Содержание Журнальный зал

Альбер Камю

Путевые заметки

Перевод с французского и вступление Марии Аннинской

Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2014

Писатель путешествует#

 

То, что за кадром

 

В сентябре 1945 года Альбера Камю — уже известного писателя, автора таких нашумевших книг, как “Посторонний” (1942), “Миф о Сизифе” (1942) и двух пьес (“Недоразумение” (1944) и “Калигула” (1945)), кроме того, участника Сопротивления, борца за права человека, овеянного также ореолом связи с экзистенциалистами, — пригласил в Нью-Йорк с циклом лекций его американский издатель. Камю охотно согласился, хотя незадолго до этого, 8 августа 1945-го, оказался единственным французским журналистом, кто публично выразил ужас и возмущение по поводу взрыва Соединенными Штатами атомной бомбы в Хиросиме. Французское Министерство иностранных дел, узнав о приглашении в США, вызвалось оплатить дорогу туда и обратно: экспансия собственной культуры всегда была одним из важнейших направлений французской внешней политики, а в послевоенные годы — особенно.

Кстати, во время подготовки к путешествию случился любопытный эпизод: чтобы получить американскую визу, надо было заполнить анкету и подтвердить, что, во-первых, вы не намерены стрелять в президента США, а во-вторых, вы никогда не состояли в коммунистической партии. Утаив, что с 1935 по 1937 годы он как раз и состоял в алжирской компартии, Камю отрицательно ответил на оба вопроса.

Для выступлений перед американской публикой Камю предложил следующие темы: “Год свободной журналистики”, “Защитительная речь в пользу Европы” и “Кризис человека”. Разумеется, он говорил не только об этом: он рассуждал о театре, американской и европейской литературе, о философии, пытаясь объяснить разницу экзистенциалистских позиций Сартра и своих собственных. Лекции Камю собирали в Нью-Йорке огромные аудитории — так, например, в Колумбийском университете амфитеатр “Макмиллан” еле вместил почти 700 человек.

В Нью-Йорке Камю принимал тогдашний французский советник по культуре Клод Леви-Стросс, умудрявшийся сочетать занятия структурной антропологией со службой во Французском посольстве. За год до этого гостями культуролога были Сартр, Симона де Бовуар и другие французские интеллектуалы. Впрочем, с Леви-Строссом у Камю установились вежливо-прохладные отношения, поэтому в своем дневнике он о нем даже не упоминает.

Другая легендарная личность, опекавшая Камю в Америке, была Долорес Ванетти Эренрейх — миниатюрная, изящная француженка, жена американского врача и журналистка, работавшая, кроме прочего, в Отделе информации Министерства обороны США. Легендарность ее, в частности, заключалась в том, что за время пребывания Сартра в Штатах она успела стать не только его любовницей, но также близкой подругой на целые пять лет, чем поставила под угрозу неприкосновенный статус Симоны де Бовуар. (Про Сартра она отзывалась так: “Подумать только: я спала с Наполеоном!”)

На Америку тех лет интересно взглянуть глазами европейца, только что пережившего ужасы мировой войны, оставившего позади разбомбленные берега смятенной, голодной, униженной Франции и очутившегося в стране изобилия, спокойствия, нечеловеческих пропорций и диковинных для европейского менталитета привычек: “Отвратительный, нечеловеческий город”, “Сердце замирает перед такой восхитительной бесчеловечностью”. Однако вскоре Камю немного оттаивает. Во-первых, благодаря американским щедрости и гостеприимству. Во-вторых, в Штатах он обнаруживает то, что с экзистенциальным упорством ищет повсюду: “Есть в Америке что-то трагическое… но пока сам не знаю, в чем это трагическое заключается”. Впрочем, трагическое для Камю всегда сопряжено с упоением красотой и с любовью. Поэтому ничего удивительного, что рядом с ним появляется женщина, о которой в дневнике он старательно умалчивает. Одна только фраза выдает его душевное состояние: “▒Чума’ — это мир, лишенный женского присутствия, а значит, невыносимо удушливый”. (Кстати, рукопись уже почти готовой “Чумы” у него с собой, и именно эта самая женщина перепечатывает из нее некоторые главы.) Кто же она? 16 апреля Камю знакомят с двадцатилетней студенткой, красавицей Патрисией Блейк: она изучает историю, литературу и искусство, а заодно подрабатывает журналисткой. С первого взгляда вспыхивает обоюдная страсть. Чтобы понять драматизм ситуации, надо вспомнить, что до возвращения во Францию Камю остается всего полтора месяца, а дома ждут жена с годовалыми близнецами и официальная возлюбленная, актриса Мария Казарес, между которыми Камю так никогда и не сможет сделать выбор. Как бы то ни было, встретившись, Пат и Альбер до самого отъезда друг с другом не расстаются. Она сопровождает его повсюду — на выступления, в театры, в рестораны, — что вызывает недоуменные взгляды принимающих Камю культурных деятелей. Единственное место, куда она не придет, — это пристань, от которой будет отчаливать судно во Францию.

