Набросок предисловия к книге. Перевод с французского и вступление Бориса Дубина
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2014
В странах Запада (как, впрочем, и кое-где на Востоке — в Иране, в Японии) Альбера Камю читали на “своих” языках более или менее одновременно с выходом его книг по-французски. К читающим же в СССР на русском языке том издательства “Прогресс”, включавший роман, повести и несколько рассказов Камю, пришел только в 1969 году, спустя почти десятилетие после смерти автора (по-украински драма “Праведники” была опубликована годом раньше). К тому времени в Париже увесистый двухтомник собрания его сочинений вышел в авторитетнейшей “Библиотеке Плеяды” (1962-1965), что означало безоговорочное включение в пантеон классиков. Приближением Камю к русскоязычной публике активно занимался в те годы Самарий Великовский, посвятивший его драмам, художественной и эссеистической прозе не одну статью. О творческих связях Камю с Достоевским писал в ту пору Виктор Ерофеев. Тем не менее эпохальных трактатов Камю “широкому” читателю пришлось ждать у нас в стране еще 20 лет, они были опубликованы лишь с наступлением “гласности”.
Сегодняшним посетителям российских книжных магазинов, где на общедоступных полках выстроились многотомники писателя и десятки отдельных изданий его книг, трудно объяснить, почему как минимум два читательских поколения в “самой читающей стране мира” были этого богатства лишены. Такой “прочерк” не проходит бесследно для культуры, и дело не в запоздалом признании крупного зарубежного писателя (и скольких, скольких его замечательных предшественников и современников еще!), а в зауженных горизонтах и обобранной судьбе самих этих поколений. Камю здесь, пожалуй, — из наиболее тяжелых потерь. Так его мировоззренческий универсализм, моральная определенность и гуманистический поиск оказались, как мне представляется, не оценены по достоинству и не вошли в свое время в кругозор влиятельных “шестидесятников” (известно, что А. Твардовский собирался печатать в “Новом мире” в 63-м году перевод романа “Чума”, но под давлением Л. Арагона публикация была пресечена), а это, по-моему, существенно обеднило их понимание личности, этический посыл творчества, поэтику тогдашней прозы. И вряд ли случайно, что широко издававшийся в 1990-е годы и активно републикуемый сегодня у нас в стране Камю, тем не менее, явно находится вне круга живой интеллектуальной работы, критического продумывания ходов его мысли, сегодняшней умственной заинтересованности. Титул классика, особенно — зарубежного, как часто случается, заслоняет реальные пути к нему.
Я вместе с однокашниками начал читать Камю на его родном языке студентом филфака МГУ в середине шестидесятых годов, буквально за копейки — по наводке наших молодых преподавателей — приобретя галлимаровские карманные томики его прозы и пьес в райском, ныне не существующем магазинчике французской книги на улице Веснина в Москве (теперь это Денежный переулок). Начальные фразы “Постороннего”, многие реплики Калигулы из одноименной драмы или доктора Риё из “Чумы” я и сейчас помню наизусть. Получивший классическое образование немецкий философ Ханс-Георг Гадамер как-то вспоминал, что гимназическая латынь учила его со товарищи представлению о человеке — человеке как таковом. Вероятно, что-то в этом роде происходило у нас тогда с Камю. Те чувства позднее осели в памяти сознанием как бы некоего долга перед нашим далеким наставником. Я рад возможности хоть в самой скромной мере возвратить сейчас этот долг — по французской формуле “donnant donnant”.
Нынешняя публикация “ИЛ” напоминает о столетнем юбилее выдающегося французского писателя и предваряет дальнейшее обращение журнала к его наследию — путевым запискам, письмам и др.