.
Толпа подхватывает Адама и несет прочь от Мистра.
Могу
знамя оставить в залог, что не обману, но ведь это уже не вера. (Кричит вслед удаляющемуся Адаму.) И
поспешите: холодно. Я от простуд не пользую.
Адам исчезает в толпе.
Сцена 2
Квартира Мицкевичей. Комната, где давно не убирали. Целина
лежит в постели, она стонет и мечется. Над ней склонился Мистр, и Адам нервно ходит по комнате, курит.
АДАМ.
Сначала они твердили о послеродовой истерии, потом — что схизофрения,
теперь они сами не знают. Царапается, воет, не узнает людей…
МИСТР.
Не дуйте на меня дымом. Терпеть не могу.
Адам гасит цигаретту. Трет озябшие руки.
АДАМ.
Вы хотя бы предполагаете, что с ней?
МИСТР.
Окаменение. Переслоились плоть и душа.
АДАМ.
Что делать?
МИСТР.
Расшевелить душу. (Склоняется
над Целиной и едва слышно бормочет что-то. Затем впивается ей в губы и начинает рычать вместе с
ней.)
АДАМ
(остолбенев). Пан Анджей… (Делает решительное движение к постели.)
Что вы с ней делаете?..
Целина сбрасывает с себя Мистра и садится в кровати.
МИСТР
(в изнеможении). Конфету.
АДАМ
(в растерянности). Что?
МИСТР.
В ящике стола. Заперто от детей. Ключ — в кармане халата…
Адам пытается выдвинуть
ящик, но он и в самом деле заперт. У Целины в кармане халата находит ключ.
Отперев ящик, вынимает коробку конфет.
Скорее.
Адам спешит подать
Целине конфету, но Мистр грубо перехватывает ее.
Отправляет ее себе в рот и ложится крестом на полу.
ЦЕЛИНА.
Адальку, что за ужас мне снился…
АДАМ
(в волнении целует ей руки). Целина, Целинка…
ЦЕЛИНА.
Как же мне было страшно. Я плакала, но ты не шел. Где Марыся,
где Владек?
АДАМ.
У Зоси.
ЦЕЛИНА.
Ты отдал детей Зосе?
АДАМ.
Только на ночь, утром она приведет.
ЦЕЛИНА.
И Геленку отдал?
АДАМ.
Целина, у тебя был припадок.
ЦЕЛИНА (замечает лежащего на полу Мистра). Адам, кто там лежит?
АДАМ.
Доктор.
Пауза.
ЦЕЛИНА.
Завтра у Марыси гимнастика. Я еще прилягу (ложится).
АДАМ.
Как ты?
ЦЕЛИНА.
Очень хочу спать. Когда Зося придет, я услышу. Ты
утром спи, не вставай, я все сама сделаю, отведу ее на гимнастику.
Целина засыпает, едва склонив голову. Адам заботливо
укрывает ее.
МИСТР.
Там остались еще конфеты?
АДАМ
(подбегает и помогает ему подняться).
Пан Анджей, я так благодарен… моя радость не выразима словами…
МИСТР.
Я бы подкрепился…
АДАМ
(подает конфету). Скажите, чего ей
теперь нельзя?..
МИСТР.
Одно ясно, она еще не вполне здорова. Но и не так больна,
какой я застал ее вначале.
АДАМ.
Какое сравнение…
МИСТР.
Однако еще и не вполне здорова.
Оба садятся за стол.
АДАМ. А что у ней?
Какая это болезнь?
МИСТР.
Зло! Оно гнетет душу… А душа, противясь, мешает обращению крови.
АДАМ.
Какое зло?
МИСТР.
Что-то не так она сделала. В своем прошлом теле.
Пауза.
АДАМ.
В каком теле?
МИСТР.
Львином. Она была самка.
Адам тревожно оглядывается на спящую Целину.
АДАМ.
И что не так она сделала?
МИСТР.
В подробностях не скажу. Возможно, растерзала кого-то. Не того.
Пауза.
АДАМ.
Сударь, я так счастлив… Что с вами не разминулся… что вы не преминули ее
осмотреть…
МИСТР
(встает). Надобно и вас осмотреть.
