Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 2014
Earl
Labor Jack London. American
Life. — Farrar, Straus & Giroux, 2013
Джек
Лондон уверял знакомых, что голодал с детства, хотя и его мать, и друг юности
считали это заявление фантазией. Так или иначе, но Лондон посвятил свою
короткую (всего двадцатилетнюю) литературную жизнь описанию и осмыслению
состояния живого существа на грани между жизнью и смертью — от голода, от
холода или от усталости. Места действия его рассказов — Арктика, море,
городское гетто, где жизнь часто висит на волоске. Его герои: золотоискатели в
борьбе с морозом; писатели в борьбе с нищетой; собаки сытые в борьбе с собаками
голодными. В новой биографической книге “Джек Лондон. Жизнь американца” биограф
Эрл Лэйбор пишет:
Его лучшая проза
сосредоточена на базовых нуждах живого существа. Как писатель, он стал
психологом и экономистом крайностей.
Другая постоянная тема, вечный
вопрос его книг — возможны ли любовь в жизни, где нет денег, нет еды, нет
тепла?..
В произведениях
Лондона есть намек на то, что любовь легче расцветает в бедности и в нужде.
“Рассчитывайте на бедняков, — пишет он. — Они никогда не откажут в еде
голодному”. И в своих вещах Лондон снова и снова возвращается к бедности, от
которой его самого освободил писательский успех. Один его персонаж —
консервативный профессор-социолог — ради научного опыта принимает обличье
бедняка, берет вымышленное имя, нанимается на физическую работу. И вскоре
видит, что простые люди, хоть они пьют и дерутся, настолько раскрепощенней,
теплее и сексуально богаче, чем люди его круга, что он так никогда и не
возвращается к прежней жизни.
В
судьбе самого Лондона все было не таким черно-белым. Его социалистические
убеждения странным образом совмещались с идеей, что человеческое сообщество
формирует принцип выживания сильнейших. Лондон начал
трудовую жизнь с физической работы и бедности, но после первых же литературных
успехов стал землевладельцем и самым высокооплачиваемым автором своего времени.
Рецензент новой биографии, Калеб Крэйн,
пишет в журнале “Нью-Йоркер”:
Джек Лондон был
дитя природы, а стал художником. Вот сюжеты четырех его лучших новелл в порядке
написания: собака становится волком; успешный писатель становится матросом;
одичавшая собака приручается человеком; моряк становится успешным писателем.
Суть же личности самого Джека Лондона надо, по-моему, искать в преображении как
таковом.
Джек
Лондон родился в 1876 году в Сан-Франциско, в семье неблагополучной и
экзотической. Его мать — швея, учительница музыки и гадалка — жила с
астрологом, который ушел от нее, когда она забеременела. Джека воспитывала
няня, бывшая рабыня Дженни, — самый близкий ему человек. Голода, судя по всему,
не было, но не было ни игрушек, ни одежды. Первой вещью из магазина была футболка,
купленная, когда Джек пошел в школу. Он берег ее как зеницу ока. Он не
пользовался зубной щеткой до девятнадцати лет, но уже в двенадцать — не вылезал
из библиотеки.
Джек
работал с четырнадцати лет и отдавал заработок матери и отчиму. Он воровал,
дрался, пил, ходил в море с “устричными” пиратами, а потом стал членом команды
морского патруля, который этих пиратов ловил. И однажды, пьяный, упал с борта в
море, и никто этого не заметил. Джек решил, что ему суждено умереть:
“Я смахнул слезы сладкой грусти по моей славной юности,
которая исчезнет вместе с отливом”, — вспоминал Джек Лондон. Он стащил одежду и
поплыл, потом лег на спину и дал морю нести себя, пока через четыре часа
“замерзший, выбившийся из сил и трезвый” он не понял, что, несмотря ни на что,
хочет жить. Его спас рыбак-грек.
После
спасения он не сразу решил писать (как его герой Мартин Иден), он еще долго
искал себя, мечась зигзагами от тяжелого труда к полукриминальным затеям, а от
них — к порывам самообразования. Он бродяжничал, плавал в Японию и назад с
охотниками на тюленей, работал на фабрике, писал для газеты, грузил уголь и
снова бродяжничал, за что был в конце концов арестован
и приговорен к тридцати дням тюрьмы. И там Джек Лондон, по его словам, “стал
свидетелем вещей непечатных и даже непредставимых”. Возможно, это замечание
относится, в частности, к сексуальному тюремному опыту, но биограф Эрл Лэйбор этой темы не касается. Тюрьма завершила период
метаний. Девятнадцатилетний Лондон начал писать и пошел учиться.
