Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 4, 2012
Новые книги Нового Света с
Мариной Ефимовой
совместно с радио “Свобода”
Claire
Tomalin Charles Dickens. A Life. — The
Penguin Press, 2011; Robert Douglas-Fairhurst Becoming Dickens. The Invention of a Novelist. — The Belknap Press /Harvard
University Press, 2011 и другие биографические книги о Диккенсе.
В 1862 году пятидесятилетний Чарльз Диккенс встретился в Лондоне со своим поклонником — Фёдором Достоевским. Их беседу Достоевский описал в письме много лет спустя, уже после смерти Диккенса:
Он сказал мне, что
все хорошие, простые люди в его романах — это те люди, какими он сам хотел бы
стать, а злодеи — это те, кем он является на самом деле. Во всяком случае он замечает
в себе их свойства: жестокость, отчуждение от тех, кого он должен был бы
любить, приступы беспричинной враждебности по отношению к тем, кто слаб и
обратился к нему за утешением. “Во мне живут два человека, — сказал он. — Один
испытывает те чувства, которые положено испытывать, а другой — прямо
противоположные. С последнего я пишу своих злодеев, а по примеру первого
пытаюсь жить”.
Диккенсу эти попытки не очень удавались — он был слишком сложной личностью, чтобы уложиться в образ кузнеца Джо из “Больших ожиданий”, клерка Боба Крэтчита из “Рождественской истории” или даже мистера Джарндиса из “Холодного дома”. Диккенс не был образцом добродетели, но, судя по портрету, созданному Клэр Томалин в книге “Жизнь Чарльза Диккенса”, даже самому себе в этом не признавался. Томалин пишет:
Только в разговоре с таким
человеком, как Достоевский, Диккенс мог сбросить маску безгрешности, которую
постоянно носил на публике. Это было самое глубокое признание, сделанное
Диккенсом о его внутренней жизни.
За последние двадцать лет написано, по меньшей мере, пять новых биографий Диккенса, и лишь в двух последних (Слэйтера[1] и Томалин) появилось это письмо Достоевского, опубликованное впервые в 2002 году. Однако в каждой биографии было что-нибудь новое. Биографы Слэйтер и Акройд[2] оба описали чуднýю сценку из истории ухаживания молодого Диккенса за его будущей женой Кэтрин Хоггарт. Диккенс, одетый в матросскую форму, влез в комнату невесты через окно и сплясал перед ней матросский танец “хорнпайп” — нечто вроде русского “яблочка”. Потом выпрыгнул обратно в окно, а через некоторое время, переодевшись, чинно зашел в дом, где вел себя, как образцовый жених.
Биограф Дуглас-Фэрхёрст включил в свою книгу “Становление Диккенса” историю первой юношеской любви писателя к Марии Биднелл.
Любовно представленная в образе
нежной и беспомощной Доры в “Дэвиде Копперфильде”, Мария Биднелл
появляется позже в романе “Крошка Доррит” в безжалостно карикатурном образе
Флоры Финчинг, которая пытается вернуть отвергнутого
в юности ухажера. В 1912 году бывшая горничная Марии Биднелл
опубликовала воспоминания, в которых писала, что к концу жизни Мария сильно
пила и в пьяном виде со слезами целовала то место на диване в гостиной, где
когда-то сидел Диккенс.
Дуглас-Фэрхёрст, вглядываясь в “странную, по его выражению, технику соблазнения”, практикуемую молодым Диккенсом, не без юмора разбирает его юношеское стихотворение, посвященное Марии Биднелл, где поэт описывает чувства, которые бы он испытал, если бы его девушка умерла.
В жизни Диккенса было много тайн, которые раскрывались постепенно, и каждая была подарком для очередного биографа. Из этих тайн, кажется, только одну он сам открыл своему другу и первому биографу Джону Форстеру — печальную историю о том, как его отец, портовый служащий, попал в лондонскую долговую тюрьму Маршальси и как туда бегал маленький Чарльз, отработав смену на фабрике, где он приклеивал этикетки на банки с сапожной ваксой.
