Перевод с чешского Нины Фальковской
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2013
Когда в 2008 году русистка Михаэла Стоилова брала интервью у Натальи Горбаневской в рамках чешского проекта, призванного сохранить воспоминания участников демонстрации на Красной площади в 1968-м, Горбаневская отказалась добавить что-либо к тому, о чем уже сказала в своей книге “Полдень”. Это объяснялось не только усталостью от беспрестанного повторения рассказа об одном и том же эпизоде ее жизни или нежеланием возвращаться даже в воспоминаниях в палаты психиатрических больниц, но и недовольством тем, что чехи и словаки вот уже сорок лет не могут издать документ о главной протестной акции против советской оккупации. И корни подобного спокойного упрямства Горбаневской — вовсе не в эгоцентризме. Она никогда не ратовала за создание ореола вокруг собственного участия в акции и всегда старалась привлечь максимум внимания к действиям других советских граждан, отважившихся на протест. Именно это она и делает в книге “Полдень”. Ее отказ объясняется, скорее всего, сожалением по поводу того, что чехи “попросту потеряли интерес” к информации о том, кто и почему встал на их сторону и чем за это поплатился.
Нежелание или неспособность чехов и словаков выпустить в свет основополагающий документ о легендарной акции протеста резко контрастирует с той быстротой, с какой удалось в свое время переправить русский оригинал “Полдня” сначала в Чехословакию, а потом — с помощью нынешней публицистки, а тогда студентки Яны Клусаковой — и на Запад.
Яна Клусакова окончила пражский Карлов университет по специальности “богемистика, русистика и эстетика”. В 60-е годы она работала в рекламном отделе Центрального кинопроката. Узнав о русскоязычном мюнхенском издательстве, основанном латышским эмигрантом Адальбертом Нейманисом и выпускавшем запрещенную в странах советского блока литературу (произведения Мандельштама, Ахматовой, Пастернака…), Клусакова познакомилась с Нейманисом и стала получать от него книги и возить их своим друзьям в Москву, где в заочной аспирантуре Института искусствознания изучала киноведение. “В чемодане у меня была зубная щетка, немного белья, а так — сплошные книги. Томики на шелковой бумаге я укладывала в конфетные коробки. Две Библии помещались в картонку из-под карловарских вафель. Радовались им невероятно, ведь русская Библия в последний раз выходила до 1917 года. Еще я посылала книги через разных людей. Однажды в Прагу приехал директор Института искусствознания, который даже не подозревал, что в коробке с сахаром ‘Бридж’ везет моей приятельнице-доценту ‘Раковый корпус’ Солженицына, — вспоминает Клусакова. — В Москве у меня были чудесные приятели, знавшие, что я знакома с Нейманисом. В сентябре 1969-го меня спросили, могу ли я ему кое-что передать. Я никогда не бывала на Западе, но все же сказала, что попробую. Мне дали два микрофильма: ‘Полдень’ Натальи Горбаневской и воспоминания Надежды Мандельштам. Это был верх доверия, рукописи добирались до меня по разным каналам через нескольких проверенных людей. Я тогда была в положении и надеялась, что таможенники не станут меня обыскивать. Положила микрофильмы в карманы своего “беременного” платья и благополучно перевезла в Чехословакию. Но там возник вопрос, как передать их Нейманису в Германию. Я хорошо знала документалиста Яна Шпату, который как раз собирался ехать в Мюнхен, и решила этим воспользоваться. Купила очередную коробку конфет и спрятала в нее оба микрофильма. Шпата без проблем провез их и отдал Нейманису, который передал микрофильмы в издательство ‘Посев’”. Во времена нормализации Яне Клусаковой пришлось уйти из Центрального кинопроката. В 1975 году ее на основании доноса обвинили в контрабанде товаров в СССР и обратно; несколько месяцев она провела в следственной тюрьме в Рузине. Только благодаря стараниям адвоката Отакара Мотейла (после Бархатной революции — политика и омбудсмена), Клусакова получила условный срок.