Невозможно
избавиться от ощущения, что Джек Лондон предчувствовал краткость своей жизни
(всего сорок лет). Он жил с лихорадочной интенсивностью: школьные годы свел к
нескольким месяцам и сразу поступил в университет, который вскоре бросил из-за
дороговизны обучения. Писал он по пятнадцать часов в день: стихи, эссе и прозу.
Подрабатывал в прачечной. А летом 1897 года отправился за золотом на Клондайк —
к счастью, не один, а вместе с пожилым родственником, благодаря которому и
выжил. Его собственный багаж составляли только две книги — Мильтона и Дарвина.
“Я вернулся не с золотом, а с цингой”, — писал Лондон. Но,
кроме цинги, он привез с Клондайка целый художественный мир, абсолютно новый
для тогдашней литературы. В 1898 году он сел писать и работал по восемнадцать
часов в сутки. Одновременно он пытался выработать свою литературную форму,
изучая произведения всех пишущих — от Шекспира до газетных журналистов. И,
наконец, мудро решил руководствоваться собственным опытом бродяжничества.
“Реализм, — писал он, — единственный стиль повествования, который у кухонных
дверей можно выменять на еду”. После года отказов и малозаметных публикаций его
рассказ купил журнал “Атлантик”. Начался взлет.
“Рассказы
Джека Лондона, — пишет рецензент Калеб Крэйн, — по богатству и одновременно простоте в описании
природы, затмевают Хэмингуэя. Разумеется, природы в
широком смысле — природы человека, собаки, хищника. Вот фраза из новеллы ‘Белый
Клык’: ‘Он понял закон плоти: всякая жизнь держится на другой жизни. Есть те,
кто ест, и те, кого едят’. Гений Джека Лондона в том, — продолжает Крэйн, — что он делает такого рода обобщения живыми и
физически ощутимыми. Даже роман ‘Мартин Иден’ вибрирует животной силой”.
Лихорадочная
интенсивность, с которой жил и писал Джек Лондон, относится и к его любовным
отношениям. В 1899 году, когда у него уже была невеста — Бет Маддерн, — Лондон влюбился в российскую иммигрантку,
студентку-социалистку Анну Странскую. Она писала потом: “Он был похож на юного Лассаля или Карла Маркса, но больше всего — на Байрона”. В
1900-м он уже был готов сделать ей предложение, но вдруг, к общему
разочарованию, женился на Маддерн. Перед самой
свадьбой он познакомился со своей будущей машинисткой Шармейн
Киттридж, которая на годы стала его любовницей, а
потом — второй (и последней) женой. Жаркой любовью (неизвестно — плотской или
платонической) была его связь с поэтом Джорджем Стерлингом. С охлаждением
именно этой любви в 1903 году начались хронические депрессии писателя, мучившие
его до самой смерти. Он стал раздражителен и даже жесток с близкими,
включая двух дочерей-подростков.
Болезни
Джека Лондона, как и его любови, как и вся его жизнь, были загадочными и
мучительными: в середине их путешествия с женой вокруг света у него начали
опухать конечности и страшно утолщаться ногти (это помимо малярии, поноса и
нарыва в заднем проходе). Он страшился рака и венерических болезней. Врачи
давали ему в качестве обезболивающего опиум, который он принимал сам, поэтому
его смерть в ноябре 1916 года тоже таит в себе загадку.
Герой одного из его последних рассказов “Красное божество” —
ученый, ставший свидетелем прилета инопланетян, — так же, как и он, болен,
лежит в жару в шалаше индейского шамана и в полубреду пытается понять, что
хотели сказать инопланетяне: “Достигли ли они Братства? Или и у них закон любви
накладывает наказание — слабостью и разложением? Неужели на весь Космос
распространяется безжалостное правило естественного отбора?” И герой с
сожалением понимает, что умрет, не получив ответа.
Примечательны
последние предсмертные слова Джека Лондона, которые он прошептал жене Шармейн: “Слава богу, что ты ничего не боишься”.