Стихи. Переводы с английского Елены Калявиной, Татьяны Зюликовой. Вступление Елены Калявиной
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2015
—
Тот самый? — спросит читатель. — Вудхауз, который “Дживс и Вустер”, Псмит и мистер Муллинер? Ах, он
еще и поэт?
Да-да,
Пелем Гренвил Вудхауз еще и поэт, хотя в этом качестве русскому читателю
он совсем неизвестен. На этом поприще Вудхауз верен себе. Он седлает своего любимого иронического конька и
бойко скачет, размахивая пародийной лирой, рифмуя легко и, что называется, на
злобу дня. Стихов у него огромное количество, десятки напечатаны в сатирическом
журнале “Панч”, кое-что перепало и другим изданиям. Веселому шутнику, например,
ничего не стоит дописать кэрролловскую историю про
Плотника, Моржа и устриц, снабдив ее неожиданной пикантной развязкой вполне в
духе самого Кэрролла. Или сочинить собственную готическую историю, выдумав
весьма правдоподобный Лондонский Потусторонний Трамвай. Он
рассказывает о любви и дружбе, не уступающей дружбе легендарных Дамона и Пифиаса, смешав возвышенную
лексику с кондовым канцеляритом, он помогает бедному
Пегасу составить жалобу Господину Редактору на заездивших его графоманов, он
пишет о моде, о погоде, о литературе, о свежих криминальных новостях, о науке,
о тенденциях современного ему общества — и все это в рифму, затейливо и
остроумно. Вот таков он, поэт Пелэм Гренвил Вудхауз. Тот самый.
Потусторонний Трамвай
Бродят
призраки замков и башен пустынных —
Тени
сквайров и чопорных дам,
Но
за эти подделки в нарядах простынных
Я
сегодня и пенни не дам.
Знаю,
в Лондоне есть дух особого толка —
Не
на древе созрел родовом —
Не
боится ни гнили, ни грязи нисколько
Тот,
Кто Ездит в Трамвае Ночном.
Этот
призрак невидим для глаза людского,
Он
крадется, крадется, шурша,
Слышно,
как он подходит все ближе, два слова
Произносит
— и в пятки душа!
Что
так странно хрустит — не крошатся ли кости?
Будто
снится в кошмарном сне:
То,
невидимый, клацнет зубами компостер,
То
цепочка звенит на ремне.
Вот
сгущается сумрак, и ночь роковая
Наступает
при свете рожков,
И
отчетливо слышен на крыше трамвая
Жуткий
шорох чьих-то шажков.
Тот,
Кто Ездит в Трамвае, заходит незримо
К
пассажирам на империал,
Но
не трогает их — просто шаркает мимо
(Мне
приятель один рассказал).
Так
внемлите Легенде Ночного Трамвая:
Если
только в полуночный час
Вас
к нему на площадку дорожка кривая
Заведет
— призрак выследит вас!
Он
шепнет: “Вашш билет…” — прикоснется рукою
Ледяной
— и у вас в тот же миг
Встанут волосы дыбом (бывает такое,
Что шевелится даже парик!).
Не
спешите на станции прочь из вагона,
Не
летите домой во весь дух —
Лучше
просто кондуктору дайте полкроны
И
спросите: “Что это за Дух?”
И
кондуктор, дрожа, объяснит, как все было,
И
мораль изречет неспроста:
“Вишь-ты,
тут бедолагу в лепешку сдавило
Очумелой толпой,
Когда
— сам не свой —
Вусмерть
бился народ за места”.
Дамон и Пифиас
Романтическая история
От
самого начала
Земного
бытия
Любезней
не бывало
Друзей,
чем Джонс и я.
От
Сотворенья Мира,
С
адамовых времен
Никто
верней не знал друзей,
Чем
были я и он.
С
младых ногтей встречали
Бок
о бок снег и зной,
Веселье
и печали
Делил
мой друг со мной.
И,
связаны навечно,
Как
нитка и игла,
Дружили
мы беспечно,
Но
вдруг — любовь пришла.
Мисс
Джули Уайт подробно
Я
описать не прочь:
Изящна,
благородна,
Манеры,
герб и проч.,
Головка
белокура,
А
кожа — что атлас,
Округлая
фигура
И
синь бездонных глаз.
Любимой
Джули ради,
Пыхтел
я и вздыхал,
Слал
сливки в шоколаде,
Я
клялся, речь держал,
Дошло
до прений даже,
Но
был мне Голос вдруг:
“А
что на это скажет
Твой
самый близкий друг?”
И
в тот же день, к обеду
Сказал
я Джонсу так:
Коль
встречных исков нету,
С
мисс Уайт вступлю я в брак.
Но,
став белее мела,
Печально
молвил он:
“Дружище,
плохо дело —
Я
сам в нее влюблен”.
И,
волю дав рыданиям,
Я
пал ему на грудь:
“Конец
всем притязаниям,
Слова
мои забудь,
И
быть мисс Уайт твоею!”
Но,
плача, Джонс изрек:
“Умру,
но не посмею
Стать
другу поперек.
Иди
к своей невесте”.
“Нет,
я так не привык:
Ступайте
к счастью вместе,
Женись
на ней, старик!”
А
Джонс: “Нет-нет, ну что ты!”
Мы
спорили весь день,
Я
не отдал ни йоты,
Он
тоже был — кремень.
