Перевод Марии Непомнящей
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2015
— ЭТО
тут, в доме по соседству с посольством Марокко, — сказала Мария Э.
— Ты
уверена? — спросила ее мать, одной ногой ступая на асфальт.
— Да,
мама, давай уже выходи, а то девушка торопится.
— Что
вы, сеньора, не спешите, моя работа — это вы, — сказала таксистка, умирая от
желания вытолкнуть мать Марии Э. из такси-трицикла.
— Она не
торопится, доченька. Не моя вина, что сейчас все такси узкие, как точилки, да к
тому же еще дерут с нас так, словно мы едем в лимузине. Подержи мой ридикюль,
доченька, а то такси такое узкое, что в него не помещается такая достойная
сеньора, как я, да и к тому же…
— Ах,
мама, выйди ты уже наконец, во имя покойной твоей
матери, мы же пропустим очередь!
— Не
поминай всуе имя этой святой женщины; у нее точно снова случился бы сыпной тиф,
как во времена мамби[1],
если бы она увидела, как я вылезаю из этой стеклянной тыквы. Нечего смотреть на
меня, доченька, подойди, помоги мне и заплати уже этой девушке, которая
наверняка торопится.
Оказавшись наконец вдвоем на тротуаре улицы
J., Мария Э. и ее мать направились к поблекшей двери с картонкой, на которой от
руки было написано:
САИДА
БАРБАРА КРИСТОБАЛИНА ВСЕМ СВЯТЫМ ПОКЛОНЯЮЩАЯСЯ. ГАДАЛКА К ВАШИМ УСЛУГАМ С ЧТ ПО
ВСКР 2 ДО 6 НЕ ПЛАЧУ ЗА ЛИЦЕНЗИЮ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ЖЕЛАЮ.
—
Слишком нахальная эта гадалка, тебе не кажется,
доченька? — сказала мать Марии Э. — И что бы это значило: с чт
по вскр? Ах, мать моя святая! Прости мне
богохульство, которое я собираюсь совершить! Целуя эти четки, которые ты
оставила мне еще при жизни для защиты и оберега вот этой вот души, что
досталась мне в дочери и что совершила грех: подарила сердце этому дегенерату, отцу моих внуков, который сейчас увез их бог
знает куда, я прошу тебя, прежде чем пересечь порог…
— Ах,
мама, прошу тебя! — перебила Мария Э. — Прекрати причитать, и давай войдем уже наконец, потому что назначено было на три, а сейчас уже
три десять.
—
Ладно, ладно, уже иду, дай мне поправить блузку, а то из-за этой ректальной
свечки, в которой мы приехали, — да еще и четки не достать из-за пазухи, — я
похожа, наверное, на плохо завернутый тамаль[2].
Дай мне руку, доченька, а то внутри темно.
Преодолев
три ступеньки и пройдя по коридору, Мария Э. и ее мать попали в гостиную. В
дальнем углу стоял аквариум с несколькими рыбками, дремлющими вокруг гипсовой
святой Варвары, пускающей пузыри ртом, таким же выцветшим, как и входная дверь.
На другом конце гостиной в стеллаже из тростникового шпона
времен обмена[3],
которые позднее стали называться “временами золота и серебра”, пустые полки
чередовались с переполненными, где вперемешку были расставлены пластмассовые
святые Лазари, деревянные рыбки, лампы в виде Будды и кубинские флаги, такие же
выцветшие, как входная дверь и рот святой Варвары в аквариуме.
Мужчина
среднего возраста, чье туловище целиком занимало единственное сидячее место в
комнате, схватил гитару, стоявшую на полу, и, когда Мария Э. и ее мать
направились в его сторону, запел: “Ай, мама Инес, ай,
мама Инес, все мы, негры, пьем кофе”, — подыгрывая соответствующими аккордами.
— Это
какое-то дерьмо, доченька, — прошептала мать Марии Э.,
— это место полно сумасшедших. Никто не может объяснить нам,
что такое “с чт по вскр”,
потому что никого нет, а этот толстяк, который поет “Мама Инес”, — ни дать ни
взять Будда-светильник, каких чокнутая гадалка понаставила в этом дерьмовом
месте, так что я ухожу, доченька, потому что я слишком стара для столького дерьма в одном месте. Мне все равно — на
карете или на трицикле, но я ухожу отсюда. Я очень
люблю детей, и я хотела бы знать, куда их увез твой бывший муж-дегенерат, но не
на…
— Тсс,
мама, замолчи уже, во имя покойной твоей матери, тебя могут услышать. Вот
увидишь, прямо сейчас придет гадалка и проконсультирует нас. Этот сеньор, должно
быть, какой-нибудь духовный хранитель или что-нибудь в этом роде. Не
отчаивайся, мама.
—
Духовный хранитель распевает “мама Инес”? Ах, доченька, видать, у тебя совсем
крыша поехала. А я тебе говорила, чтобы ты не ходила так часто на заседания
Народной Власти[4], тебя
там отпрессовали сильней, чем пиццу в общественной столовке. Помоги мне сесть
на этот омерзительный пол, потому как я чувствую, что сейчас потеряю сознание.
Мария Э.
и ее мать устроились на полу, в еще не занятом углу, перешептываясь, в то время
как мужчина среднего возраста до бесконечности повторял: все мы, негры, пьем
кофе, ай, мама Инес. Пятнадцать минут спустя открылась
дверь, выпуская какого-то военного, который исчез, не взглянув ни на кого.
Бешено залаяли собаки, и в этот момент, в разгар лая и все мы, негры, пьем
кофе, пространством завладел пронзительный возглас гадалки СЛЕДУЮЩИЙ!
(Далее
см. бумажную версию.)
[1] Мамби
— кубинские партизаны, боровшиеся в ХIX в. за
независимость Кубы. (Здесь и далее —
прим. перев.)
[2] Тамаль
— кубинское блюдо (существуют также мексиканские, канарские
и прочие виды тамалей): свиной фарш с кукурузной
крупой, который отваривается обернутым в кукурузные
листья.
[3] Времена обмена — период в конце
80-х гг. на Кубе, когда правительство собирало у населения золото, серебро и
предметы искусства в обмен на купоны, по которым можно было приобрести одежду,
мебель или электробытовые приборы.
[4] Национальная Ассамблея Народной Власти — законодательный орган Кубы.