Переводы Норы Киямовой, Анастасии Строкиной, Нины Ставрогиной. Вступление Бориса Дубина
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2014
Как
известно, поэзия в литературах мира древнее прозы, а по своим свойствам —
удерживаться в памяти каждого и удерживать вокруг себя, при себе память многих,
а то и всех — видимо, воплощает национальную культурную традицию вернее и
надежнее. Вряд ли случайно, что датская письменная словесность начинается не
только с перевода Библии и латинских исторических хроник, но также с записанных
в XVI — не в XVIII или XIX! — веке безымянных народных песен-баллад (они были в
1591 году уже и напечатаны, чем оказались сохранены для потомков). Показательно
и то, что в составленном в 2005-2006 годах Датском культурном каноне поэзия
занимает почетное место, и, кстати, ряд поэтов, которые публикуются ниже, в
этот Канон входят.
Конечно, семь лириков, включенных в
нынешний номер, не дают и не в силах дать исчерпывающую панораму датской поэзии
последних тридцати-сорока лет. Но, по крайней мере, они
представляют три ее поколения, так что самых старших отделяет от самой младшей,
ни много ни мало, шесть десятилетий (для обогащения картины любознательные
читатели могут обратиться к антологии “Из современной датской поэзии”, изданной
в Москве, как и аналогичная антология датской малой прозы, в уже довольно
далеком 1983 году и знакомившей с поэтами первой половины и середины ХХ
века, — из включенных в нее тогда лишь один Бенни Андерсен вошел и в нашу
подборку). К разбросу во времени, а значит — в опыте, в стилистике,
присоединяется разница в пространстве — географическом, языковом. Скажем, Катти
Фредриксен живет в Гренландии и пишет не только на датском, как остальные
поэты, но и на гренландском (а в принципе, к нему можно было бы добавить
немецкий и фарерский, на которых в небольшой, по российским меркам, стране тоже
и говорят, и пишут; кстати, фарерцы держат вместе с исландцами первое место в
мире по количеству новых издаваемых книг, в том числе — переводных, на душу
населения). Добавим: кое-кто из авторов номера, не менее известный у себя в
стране и в мире стихами (Ингер Кристенсен, Клаус Рифбьерг, Найя Марие Айдт), на
этот раз фигурируют как прозаики. И надеемся, что следующие ниже поэтические
страницы привлекут читательский интерес, внимание издателей, так что
продолжающееся знакомство России с датской поэзией, шире — со словесностью
Дании, ее мыслью, пластикой, музыкой не прервется, а, хотелось бы думать, будет
углубляться.
Борис
Дубин
Кнуд
Сёренсен
Дождь пишет у меня на
голове по Брайлю
но кожа головы не умеет читать и
мои пальцы не осязают шрифт
а только его разглаживают.
Мои глаза
видят лишь что небо
исчезло и дождь
блуждает между домами
как чужак
в поисках
куда бы приткнуться.
Перевод Норы Киямовой
Бенни Андерсен
Последнее
в мире стихотворенье
Будь это последнее в мире
стихотворенье
я сделал бы его как можно длиннее
длинным-предлинным
но на последних строчках замедлил
скорость
приостановился бы
прежде чем его кончить
из страха рухнуть в пространство
или лег бы на живот
и подполз к самой кромке
ухватился покрепче за крайние
слова
и осторожно свесился бы над
пропастью
в которую
срываются все стихи
и попробовал заглянуть под стихотворенье
воспользовался бы редкой
возможностью
увидеть стихотворенье с изнанки
ведь что если бы оно оказалось
первым в мире
Тогда бы я стал передвигаться как
муха
по оборотной стороне
поочередно цепляясь
слово за слово
пока не выучил бы его наизусть
а одолев последнюю строчку
попробовал снова перекочевать
наверх
повисел бы
дрыгая ногами
и слегка отдышавшись
подтянулся и взобрался на кромку
и объявился в начальной строке
или еще где-то
Будь это последнее в мире
стихотворенье
я бы отказался этому верить
а может
отложил бы его на потом
и принялся за другое
Будь это последнее в мире
стихотворенье
я бы отказался его сочинять
во всяком случае
поскорей бы остановился
например здесь
Перевод Норы Киямовой
Хенрик Норбрандт
Расстояния
Расстояния растут
и все дальше отстоят друг от
друга листья.
