Роман. Перевод с румынского и вступление Анастасии Старостиной
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2014
У Кафки в первых строках “Процесса” Йозефа К.
арестовывают, у Вишнека Козефа Й. выпускают на волю. Начинается кафкианский
процесс выписки из тюрьмы, занимающий всю книгу. “Господин К. на воле”, как
объясняет сам Матей Вишнек, это не только приношение Кафке, но и отголоски его
собственной судьбы — шок выхода на свободу, испытанный по приезде в Париж.
Попав в начале 1970-х годов в Бухарест из провинции
и окончив университет по отделению философии, он лет десять пытался вписаться в
литературную жизнь столицы. Безуспешно предлагал редакциям стихи, пьесы и
прозу, а на хлеб зарабатывал, учительствуя в сельской школе, экстремальные
поездки куда, c каждодневным подъемом в 5 утра, подробно описывает в романе
“Синдром паники в городе огней”. Основал вместе с коллегами по поэтическому
цеху, восьмидесятниками, называемыми еще джинсовым поколением, Кружок по
понедельникам (запрещенный в 1983 году как подрывной), стал видной самиздатской
фигурой: за это время у него пробилось в печать три книги, а пьесы ходили
исключительно в списках. Когда в 1987 году одну, уже готовую к постановке,
“Кони под окном”, запретили в день премьеры, Вишнек сделал выбор — отказался от
судьбы мученика и маргинала и, чудом выпущенный во Францию, попросил там
политического убежища. Ему был тридцать один год. Основательно взявшись за
французский язык, он довольно скоро сделал его языком своей драматургии, и
пьесы этого, по выражению критики, “второго Ионеско” были оценены сначала во
Франции, а потом и еще в трех десятках стран мира. С заграничной подачи он
прогремел и в румынских театрах.
Матей Вишнек завоевывал мир, ни на йоту не изменяя себе. С
неподдельным интересом примеряется он к самым разным фасонам судеб, не уставая
экспериментировать с формой. Из переведенных на русский
упомянем пьесы “Три ночи с Мадоксом” (судьбы
неудачников, которых игрец кружит на карусели большой иллюзии), “Вакансия для
старого клоуна” (контры между людьми искусства в цирковом варианте), “Кони под
окном” (феерия-макабр на военные темы),
“Замечательное путешествие медведей панда, рассказанное саксофонистом, у
которого была подружка во Франкфурте” (самая известная пьеса Вишнека, мистерия про слиянность
любви и смерти), отмеченные призами на разных театральных фестивалях.
Фоном в них служит среднеарифметическая Европа, чуть окрашенная то под
Германию, то под Францию, то под глухую европейскую провинцию. На волне
сценического успеха выходят переводы романов и стихов с его родного, румынского, языка.
Подчеркнем:
став гражданином мира, Матей Вишнек воспринимает себя
— и воспринимается — как румынский писатель. Причем писатель, в своей стране
некогда причисленный к изгоям. От него естественно было бы ждать документальных
обличительных страниц в адрес пережитого. Но дань реализму Матей Вишнек отдал только один раз: в начале
90-х он написал (правда, не довел до защиты) диссертацию “Сопротивление через
культуру в Восточной Европе при коммунистических режимах”. В дальнейшем Вишнек уходит с позиции разоблачителя. Обвинительный пафос
ему тоже чужд. Злодеи известны, но бесплодно обвинять искривленный мир, где
волей-неволей злодеям подыгрывают чуть ли не все. Есть и еще
один важный момент, определивший позицию Вишнека на
новом витке судьбы: он не хотел разделить участь писателей-беженцев из
Восточной Европы, которые раскрывали Западу глаза на то, что творится за
железным занавесом, но после громкого успеха своей первой книги решительно
переставали вызывать интерес (об этом — одна из линий того же “Синдрома паники
в городе огней”). Так или иначе, он не сделал ставку на больную тему. Но
и не оглядываться на репрессивный режим, при котором прошла его юность, на этот
уже в готовом виде театр абсурда, благодатнейший
материал для драматурга, он не может. Однако, оглядываясь, неизменно включает
защитные механизмы и прежде всего свою невозмутимую и феноменальную улыбку. При
этом его юмор никак не назовешь черным. По сути дела, он переносит всякое
издевательство над человеком в плоскость сюрреализма и бреда, отчего кошмар
теряет привкус натурализма и, не переставая быть кошмаром, воспринимается без
надрыва. Так подана тема “неправильного” поэта, который в послевоенное время, в
Румынии, то за кусок хлеба (публикацию в журнале), то за рюмку водки в
ресторане Союза писателей пытается выдавить из себя стихотворение о любви к
партии, но каждый раз сбивается на пародию и в конце
концов оказывается в одной камере со своими университетскими профессорами (“О
том, как пружинит нога, когда ступает по трупам”, вольная перекличка с пьесами Эжена Ионеско).