Но самым большим секретом Диккенса (который открылся только через шестьдесят лет после его смерти, в 30-х годах) были его отношения с актрисой Эллен Тернан. Ему было сорок шесть, а ей девятнадцать, когда он практически выкупил девушку у ее театральной семьи и на шесть лет сделал своей содержанкой и даже, как писал кто-то из биографов, “рабой любви”, затворницей, лишенной нормальной юности. Он ушел от жены, купил себе дом в Лондоне, о котором мечтал когда-то в детстве, снял квартиру для Эллен и тайно ее посещал. Тайна соблюдалась так тщательно, что, когда она выплыла наружу, скудость информации возбудила споры биографов о том, была ли эта связь сексуальной или платонической. Один из лучших специалистов по Диккенсу, английский писатель Питер Акройд, пишет в книге “Диккенс”[3]:
Почти невозможно представить себе
этих двоих в постели. Скорей всего, это была реализация одной из самых
постоянных литературных фантазий Диккенса — платонический брак с юной девственницей,
идеализированной им в его романах.
Большинство специалистов не согласно с Акройдом, включая Эдгара Джонсона — автора первой современной биографии писателя[4]. А Клэр Томалин пишет:
Диккенс был существом сексуальным.
За время брака он стал отцом десятерых детей, а после ухода от жены ему вскоре
пришлось пройти курс лечения у венеролога. При этом публике он представлял себя
таким образцовым семьянином, что и сам в это почти верил: после его нашумевшего
ухода из семьи он задумал новый журнал и решил назвать его “Домашняя гармония”.
Друзья с трудом уговорили его изменить название.
Об образе жизни Диккенса говорит и его близкая дружба с самыми известными в его время охотниками за любовными приключениями: актерами Стоуном и Маклизом, романистом Уилки Коллинзом и французским дэнди графом Де Орсеем. Но в последние десять лет жизни Диккенс, судя по всему, был лишен многих плотских удовольствий. Уже в 50 лет его начала мучить подагра — настолько, что ему помогали подниматься на сцену, когда он выступал. Диккенс участвовал в постановках пьес по своим романам и читал со сцены отрывки из новых вещей. Эти чтения пользовались огромным успехом у публики, были главной статьей его дохода, но совершенно истощали его слабеющие силы:
Между январем 1869 года и мартом
1870-го Диккенс двадцать восемь раз сыграл зверскую сцену из “Оливера Твиста”,
в которой Билл Сайкс убивает Нэнси. И когда его импрессарио
после окончания сезона попросил устроить еще одно чтение, с Диккенсом случилась
истерика.
О поведении Диккенса в последние годы жизни, скрупулезно описанном Клэр Томалин, тяжело читать даже снисходительному современному читателю. Оправдывая свой уход от жены, он дошел до обвинения ее в сумасшествии, а в письмах жаловался, что она “рада бы избавиться от детей, как и дети — от нее”. Дочь Диккенса Кэти вспоминала об этом времени с возмущением:
После ухода из дома в отца словно
бес вселился. Ему стало абсолютно наплевать на то, что с нами со всеми будет.
Английский писатель и актер Саймон Кэллоу писал[5]: “Контраст между двумя нашими великими писателями — Шекспиром и Диккенсом — в том, что о первом известно слишком мало, а о втором — слишком много”. И сам Диккенс, говоря о Шекспире, признался в одном из писем: “Очень утешительно, по моему разумению, что так мало известно о поэте. Он и должен быть загадкой. А я каждый день дрожу от страха — как бы что-нибудь не выплыло наружу”.
Диккенс умер в 1870 году от инсульта — очень рано даже по меркам своего времени, — ему было всего 58 лет. И остались только его персонажи, но зато вечные: Оливер Твист и Фэйган, Дэвид Копперфильд и Урия Гипп, Артфул Доджер и Билл Сайкс, и Скрудж, и мистер Домби, и Пип. И в каждом из них хранится частичка необъятной личности Чарльза Диккенса.
[1] Michael Slater. Charles Dickens. A
Life Defined by Writing. — Yale Univ. Press, 2009.
[2] Peter Ackroyd. Dickens. — London:
Sinclair-Stevenson, 1991.
[3] Peter Ackroyd. Dickens. — London:
Sinclair-Stevenson, 1991.
[4] Edgar Johnson. Charles Dickens. The
Tragedy and Triumph // Simon and Shuster, 1952, Vol. I; Viking, NY, 1977, Vol.
II.
[5] Simon Callow. Charles Dickens by
Michael Slater // The Guardian, 9 Oct. 2009.