Все дальше отстоят друг от друга
люди,
и все дальше отстоят друга от
друга слова.
Все дальше отстоят друг от друга
чувства.
А мертвые листья, мертвые люди
и забытые, избитые слова и
чувства
тихо и незаметно прибывают в
числе
между еще живыми.
Перевод
Норы Киямовой
Пиа Тафдруп
Впустить собаку
Мой отец всегда оставляет дверь
нараспашку,
сквозняк врывается в его жизнь,
спутывает мысли,
играет с белыми
лоскутками памяти.
Он стоит в дверях, на краю
темноты,
зовет свою
непослушную
собаку.
Она умерла
много лет назад.
Выглянешь за дверь —
а там мир, настоящая катастрофа,
перепутанный мир.
Война закончилась, но солдаты
все никак
не обретут покой
на земле.
Обыски, обвинения,
доносы.
Ночью холодно,
где же она
так долго ходит…
Неужели отец
Никогда
не будет прежним?
Приказы, аресты,
чрезвычайные положения.
Времени все меньше,
не заметили, как завтрашний день
стал вчерашним.
Подземным ходом
возвращается собака, и я впускаю
ее
домой —
я ничего
не хочу
понимать.
Я глажу собаку, я даю ей воды.
Перевод
Анастасии Строкиной
Сёрен Ульрик Томсен
* * *
Кому не случается
на подходе к пятидесяти,
проснувшись в ночном поезде,
который неизвестно почему встал,
обратиться мыслями к человеку,
что мимолетно встретился на пути
и исчез.
Сидишь ли ты где-то под
соломенной шляпой
и читаешь в сени яблони?
Или, пьяная, валяешься на смятой
кровати,
а за перегородкой возится крыса?
Тут поезд трогается и обрывает
стихотворение,
прежде чем поэт поддастся
соблазну
приправить его
сентиментальностью и цинизмом.
Перевод
Норы Киямовой
Микаэль Струнге
Стихи разных лет
Black box
Дверь заперта. Я внутри.
Не встаю. Не лежу. Тут светло.
Снаружи — тьма. Тут тихо. Все
такое настоящее. “Мое лицо
как будто настоящий сон”. Бессонница/мертвый
сон
без снов. Тело из тьмы.
Не могу думать. Жив.
Есть нечто,
о чём не удается думать. Но вижу.
Черное.
Что-то не так. Нет, все вообще не
так. Не назовешь.
Думаю: любить, быть любимым.
Помню хорошее. Не могу
забыть плохого. Жив.
Иначе не могу. Как мертвый. Но
боли
нет. Я не могу
ее ощутить. Это она
ощущает меня.
Перевод
Нины Ставрогиной
Катти Фредриксен
Из книги “Стопроцентный
инуит”
* * *
Мне страшно,
мне странно, мне хочется пить:
на моей коже — морская соль
и удары барабанной палочки.
Каяки стоят на низкой воде, у
берега,
рабочие каяки, сел — и в море.
Но где охотники и рыбаки?
Мне спокойно от страха,
он стекает водой по телу.
В воде предки видят мое
отражение:
иначе им меня не разглядеть.
Я прошу их: посмотрите, услышьте,
научите своему мастерству,
дайте свои инструменты.
Но это только во сне, когда
засыпает кровь.
А все же они говорят: не
сомневайся,
и я верю, я вижу, что принес
прилив.
Перевод
с гренландского и датского Анастасии Строкиной