Есть у него подобные же гротески и фантасмагории на русском материале: “Курс
истории партии в пересказе для душевнобольных” и “Ричард III не пройдет, или
Сцены из жизни Мейерхольда”.
Эти
пьесы появились по прошествии скольких-то лет его жизни в эмиграции, когда
западный театральный мир уже оценил неисчерпаемость и прихотливость фантазий Вишнека, дар обыгрывать, в своей манере, всевозможные
жизненные ситуации от самых банальных до самых
экзотических. Так и роман “Господин К. на воле”, написанный в 1988 году, автор
не счел нужным публиковать в общем потоке разоблачений, вырвавшемся из-под
спуда после 1989 года. Двадцать лет рукопись отлеживалась в столе. Не для того
ли, чтобы заблистать всеми красками именно сейчас, когда эра надежд в странах бывшего соцлагеря
позади?
В своем
романе Матей Вишнек препарирует мирок некоей
абстрактной тюрьмы. Причем берет другой, не тот, что в пьесах, ракурс тюремной
проблемы.
Тюрьма у
Вишнека не включает постулата преступления (хотя бы
иллюзорного) и наказания. Мы имеем дело с умонастроением общества, в котором
нормально сидеть в тюрьме, которое все есть тюрьма. Вина в расчет не берется. За что сидят — вопрос не возникает. Сидящие думают, как продержаться. А нечаянно получив
свободу, человек совершенно не представляет, что с ней делать, да и
выпускают-то его условно. Нередкая
тема в литературе прошедших через ГУЛАГ стран, так что, кроме
о чем, тут еще очень важно как.
Идет
неспешное, с искусным поддержанием саспенса и
атмосферы наваждения, описание каждодневной жизни освобожденного (в том числе
от пайка и от койки).
Дверь
его камеры под номером 50, которую он обнаруживает в один прекрасный день
незапертой, приоткрывает щель в другое пространство, пространство воли. Однако воля оборачивается для Козефа Й. зазеркальем, где происходят непредсказуемые вещи
и на уровне событий, и на уровне ощущений. Так, ветер свободы, ударивший ему в
лицо, запахи, которые он вдыхает полной грудью, — это папиросный дым, жирный
пар на кухне, хороший дезинфектант в служебном
клозете. Воля
проводит его через ряд испытаний, или соблазнов (не сразу и поймешь, по
интонации, что это — круги ада): внушить страх, настучать, попробовать, каково
это — ударить другого. Свобода, в которую загоняют Козефа
Й., потерявшего ориентиры, дает ему шанс разве что самому побыть палачом,
приобщиться к жизни мелкого лагерного начальства: каптера, кухарки, охранников,
— и даже с сочувствием вникнуть в их нелегкую долю, поскольку на время выписки они оборачиваются к
нему ипостасью жертв; этот обмен ролями, это экстатическое слияние жертвы и
палача в общих воспоминаниях подано в лучших традициях литературы абсурда (см.,
например, главу 9, которую иначе как хрестоматийной не назовешь). Процесс
освобождения имеет свой ритм и свои правила. Никто не выйдет незапятнанным.
Впрочем, куда выходить? Тюрьма, как постепенно выясняется, занимает все видимое
и невидимое пространство, перемещается, как живой организм, размножается
почкованием. По ее задворкам гнездится свободный
мир, сообщество беглых зэков, занятое дележкой, именем высоких принципов
демократии, окурков, объедков, обносков. А с наступлением зимы — крамольной
мечтой о тюремном лазарете. Тюрьма, по крайней мере, гарантирует баланду и 18
градусов по Цельсию в камере… В параболе свободы, прописанной Вишнеком, щедрой на нюансировку, не знает удержу в свободе
один только автор.
# ї by Editura Polirom,
2010
ї Анастасия Старостина. Перевод, вступление, 2014
Печатается с небольшими сокращениями.
Полностью роман выйдет в этом году в петербургском
издательстве Ивана Лимбаха.