Год
провели мы, споря
И
мучаясь всерьез,
Но
осенило вскоре,
Как
прояснить вопрос:
“Быть
может, Джонс, уместно
(я
знаю, это бред!)
Спросить,
а что невеста?
Согласна
или нет?
Возможно
предпочтение —
Мы
знать его должны,
Пора
заслушать мнение
И
третьей стороны”.
Письмом
в добротном стиле
(подробности
— не грех)
Мисс
Уайт мы изложили
Причину
трений всех.
Под
утро лишь заснули,
Тут
письмецо, как раз,
А
в нем: “Увы, мисс Джули
Обоим
шлет отказ”.
Средь
прочих, веский довод:
“Мисс
Джули, — он гласит, —
Полгода
как вступила в брак
И
стала миссис Смит”.
Перевод
Елены Калявиной
Семейное счастье
Баллада
(В городе Портленд, что в штате
Орегон, наделала шуму история двух супружеских пар, арестованных по обвинению в
разбое. Есть сведения, что
дамы не только присутствовали при совершении преступлений, но и помогали мужьям
обыскивать жертв.)
Ах,
Эмерсон Кей Уошингтон
сражен был наповал,
Когда
он Сэди Кью ван Потт
впервые увидал.
Сначала
Уошингтон робел, но чувства рвались вон,
И
вот он сердце ей открыл, коленопреклонен:
“О
Сэди Кью! Тебя люблю любовью неземной,
И
все поклонники твои — ничто передо мной.
Я
мучаюсь бессонницей, когда округа спит,
И,
что гораздо хуже, я утратил аппетит.
Не
лезет в горло мне омлет, противен стал бекон,
И
даже сладкое претит тому, кто так влюблен.
Не
соблазнят меня бобы, бифштексы и рагу.
Теперь
ты видишь: без тебя я больше не могу!
Так
без стыда скажи мне “да” и стань навек моей,
Сиянием
своей любви тоску мою развей!
Но
если вдруг, о милый друг, ты хочешь отказать,
Позволь
наш будущий союз тебе живописать.
Я
знаю, многие мужья своих не ценят жен,
И
доступ к денежным делам для женщин запрещен.
Разряженная
кукла мне в хозяйстве не нужна,
Но
я хочу, чтоб мне была помощницей жена.
Мой
ангелочек, если ты решишь мне стать женой,
То
все заботы и труды разделишь ты со мной.
Отбоя
от клиентов нет — какой тут
разговор,
Ну
а профессия моя — простой и честный вор.
В
далеком Орегоне я веду свои дела,
И
слава обо мне давно весь Портленд обошла.
Скажу
без всякой похвальбы, на целый Орегон
Гремит
кликуха Билл Кастет! Так вот, я — это он.
Вот
мое сердце и рука, и если скажешь “да”,
То
станем вылазки вдвоем мы совершать всегда!
Ты
будешь под луной гулять с избранником своим,
Беспечных
путников искать, карманы… чистить им”.
Едва
он кончил эту речь, сказала Сэди: “Ха!
Давно
искала я себе такого жениха!
Беспечных
путников карман мы скоро облегчим.
Скорее
пастора зови, ведь медлить нет причин”.
Священник
не заставил ждать, откликнувшись на зов,
И
Сэди с Эмерсоном обвенчал без лишних слов.
Рад
сообщить, что этот брак свободен от забот,
И
в Орегоне мало кто так счастливо живет.
Ведь
после ужина, едва померкнет горизонт,
Дубинки
парочка возьмет, оставив трость и зонт,
И
спросит Эмерсон: “Дружок, готов твой пистолет?
Патроны
при тебе?” — “А то!” — она ему в ответ.
Они
крадутся в темноте, скользят в ночной тиши,
И,
если поздний пешеход один домой спешит,
Дубинка
Эмерсона Кей его сбивает с ног,
А
пальцы ловкой Сэди Кью берут с него оброк.
Не
зная горя, так живут супруги день за днем,
И
пусть история проста, мораль мы в ней найдем:
Не
может ни один союз счастливым быть вполне,
Коль
мужнина профессия не по сердцу жене.
Многие знания…
(Один
американский ученый пришел к выводу, что от избытка образования и умственной
деятельности женщины теряют красоту.)
О
Филлис! Я не знал иной услады,
Как
воспевать красу твою и стать,
И
пусть порой стихи мои нескладны,
Но
искренности мне не занимать.
Жаль
— твоего лица поблекнут краски,
Останется
воспоминанье лишь,
Ведь,
ходят слухи, учишь ты испанский
И
параллельно греческий зубришь.
Твой
ясный взгляд заволокла забота,
Мой
робкий стих тебе уже не мил:
Перед
тобою томик “Дон Кихота”
Или
отец трагедии Эсхил.
По
строкам водишь пальчиком серьезно
И
разбираешь Фукидида слог.
Опомнись,
милая, пока не поздно!
Невзрачность
— непростительный порок.
Отринь
же кровопийцу просвещенье!
Запомни
эту пламенную речь.
Высокое
твое предназначенье —
Для
родины красу свою сберечь.
Ты
молодости не сгуби напрасно
Средь
фолиантов скучных и сухих,
Другим
оставь познанье, будь прекрасна!
А
мудрости мне хватит на двоих.
Перевод
Татьяны Зюликовой