Фрагмент романа. Перевод с немецкого Алексея Шипулина
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2013
Арно Камениш [Arno Camenisch] родился в 1978 году в кантоне Граубюнден. Этот молодой и талантливый автор пишет на ретороманском языке и сам переводит свои тексты на немецкий. Камениш много путешествовал по Европе, Южной Америке и Австралии, возможно поэтому у него так хорошо получается описание замкнутого мирка родного ретороманского захолустья. За свою первую книгу “Сец-Нер” [“Sez Ner”, 2009] Камениш был удостоен нескольких литературных наград. Впоследствии были написаны повести “За вокзалом” [2010] и “Устринката” [2012] — вторая и третья части граубюнденской трилогии. Трилогия уже переведена на многие европейские языки. В 2013 году Камениш стал лауреатом поощрительной премии Гёльдерлина.
Перевод выполнен по изданию “Sez Ner” [Urs Engeler, 2009].
Сыровар повис на своем параплане, зацепившись за ели, что растут вниз по склону от пастушьей хижины у подножья горы Сец-Нер. Спиной он висит к горе, и в хижине слышна его ругань, лицом — к другому краю долины, где в небо, бок о бок, вздымаются пики гор, посередине — Пиц Тумпив, могучий, высотой 3101 метр, возвышающийся над остальными бесснежными вершинами. Опять полетел, говорит помощник сыровара, ну пусть еще немного потрепыхается, будет ему наука.
Ночью сыр набухает и сбрасывает положенные для гнета камни, так что все просыпаются. Свинопас и коровий пастух несут испорченные сырные круги под ясным ночным небом по двору, через хлев, за хлев и выбрасывают их в навозный контейнер. Сыровар и помощник сыровара тем временем стоят на пороге, засунув руки в карманы штанов.
У помощника сыровара на руках восемь пальцев — пять на левой, три на правой. Правую руку он обычно держит в кармане или под столом, на коленях. Когда он, без сапог и без носков, лежит в траве перед хижиной около загона для свиней, свинопас пересчитывает пальцы его ног. Помощник сыровара спит днем, потому что ночью он уходит. Он исчезает, когда все ложатся спать, и возвращается поздно ночью. Собак он берет с собой, чтобы ночью не залаяли.
У свинопаса тревожно на душе, потому что одна свинья в загоне лежит и не думает вставать. Свинья с холодным пятачком мертвая, свинопас об этом знает, но все равно бьет несколько раз стальными носками сапог по окорокам — вдруг все-таки встанет. Сыровар говорит, quel ei futsch, ti tgutg[1]. Значит, свиней теперь только девятнадцать. С сыроваром — двадцать, думает свинопас. Сыровар, с пристегнутым на поясе одноногим стулом для дойки, бежит обратно к хлеву, а свинопас гонит свиней вверх по склону в свинарник, желая про себя, чтобы стул под сыроваром развалился на части. В свинарнике свинопас пересчитывает свиней, насчитывает восемнадцать стоячих, и одну лежачую. Она тоже мертвая. Вот как у них быстро, думает свинопас, если так пойдет дальше, к утру не останется ни одной, и я смогу пойти домой. Вечернее солнце уже садится за вершины гор, Тумпив стоит покрытый тенью, темно-желтый. В сумерках приезжает Чарнер, ветеринар, с бородой, толстым животом и толстым сыном, который не здоровается со свинопасом — только с сыроваром. Ветеринар говорит сыровару, что свиньи объелись, у них полопались кишки.
Черная корова Клеменса сбивает рогами колья и выбегает за ограду. Остальные пять коров Клеменса трусят следом. Ветеринар говорит, что коровы — хитрые животные, гораздо хитрее лошадей, лошади, мол, живут статусом, они только с виду такие элегантные, а в сущности, глупы. Коровы умнее лошадей, но пастух все равно бродит по лесу и надеется найти коров Клеменса, прежде чем солнце совсем скроется.
Вечером заезжает коровница с пастбища, соседнего с фермой Штавонас. Она была в Иланце, куда возила кастрировать кобеля, все прошло гладко, только он еще не очухался после операции. Коровница открывает заднюю дверцу машины, где скулит пес, которому в виде исключения позволено лежать на заднем сиденье. Теперь не хочет бегать, говорит пастушка, только лежит в машине и не думает выходить. Помощник сыровара говорит, все наладится, нужно подождать, и пастушка зовет его с собой на пастбище — помочь вытащить собаку из машины. Помощник сыровара идет за ней и подзывает собак. Они бегут за машиной. Он высовывается из окна и свистит им, чтобы они не останавливались, не повернули обратно к хижине.
Утром сыровар лежит на деревянной скамье перед хижиной с полупустой бутылкой шнапса в руке и спит, а тем временем наверху, в комнате сыровара на втором этаже, откуда виден Тумпив, стоя на широкой кровати, мочится коза.
Свиньи каждый день убегают из загона около хижины. Подкапывают электрический забор и по пастбищам добираются до самого леса, где висел зацепившийся сыровар. Свинопасу на это плевать — все равно к вечеру все вернутся. А сыровару — не плевать, вот займись, говорит он, сует свинопасу в руку щипцы с кольцами и дает своего помощника. В хлеву помощник сыровара вооружается щипцами и кольцами, а свинопас выбирает свинью, хватает за уши, вскакивает на спину, так что свинья визжит еще пуще, оттягивает уши назад и сжимает коленями свиные ребра, чтобы помощник сыровара мог сунуть щипцы в нос свинье и как следует прижать. Окольцованная свинья бросается в другой угол и прячется между других свиней, которые слизывают кровь с ее носа.
Туристы подъезжают на красивых машинах по отремонтированной в прошлом году грунтовой дороге, останавливаются у забора перед хижиной и сигналят. Сигналят и смотрят вверх по склону, где на траве валяются коровий пастух и свинопас. Туристы делают знаки руками, пока им не надоедает, и они не выходят из машин, чтобы отодвинуть загородку. Едут дальше, а минут через двадцать возвращаются задним ходом, потому что дорога скоро заканчивается и большим машинам для разворота не хватает места. Им приходится останавливаться перед загородкой, которую они оставляли открытой, но которая теперь закрыта, и открывать ее снова. В траве на склоне лежат пастухи и машут туристам руками.
Издалека приезжает священник на мопеде, он появляется из-за поворота в лучах предвечернего солнца, вздымая пыль на грунтовой дороге. Его ряса развевается на ветру. Собаки с лаем бросаются на священника в шлеме, так что священник едва не летит вниз по склону в заросли альпийских рододендронов. Он ставит мопед около хижины, выпивает кофе, после чего щелкает по носу собаку, которая подпрыгивает и лижет его, и призывает всех стать на фоне гор перед хижиной, чтобы просить Бога, господствующего в Отечестве[2], ниспослать благодатное лето. Поднимается ветер, стадо спускается с пастбища к хлеву, и священник, надевший богослужебную ленту, ходит между коров и раздает молитвенники. Он называет номера страниц, читает громко вслух, свиньи тоже вырвались из загона, подходят к священнику, дергают за рясу. Горцы бормочут молитвы вслед за священником — битых полчаса, пока не прозвучит аминь, пока всех не благословят, и тогда священник, захватив круг сыра и пять килограмм масла, сядет на мопед, проберется сквозь уже заждавшееся стадо и скроется в лучах вечерней зари.
(Далее см. бумажную версию.)