Переводы Якова Подольного, Александра Лебедева
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2015
Не все проходит
Вчера
ночью, в разгар музыки, обычного субботнего шума и пьянства, Карменсита отрезала своему мужу член. Я не знаю, как все
было, потому что стараюсь держаться от этих людей подальше. На самом деле я их
дико боюсь, но допустить, чтобы они об этом узнали, нельзя. Если они почуют,
что мне от них не по себе и что я их боюсь, — мне конец.
Пытаясь
спастись от жары, я сидел, прислонившись к двери своей комнаты, и думал, куда
бы, черт возьми, податься, пока все не поутихнет и уже можно будет лечь спать.
Я не умею спать при таком шуме. Итак, сижу я под дверью, и вдруг из комнаты,
заливая все вокруг кровью, с дикими воплями, и хватаясь за яйца, вылетает негр.
Следом Карменсита, тоже орет, в правой руке нож. Она
швырнула на пол кусок его члена, который сжимала в левой руке, и крикнула ему
что-то вроде: “А вот теперь давай, трахай кого хочешь, ублюдок”.
Негр
дико визжал, его тут же подхватили двое или трое и повезли в больницу.
Отрезанный член остался валяться на полу, но какая-то старушка его подняла,
положила в полиэтиленовый пакетик и побежала за ними, крича: “Возьмите, пусть
ему там обратно пришьют! Бог ему в помощь!”.
Карменсита
заперлась у себя в комнате. Думаю, она там трясется, потому что месть себя
ждать не заставит. Либо ее порубят на куски братья этого типа, либо это будут
полицейские, или сам этот негр. Как только его выпишут, он вернется и живьем ее
сожрет.
На
прошлой неделе Лили избила своего мужа. Он до сих пор в больнице, но обвинений
в ее адрес не выдвинул. Одни говорят, что он слишком ее любит, а другие — что
он совсем плох и почти не приходит в сознание. Такие дела. Эти негритянки
опасны. Они очень агрессивны. Иногда мне кажется, что они подсыпают друг другу
порошок мертвецов[1], и от этого слетают с
катушек, и набрасываются друг на друга из-за какого-нибудь мужчины, который на
самом деле ничего из себя не представляет. Очередной
мужчина. У каждой из них за жизнь таких несколько десятков. С ними они
наслаждаются и от них же страдают.
Сегодня
все тихо. По воскресеньям вообще скучно. Весь дом затихает и даже замирает. Он
напоминает огромное тупое чудовище: шесть дней оно извивается, изрыгает пламя,
вызывает землетрясения, а в седьмой день отдыхает и набирается сил.
Я
хочу воспользоваться этим временным затишьем и написать рассказ о двух
трансвеститах, живущих в нашем доме. Они мои друзья. Они со всеми друзья. Очень
милые, дружелюбные и очень счастливые. Кажется, люди любят их. Один из них хочет
прославиться как певец. Его сценический образ, Саманта,
очень похож на Мэрилин Монро. Он так искусно перевоплощается, что в любой
другой стране он брал бы все призы и жил бы очень хорошо. Но здесь он нищий и
полуголодный, стрижет на дому и только этим и перебивается. После
представления, которое им удалось устроить в театре “Америка”, началась охота
на ведьм. Охотятся не на гомиков, это выглядело бы слишком грубо, а на
антрепренеров и начальников, которые выпустили на сцену трансвеститов. Они
панически боятся, что любой клочок личной свободы немедленно превратится в
клочок свободы идеологической.
Но
сегодня у меня внутри какой-то беспорядок. Не могу писать. Только повторяю одну
фразу: “Я люблю не раны, но шрамы”. Почему я ее повторяю, как полоумный? Я
люблю не раны, но шрамы.
С
каждым днем я все больше уподобляюсь неграм из нашего дома: они сидят без дела
на тротуарах и пытаются выжить, продают лепешки, мыло, помидоры. Что
подвернется. И так изо дня в день. Они не думают о завтрашнем дне, о том, что
будет. Сидят на тротуарах, держат в руке кусок мыла или две пачки сигарет и
коротают дни. И они выживают. Дни проходят.
Мне
было скучно, я думал об этом и любил не раны, но шрамы, когда пришла Луиса.
Сонная, она валилась с ног от усталости, зато пришла не с пустыми руками,
принесла маленькие сокровища. Сорок долларов, две банки пива и полбутылки
виски. Субботней ночью могло быть и получше, но
ничего. Она помылась, приняла аспирин, мы включили вентилятор и голые легли в
постель. Ей больше пить не хотелось, а я сделал себе виски со льдом. Она
рассказала мне о типе, которого подцепила вчера на набережной. Ей нравится
рассказывать мне все в подробностях. Во всех подробностях. Вчерашний ее клиент
хотел секс на пляже, на песке. И получил. При полной луне, среди пальм и с
восхитительной мулаткой. Тропичней некуда.
Презервативы у этого типа, всего из себя европейца, были свои. Все прошло
нормально. Ничего особенного он от нее не хотел.
—
Член у него был тонкий, и загнут влево, поэтому было больно. Нет, это ничего. Я
тебе потом расскажу, мой мачо, а сейчас я просто неживая.
И
она моментально заснула. Я допил виски. Налил себе еще. Днем я спать не могу.
Мне нравится смотреть на эту обнаженную мулатку. Она прекрасна. Очень стройная
и красивая. Пока это не закончилось, вот оно счастье. Большего и желать нельзя.
Ничего лучше поблизости просто нет.
И
тут я вспомнил то далекое утро. Когда-то, много лет назад, я жил в красивом
доме с большой террасой с видом на Карибское море. Я проснулся еще до рассвета
и вышел на террасу. На небе была Венера, она неистово сверкала в предрассветном
полумраке. Я пошел в детскую, разбудил Аннэлорен, ей
тогда было лет пять-шесть, отвел ее на террасу, показал на Венеру и сказал: “И
так день за днем. Сначала Венера, потом Солнце. Так всегда было и так всегда
будет. Все, что важно, самые важные вещи — долговечны. И ты знаешь, что они
там, и мы можем им быть благодарны”.
А
потом, не знаю. Наверное, я снова принялся за виски и пил, пока не выпил все до
дна.
[1] Вероятнее всего, речь идет об одном из порошков, применяемых в ритуалах афрокубинских религий. (Прим. перев.)