Спустя полгода после Яны Клусаковой “Полдень” привез в Чехословакию чешский альпинист и инженер-гидростроитель Властимил Шмида. Во время учебы в университете в конце 50-х он познакомился с московскими альпинистами — в основном преподавателями МГУ. Вместе с ними и другими чешскими скалолазами Шмида побывал в нескольких экспедициях (Кавказ, Тянь-Шань…), став одной из самых заметных фигур чешского альпинизма. Но оккупация Чехословакии положила конец этим путешествиям. В 1968 году Властимил Шмида и его товарищ Ян Червинка в знак протеста демонстративно вернули все полученные в Советском Союзе медали. В феврале 1970-го Шмида работал на стройке на Украине и благодаря этому смог снова съездить в Москву. Он навестил своего приятеля-альпиниста Владимира Назаренко, с которым когда-то бывал в экспедициях на Кавказе. Зашла речь и об оккупации. “Говорили мы шепотом, потому что в панельном доме все было слышно. Назаренко и его жена Елена Арманд слушали меня, не скрывая стыда”, — вспоминал Шмида. В конце встречи он получил от них вышедший в самиздате “Полдень” — чтобы в Чехословакии знали, что не все русские согласны с вторжением. “Отец очень нервничал. Вначале он даже не соглашался, чтобы Шмида вез ‘Полдень’ через границу. Однажды у нас уже был обыск, поэтому отец понимал, какая опасность нам грозит, и старался держаться от политики подальше. Мама же, наоборот, общалась с диссидентами, мы дружили с семьей Константина Бабицкого, протестовавшего на Красной площади”, — вспоминает дочь Назаренко Мария. “По частым поездкам в СССР я знал, что таможенники усерднее всего ищут именно литературу. Обычно они закрывали глаза на одежду или другую контрабанду — но только не на литературу. Я боялся и потому завернул книгу в грязное белье. Хотя во время проверки багажа чемодан и открыли, но лишь мельком глянули туда, так что я провез ее в Чехословакию”, — рассказывает Шмида, хранивший потом “Полдень” в своей библиотеке в Оломоуце и дававший его читать надежным знакомым. В середине 90-х он подарил книгу библиотеке самиздата “Libri Prohibiti”.
Книга “Полдень” — не единственное, что связывало Властимила Шмиду с акцией протеста на Красной площади. Когда десятью годами ранее, в 1958-м, Шмида в Москве неделю ожидал от органов разрешения на экспедицию на Тянь-Шань, он жил у знаменитого профессора математики и любителя гор Бориса Делоне, который еще при царе излазил все Альпы. Его сын Николай был со Шмидой в экспедиции на Кавказе. Сын же Николая Вадим, которому было тогда одиннадцать, обычно сидел с ними за ужином. Спустя десять лет Вадим стал самым молодым участником демонстрации на Красной площади. “Через Назаренко я пытался связаться с Николаем Делоне, чтобы узнать о судьбе его сына Вадима. Несколько раз он ответил мне, но о сыне никогда не упоминал, даже после революции 1989 года”, — говорит Шмида.
Благодаря смелости Яны Клусаковой “Полдень” попал к читателям на Западе. Они узнали о деталях акции протеста, о судьбах ее участников и о советском механизме судебных репрессий. Однако в Чехословакии людям пришлось долго дожидаться подробного описания борьбы своих сторонников с тоталитарной властью. Первое короткое упоминание о протесте “части московской интеллигенции” появилось в чехословацкой прессе уже на следующий день после демонстрации, 26 августа 1968 года, когда газета “Руде право” напечатала сообщение об аресте за участие в ней “четырех студентов”. Больше удалось узнать из письма Натальи Горбаневской от 28 августа, которое она адресовала западным СМИ, чтобы пояснить, что и внутри СССР общественность не имеет доступа к информации об акции протеста. Письмо вскоре попало в Чехословакию, было вывешено в Карловом университете и потом ходило в списках. Один его экземпляр сохранился в библиотеке “Libri Prohibiti”, куда он попал из архива Иржи Ледерера. Другие упоминания о московском протесте появились в связи с судом над участниками демонстрации. Десятого октября 1968 года “Руде право” опубликовало сообщение агентства ТАСС о начале судебного процесса “по делу о нарушении общественного порядка” с перечислением всех подсудимых. В духе начинающейся нормализации газета вторила советской риторике: “Они обвиняются в том, что, собравшись 25 августа в самом центре Москвы, старались привлечь внимание прохожих различными выкриками и иными действиями, оскорбляющими достоинство советских людей”. Двенадцатого октября “Руде право” напечатало краткую заметку о приговорах отдельным демонстрантам. В архиве Ледерера сохранилось и открытое письмо советским коллегам от 14 октября, которым Координационный комитет творческих союзов отреагировал на московский суд над демонстрантами. Письмо было перепечатано в “Бюллетене координационного комитета творческих союзов” (ноябрь 1968) с примечанием, что его разослали “всем творческим союзам СССР, а также в редакции газет ‘Известия’, ‘Правда’, ‘Борба’, ‘Унита’, ‘Юманите’ и в Чешское информационное агентство”. О том, какое глубокое впечатление демонстрация произвела в Чехословакии, свидетельствует и акция Станции юных туристов из города Градец-Кралове. Ее участники 28 октября 1968 года во время церемонии открытия нового эллинга посадили несколько берез “в память о неизвестных русских друзьях, которые 25 августа 1968 года на Красной площади с невероятной смелостью протестовали против нападения на Чехословакию”. В 1990-м организаторы акции так описывали свои чувства: “Невозможно высказать, что тогда для нас значил их поступок. В момент нашего глубочайшего разочарования они своими храбрыми действиями защитили достоинство своих народов и доказали нам, что лучшие из советских граждан понимают нас, что они — с нами”. Так что информация об акции протеста, проникая в Чехословакию как по неофициальным, так и по официальным каналам, распространялась среди людей. До конца 80-х память о демонстрации сохранялась среди диссидентов, о чем свидетельствует, например, документ Хартии 77/43/88 “Выражение настоящей дружбы”, напоминавший о событии двадцатилетней давности. Тем более удивительно, что в период нормализации не появился сам- или тамиздатовский перевод “Полдня”. И это при том, что в Чехословакии тогда выходили десятки книг российских авторов.
