Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2013
Алексей Зверев Лекции, статьи. — М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2013. — 506 с.
С обложки — увы, теперь только с обложки — этого пухлого тома на нас смотрит очень расположенный к миру человек. Алексей Зверев таким и запомнился: мягкая, ироническая улыбка, открытый взгляд, за толстыми стеклами очков темные, горящие интересом, внимательные глаза, заинтересованность, увлеченность — пожалуй, главная черта этого одаренного, я бы сказал, “широко одаренного” человека.
Талантливого критика. Талантливого литературоведа. Талантливого преподавателя — студенты его обожали, и это притом, что он любил и умел задавать, подобно Набокову (о котором у Зверева книга в серии “ЖЗЛ”), каверзные вопросы по содержанию, вроде того, как звали скрипача, с которым изменила Позднышеву жена, или в каком платье была мадам Бовари на прогулке с Родольфом. Кстати о Позднышеве: и о Толстом у “зарубежника” Зверева тоже есть книга, вышедшая, увы, уже после его смерти.
Талантливого организатора: программа “Молодые писатели России” во многом его детище, с ней он изъездил страну, от Калининграда до Владивостока. Талантливого писателя. И талантливого переводчика: мне приходилось пару раз быть редактором его переводов, в том числе и переводов из Воннегута, которым Зверев увлекался и о котором много писал; в книгу, о которой идет речь, включена большая о нем статья “Сказки технического века. Курт Воннегут: от предвидения к действительности”, опубликованная в “Вопросах литературы” без малого сорок лет назад — совсем в другой жизни. Переводил Зверев — Воннегута во всяком случае — отлично, всем бы так! Переводил, как писал: быстро, хлестко, точно следуя оригиналу. Без грана отсебятины, русский текст никогда не “разгонял”, для редактора — чистая синекура.
И писал (статьи, рецензии, научные труды), и переводил, и читал лекции Алексей Зверев как-то весело, вот уж кто не лез в карман за словом, хоть устным, хоть письменным, вот уж кто и увлекался сам, и умел увлечь других. Помимо увлеченности был еще и запал: легко вступал в спор, не соглашался, воевал. А если соглашался, то чаще всего с теми, кто был ему неинтересен. В такие минуты, помнится, сникал, терял интерес к разговору и собеседнику, и даже к вечной спутнице-сигарете, и только поддакивал и хмыкал, мол: “Знаем-знаем”, “Говори, говори…”
Чтобы во всем сказанном убедиться, достаточно открыть том, в этом году вышедший в РГГУ, в зверевской, да и моей, alma mater, и составленный — грамотно, дотошно, с любовью — его вдовой, театроведом Натальей Старосельской (театроведом, кстати, Зверев был тоже — его многолетнее увлечение). Достаточно открыть и пробежать глазами оглавление. Глаза разбегаются: Фаулз, Мелвилл, Довлатов, Камю, Набоков (“Национализм и литература”), Курт Воннегут, Дос Пасос, Эзра Паунд, Каммингс, Кёстлер… а ведь были еще Радичков, и Сароян, и многие другие, в этот том не вошедшие. Статьи по американистике, русскому зарубежью, русскому театру, опубликованные в 1960-2000 годах в периодической печати. А еще прочитанные Зверевым в 1993-2000 годах лекции по компаративистике, по истории американской литературы, по литературе русского зарубежья, рецензии, интервью. Таких, как Зверев, не захочешь назовешь “человеком Возрождения”. Или “человеком-оркестром”. Ко всему перечисленному еще надо добавить “Иностранку”: здесь он был особенно на месте, нашему журналу Зверев-редактор, генератор идей отдавал массу времени, сил, творческой энергии — ее всегда, до последних дней было у него в избытке.
Теперь о самих статьях. Их автор не только грамотный, отвечающий за свои слова ученый (в ИМЛИ Зверев трудился тоже), но еще и литератор, плюс университетский преподаватель, отчего статьи одновременно и продуманны, и доходчивы.
Перечитал написанное: получился панегирик — Звереву бы не понравилось. Чтобы “разбавить” дифирамбы, в заключение скажем, что есть в этом томе соображения и довольно поверхностные, выводы поспешные, есть и то, что принято называть “красивостями”. Сути, впрочем, эта чайная ложечка дегтя не отменяет: “были люди в наше время”.