Однако обреченная любовь и близящаяся разлука не помешали американской поездке завершиться удачно. Камю немного окреп, загорел и привез с собой огромное количество подарков. И все же: “Как жить, не имея серьезных причин для отчаянья!” — отметит он в записных книжках.

 

В 1949 году Камю тридцать шесть. Он уже не просто известен, он знаменит. В 1947-м, принеся автору мировую славу, вышла “Чума”, роман, который читали и читают в нескольких срезах — в общефилософском, в узкоисторическом (фашизм) и в психологическом. Однако слава и публичность оказались тяжелым испытанием. В жизни Камю все не просто: он плохо себя чувствует (периодически возобновляется не долеченный в юности туберкулез), он смертельно устал; он все еще работает чтецом-консультантом в издательстве “Галлимар” и пишет книги, но от журналистики и политики отошел. И все же как бывшего журналиста и человека общественного его не оставляют в покое. На него нападают и справа, и слева, требуя определенности, ангажированности: обстановка в мире накалена, гонка вооружения вызывает бурную реакцию, общественность раскалывается на сторонников США и СССР. Более того, по радио в адрес Камю звучит клевета: он де продался американцам вместе с правами на “Недоразумение”. Многие друзья от него отворачиваются. Кроме того, Камю опять рвут на части женщины. Любовные отношения с Марией Казарес, приостановившиеся было после рождения у Франсины близнецов, с 1948 года вспыхнули с новой силой. Так что когда Министерство иностранных дел предлагает ему турне с выступлениями по Латинской Америке, он сначала с радостью соглашается, хотя потом начинает жалеть об этом.

Для выступлений он заявил следующие темы: “Духовный кризис современного человека”, “Мы убийцы”, “Шамфор — идеолог бунта” и “Роман и бунт”. Камю как-то признался, что не любит публичных выступлений, но во время турне покорно прочел как минимум двенадцать лекций, иногда по две за день, и дал несметное количество интервью. В общем, работал на износ. Более того, несмотря на плохое самочувствие, он всех очаровал своим умом, общительностью и сердечностью. Вот что значит актерский профессионализм в совокупности с внутренней потребностью очаровывать.

Что касается выступлений, к ним лектор старательно готовился. Писал план, четко, с французской логикой выстраивал идеи: вступление, развитие, заключение. Говорил чаще всего сидя, рассказывая, размышляя вслух или зачитывая написанное. Он отлично формулировал свои мысли. В заключение нередко произносил следующую фразу: “Европа должна обрести утраченную скромность. Ибо кто верит, что жизнь человека может стать счастливей, — скорее всего, безумец. Но тот, кто во всем разочаровался, — попросту трус”.

Камю увидел Латинскую Америку глазами цивилизованного европейца, верящего в силу демократии и ужасающегося тому, что в авторитарных и тоталитарных системах человеческая жизнь ничего не стоит. Эта реальность показалась исследователю абсурда иллюстрацией его наихудших фантазий и сильно повлияла на настроение. Так или иначе, мысли о смерти преследовали Камю во время этого путешествия, и он впервые отмечал, что готов и хочет умереть. А своему другу и учителю Жану Гренье он написал по возвращении: “Это было сумасшедшее родео без единой минуты передышки. Теперь я мечтаю только об одном: спать и молчать. У меня несварение человеческого общества”.

Во Францию он и в самом деле вернулся в плачевном состоянии, однако спустя два-три месяца лекарства, отдых и горный воздух вернули Камю к жизни. Впереди были одиннадцать лет работы, новые книги, новая любовь и Нобелевская премия по литературе.

Следующий материал

Из книги “Сыны праха: от романтизма к авангарду”.

Перевод с испанского и вступление Бориса Дубина