АДАМ.
Я здоров…
МИСТР.
Чувствую: старость и предрасположенность к авангарду, но я обязан узнать более.
Внимательно смотрит на
Адама. Целует его. Адам противится,пробует
вырваться. Замирает. Мистр отпускает его.
МИСТР.
У вас ожог. От костра.
Пауза.
АДАМ.
Ожог?..
МИСТР.
Душа еще помнит о пламени и страшится тепла, потому вы так мерзнете. (Садится.) Благословенна будь, Иоанна,
Орлеанская дéвица, в новом своем обличье.
Адам делано улыбается.
АДАМ.
Шутить изволите…
МИСТР.
Не надо стыдиться, Адам, ее плоть была весьма недурна.
Целина издает тихий стон. Адам подбегает к ее постели,
поправляет одеяло. Возвращается к столу. Глядя на Мистра, подбирает слова.
АДАМ.
Сударь… (Овладевает голосом.)
Чувствую, что вы меня за руку ведете в миры, о которых я помышлял, но никогда
их всерьез не касался. Посему я желал бы знать, кто мой вожатый?..
МИСТР
(берет конфету). А я бы подкрепился.
АДАМ.
И почему непременно я?
МИСТР.
Приходилось вам слышать о маршалах Божиих?
Адам трясет головой.
Об
одном наверняка приходилось… Родился в Вифлееме, дух испустил на кресте в
Иерусалиме. Все пустил на самотек, и вышла в итоге — вера со
множеством искривлений. Полководец он был неважный — оттого-то и потерпел! А
сам устранился от борений… Ни умер, ни возродился, вывернулся из еврейской
кожи и потом еще жил не однажды, но уже не так откровенно… (Сгрызает конфету.) Для плоти духовный
труд изнурителен.
АДАМ.
Берите, сколько вам надо…
МИСТР.
Кроме него, есть еще два маршала. Маршалы, мистры,
мессии — именования меняются в зависимости от эпохи, но суть одна: три этих
великих духа являют собой кабинет Господень, или Первый Круг Божий. (Склоняется к Адаму.) Вы не помните, мы
оба посещали один семинар? Латинской литературы.
АДАМ.
В которой жизни?
МИСТР.
В Вильне. Я чаще сидел на второй скамье справа.
АДАМ
(мотает головой). Извините…
МИСТР.
Вы уже и тогда строчили и были дамским любимцем…
АДАМ.
Я не считаю это достоинством.
МИСТР.
Но вспомните хоть поэму, фрагмент, которым я вас приветствовал. Откуда он, этот
пророк-пришелец под именем “Сорок четыре”? Спаситель, заступник отверженных?
АДАМ.
Я не знаю. Так у меня написалось…
МИСТР.
Вам это надиктовали, Адам. Сей отрывок — это все, за что вам назначен талант.
Остальное — стружки, прощаемые при творении самородка. Кто-нибудь и за это
похвалит, помянет имя Мицкевича. И все же они — только лишь куча мусора.
Адам закуривает.
Кýрите много. Душе не вредно, а для
плоти — не вспоможительно.
АДАМ.
У меня теперь в голове — все кувырком…
МИСТР.
Старые истины рвутся из вас, извращения от Петра и Павла. Забудьте Бога-Отца,
Бога-Сына и Духа, нету такого Бога! Есть Бог и три
маршала, его губы и уши. (Встает.)
Конфеты кончились… В башмаке у Целины есть еще, если вы не против…
(Подходит к шкафу.) Даже зная о своем
назначении, я ровно двенадцать лет ждал приказа действовать. Первому мистру, магистру, мессии либо консулу, называйте его как хотите, был отдан приказ: собрать рыбаков и
следовать с ними в Иерусалим. Мне же… Скакать в Париж и тут обрести вас —
первого справа, Петра моих апостолов.
Из-под шкафа он вынимает башмак. Адам провожает глазами все
движения Мистра. В его дрожащих пальцах дотлевает цигаретта.
АДАМ.
Сударь, вы… Христос?
МИСТР.
Не люблю сего звучного титула. В нем излишек моего предвестника.
(Далее
см. бумажную версию.)