Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2014
Широко
известно высказывание Пушкина из письма к Вяземскому: “Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно,
если иностранец разделяет со мною это чувство”. Что-то
похожее приходит в голову, когда читаешь Нерассказанную
историю США, которую написал известный кинорежиссер Оливер Стоун совместно с Питером
Кузником (пер. с англ. А. Оржицкого, В. Полякова. — М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2014. — 928
с.). Книга, излагающая историю Северной Америки за последние сто лет,
получилась откровенной и беспощадной. Порой кажется, что в подобном критическом
ключе американскую политику ХХ века могли бы изложить Зюганов или Жириновский:
известное, мол, дело — “а у вас негров линчуют”. И если про собственно
линчевание в книге ничего не говорится (она повествует
прежде всего о внешней политике и о мировых событиях), то описаний других (не
слишком, мягко говоря, привлекательных) действий США тут хватает (чего стоит,
например, неприглядная дискриминационная расистская кампания по отношению к
японцам в годы Второй мировой войны).
Большинство
из 14 глав книги названы по именам президентов — от Вудро
Вильсона до Обамы, — и из них, пожалуй, лишь Кеннеди удостоился исключительно
сочувственного описания, прежде всего по причине успешного разрешения осенью
1962 года Карибского кризиса, грозившего уничтожением всей человеческой
цивилизации. Однако компромиссы, на которые ему пришлось для этого пойти,
стали, вероятно, одной из причин его убийства осенью 1963-го: ведь “ястребы”
могли усмотреть в этих компромиссах отход от преследования сугубо национальных
интересов. А для любого американского президента именно эти интересы являются
абсолютным приоритетом — и именно поэтому в 40-х случилась Хиросима, в 50-х —
Корея, в 60-х — Вьетнам, в 90-х — Ирак, в нулевых —
Афганистан и т. д.
Рядовых
американцев авторы тоже не жалуют. Впечатляет, например,
рассказ о временах того же кризиса, когда под страхом возможного ядерного удара
все в массовом порядке принялись строить частные домашние бомбоубежища, и
предметом обсуждения стал сложный этический вопрос: имеет ли право семья, не
желающая пускать в свое убежище (во время ядерной атаки) не имеющих такого
убежища соседей, использовать по отношению к ним огнестрельное оружие.
Мнения разделились.
Критическую
тональность книги можно было бы расценить как антипатриотическую, если бы не
фундаментальная предпосылка, которая лучше всего описывается известным —
американским же — утверждением: “My country, right or wrong” — то есть “Неважно,
права или нет, в любом случае это моя страна”. И это даже не оправдание (потому
что оно предполагает вину), а некая несомненная аксиома: например,
бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были хоть и злом, но злом необходимым — ведь
благодаря им удалось избежать гибели тысяч американских солдат, что с точки
зрения национальных интересов является безусловным приоритетом. И в таком
ракурсе книга, как это ни удивительно, становится скорее ультрапатриотической —
то есть критический взгляд вовсе не ослабляет, а, напротив, усиливает ее
патриотизм.
Можно
сказать, что более важным становится здесь не описание реальной истории США, а
выстраивание некоего “правильного” образа страны, в котором априорно позитивная
оценка не требует специальных доказательств. Примерно такой же механизм работал
в сознании послевоенных советских стиляг, для которых Америка была своего рода
мифическим Элизиумом, а все ее реальные атрибуты (джинсы, джаз, кока-кола,
жвачка) приобретали статус культовых объектов — и поэтому неким разочарованием
было позднейшее осознание того, например, что волшебная и загадочная “Чаттануга Чу-чу” — это всего лишь
пассажирский поезд, отправляющийся с провинциальной станции. И
тем не менее подобный вымышленный образ также парадоксальным образом приобретал
статус реального — поскольку он вполне конкретно влиял и на сознание, и на
поведение тех, кто его для себя выстраивал.
Рефлексивно-пародийный вариант
этого можно видеть в “Затоваренной бочкотаре” одного
из самых знаменитых стиляг, Василия Аксенова: один из персонажей ее,
“рафинированный интеллигент Вадим Афанасьевич Дрожжинин”,
является специалистом по заокеанской стране Халигалии,
которую знает досконально, — несмотря на то, что ни разу в ней не был. Впрочем, чуть
более полувека спустя подобный феномен стал предметом вовсе не пародийных, а
вполне основательных размышлений француза Пьера
Байяра, написавшего очередную книгу из своей лишь
отчасти иронической серии, которую можно условно назвать “Искусство
парадоксального”: на этот раз — Искусство
рассуждать о странах, в которых вы не бывали (пер. с фр. А. Поповой. — М.:
Текст, 2014. — 173 с.). В книге последовательно
отстаивается тот тезис, что для совершения путешествия вовсе не обязательно
перемещаться в пространстве; более того, непосредственное телесное присутствие
может даже исказить постижение реального духа соответствующего места (в
качестве примера приводится кругосветное путешествие жюльверновского
Филеаса Фогга, который
сознательно не покидал своей каюты и не выходил на берег, даже когда имел такую
возможность).
Самый яркий пример в книге — это
казус Марко Поло: его рассказы, например, о Китае и Формозе,
наряду с вполне правдоподобными фактами содержат и такие описания удивительных
реалий, которые выглядят скорее как плоды вычурных фантазий, — и это порой
рождает сомнения в том, что путешественник действительно был в описанных местах
(Байяр допускает, что он вообще не покидал
венецианской лагуны).
Похожие сомнения у Байяра возникают и по поводу
путешествий Шатобриана в Америку и Блэза Сандрара — на описанном им “Транссибирском экспрессе”. Однако это, по сути, оказывается не столь важным — ведь если автору
удается убедить читателя в реальности путешествия, вызвав у него спектр
соответствующих эмоций, значит, художественная задача решена успешно (и
напротив, если у читателя не рождается впечатляющий “образ места”, то не может
сработать тот аргумент, что автор в этом месте действительно физически
присутствовал).
Еще
один приводимый Байяром пример — это воображаемое
Чикаго, о котором мечтают герои повести Нины Берберовой “Черная болезнь”. В связи с чем мне вспомнился мой рассказ Россия и “Америка” (“Октябрь”, 2011, №12), где польская рок-группа
исполняет песню по названием “Иллюзия”: “Ты стремишься на Запад, в Америку, в
Чикаго, а ведь никакого Чикаго нет. Это всего лишь иллюзия, плод твоей
фантазии. Сойди на землю и живи своей жизнью”.
“Hello, Америка, о-о; / Где я не буду никогда”.