После падения в 1989 году коммунистического режима с демонстрантами встречался президент Вацлав Гавел — во время первого же своего визита в Москву в январе 1990-го. После официальной беседы с Михаилом Горбачевым он встретился не только с участниками демонстрации, но и с другими московскими диссидентами во главе с Еленой Боннэр. Через полгода, в дни годовщины начала оккупации, все оставшиеся в живых участники демонстрации приехали с официальным визитом в Чехословакию. Их переводчицей — как и во время первой поездки Гавела в Москву — была Яна Клусакова, позже рассказывавшая: “Помню, как я ждала их в аэропорту ‘Рузине’, а они слетались со всего света. Это было так трогательно. Они увиделись спустя много лет. Надо было видеть, как они обнимались. Я не забуду этого до конца жизни. В центр нас вез микробус. По дороге все они говорили одновременно — а помнишь, а представляешь, а сколько у тебя детей? — и всё друг другу с воодушевлением рассказывали. В микробусе я сказала Наталье, что это я передала ‘Полдень’ на Запад. Она кинулась ко мне со словами: ‘Так это ты, сестричка моя?!’ Это было замечательно. Помню, как мы потом стояли полукругом у статуи святого Вацлава в центре Праги. Я говорила себе, что есть, наверное, историческая справедливость, раз все мы наконец смогли встретиться”.
Тогда же чешский читатель смог впервые познакомиться с частью текста “Полдня”. Летом 1990-го молодой русист Томаш Кафка выбрал, перевел и снабдил примечаниями отрывки из книги, которые под названием “Закон” печатались с продолжением в трех номерах журнала “Литерарни новины” (№ 21-23).
Во время пребывания советских диссидентов в Чехословакии режиссером Й. Стахой был снят получасовой фильм, посвященный их акции протеста. Фильм назывался “Семеро смелых”, над его сценарием вместе с Боженой Йирку работала и Яна Клусакова.
Наши издатели положили начало выпуску литературы, посвященной судьбам московских диссидентов, которые имели отношение к протесту против оккупации Чехословакии, в 1990 году, когда в чешском переводе появилась книга Анатолия Марченко “Живи как все”. Несмотря на приложенные старания, тогда так и не удалось найти издателя для “Полдня”. А затем чехи и словаки словно бы забыли о своих отважных защитниках. Дружеские отношения с ними поддерживали лишь отдельные люди. Новая волна интереса к их судьбам возникла только через восемнадцать лет. В связи с 40-летием начала оккупации участники протеста — по приглашению Института по изучению тоталитарных режимов и правительства Чешской Республики — вновь приехали в Прагу. Они пробыли там неделю и за это время дали вместе со своими соратниками-диссидентами из бывших государств Варшавского договора несколько интервью. Их расспрашивали и об участии в акциях протеста, и о вынесенных судебных приговорах. Эти интервью, дополненные статьями историков, легли в основу книги “За вашу и нашу свободу”.
В качестве редактора сборника “За вашу и нашу свободу” я в 2010 году пообещал, что чешское издание книги “Полдень” вот-вот появится в одном небольшом, но надежном издательстве. О скором ее выходе сообщила в том же году в Братиславе и Наталья Горбаневская, которая тогда впервые побывала в Словакии. Но над книгой продолжало висеть проклятие: издать “Полдень” не удалось. Спустя год появился сборник Йозефа Паздерки “Вторжение 1968. Русский взгляд”, куда вошли интервью с российскими современниками событий, чьи судьбы оказались тем или иным образом связаны с вторжением. Эти люди олицетворяли собой самые разные общественные группы (солдаты, журналисты, диссиденты) — и столь же разнились оценки, данные ими тогдашним событиям. Участников демонстрации на Красной площади в книге представляет Наталья Горбаневская.
В конце 2011-го за издание “Полдня” взялся русист Штепан Черноушек, человек, имевший самое непосредственное отношение к зарождению сотрудничества между Институтом по изучению тоталитарных режимов и издательством “Торст”, результатом чего стали уже упомянутые книги “За вашу и нашу свободу” и “Вторжение 1968. Русский взгляд”. “Полдень”, основополагающий документ об активном несогласии с вторжением, венчает собой совместную деятельность Института и издательства, стремившихся через книги передать восприятие оккупации как диссидентами, так и вообще гражданами стран восточного блока. Предыдущие публикации, в особенности сборник “За вашу и нашу свободу”, содержат масштабный обзор общественной ситуации и оппозиционного движения в Советском Союзе и снабжены обширным справочным материалом. Любая попытка анализировать “Полдень” и делать к нему примечания неизбежно привела бы к интеллектуальному разворовыванию этих книг. Вот почему издатели решили не вмешиваться и представить читателю “Полдень” именно как документальное свидетельство эпохи.