Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2012
Статьи и эссе#
Марина Ефимова
Моногамия под вопросом
Историк Стефани Кунтц, автор книги “История брака”, заметила, что как только в политической или культурной жизни Америки возникает очередной сексуальный скандал, так сразу на поверхность всплывают сомнения в реалистичности моногамии — абсолютной и нерушимой. Реалисты говорят: вспомните известные примеры: Франклина Рузвельта, Дуайта Эйзенхауэра, Джона Кеннеди, Билла Клинтона, актрисы Ингрид Бергман, режиссера Вуди Аллена, актера Арнольда Шварценеггера. Все они (и миллионы других) нарушали супружескую верность. Не значит ли это, что жесткая моногамия человеку не под силу? Неужели в браке решающую роль играет сексуальная верность, а не все остальное: душевная близость, стабильность, покой и счастье детей?
Один из таких реалистов — Дэн Сэвидж — ведущий радиопрограмм о любви (“Savage Love”):
Мужчина никогда не был
моногамен. В течение всей человеческой истории у него было или по нескольку
жен, или гетеры, “конкубайнс”: содержанки, любовницы, проститутки… В Америке
еще в начале ХХ века мужья открыто писали о своих любовных похождених в письмах
к братьям своих жен. К концу 60-х годов брак стал союзом равных. Однако вместо
того, чтобы дать свободу женам, мы отняли свободу у мужей и положили в основу
брака ненарушаемую верность. Каковы последствия этой установки? Поздние браки.
Множество кратковременных отношений. Половина браков кончается разводами, и я
думаю, немалая часть разводов объясняется тем, что после первого же адюльтера
люди бегут разводиться — от страха, что нарушили священные законы моногамии. Не
пора ли обществу смягчить свои требования относительно выполнения невыполнимой
седьмой заповеди? Ожидать от супругов счастливой, легко выполнимой,
ненасильственной моногамии — значит накладывать на супружеские отношения
тяжелые путы”[1].
Я нашла фотографию процитированного выше Дэна Сэвиджа — он мог бы стать звездой Голливуда. А готов ли подписаться под его смелым предложением мужчина не с такой победительной внешностью, для которого супружеская верность, возможно, является залогом счастья? Журналист Марк Оппенгеймер в обзорной статье “Женаты и неверны”, опубликованной в журнале “Нью-Йорк таймс мэгезин”, приводит пример спасительности моногамии:
Я отношусь к браку как к
спасенью от хаоса любовных отношений юности. Все эти отношения были такими
путаными, неуверенными, такими соревновательными: чье желание важнее, чье
чувство сильнее, кто первым признается в любви, кто первым уйдет, хлопнув
дверью? Ты все время сравнивал, тебя все время сравнивали… Женитьба расчистила
этот хаос. Сразу оба признались в любви. Собственные желания перестали быть
такими важными и легко подвинулись ради ее желаний. Наступил мир, и душа
освободилась для важных и интересных дел[2].
Однако нет никакого сомнения, что для миллионов женатых мужчин и замужних женщин супружеский мир становится тесен или скучен, или просто утомителен, как любимая, но трудная работа, требующая отпуска. Дэн Сэвидж пишет:
Я думаю, на моногамию надо
смотреть, как на трезвость. Ведь мы не считаем пьяницей человека, который
иногда выпивает? Также мы не должны считать полигамистом супруга и семьянина,
который иногда заведет роман на стороне. Роман отбушует, и супруг вспрыгнет
обратно в свой семейный фургон. Для сохранения долгого и прочного брака нам
нужны небольшие каникулы. Если за 30-40 лет брака оба супруга по нескольку раз
спрыгнут ненадолго с подножки и вернутся назад, это не нарушит их искренней и
преданной моногамии. Наоборот, это может спасти их любовь и брак.
Звучит очень разумно, но не очень реально. Что значат все эти “немножко”, “ненадолго”? Кто будет мерить пределы супружеских отпусков? Как на работе — две недели по распланированному расписанию, — чтобы не сбивать налаженный механизм семьи? Соблюдать справедливую очередность? Просить новую влюбленность повременить до момента, удобного супругу? И опять же — проклятая неизвестность… Журналист Марк Оппенгеймер пишет в статье “Женаты и неверны”:
У кого хватит самоуверенности
не придавать значения мимолетным влюбленностям любимой супруги или супруга?
Какие счастливчики могут быть уверены в том, что партнер вернётся на семейный
корабль? Да даже и в этом случае, какая жена может быть уверена, что муж
вернется на ее корабль просто подвыпившим морячком, погулявшим в
увольнительной, а не жертвой кораблекрушения? Какой муж может быть уверен, что
любимая жена в один из отпусков не найдет кого-то лучше него — что, наверное,
нетрудно. Каникулы могут стать крушением жизни. Я не считаю, что ради этих
страхов надо окружить брак тюремными решетками. Я только хочу сказать, что
нельзя ждать от этой свободы лишь положительных результатов[3].
А с отрицательными результатами каждый день сталкивается практикующий психотерапевт доктор Джанис Спринг, автор книги “После адюльтера. Исцеление боли и восстановление доверия”:
Как правило, тот, кому
изменили, не только утрачивает некую теоретическую идею верности, но теряет
привычное самоощущение и очень часто — самоуважение. До этого вы казались себе
энергичным, привлекательным человеком, достойным любви. И вдруг вы теряете
уверенность в своих достоинствах, уверенность в том, что вы стоите любви.
Другая типичная проблема — потеря ощущения своей исключительности. Вы думали,
что есть, по крайней мере, один человек, который любит только вас, и что только
вы можете составить его счастье, а оказалось, что не только вы… или что уже
не вы. Оказалось, что вы заменимы[4].
Но об этом-то и толкуют реалисты. Травма от измены, считают они, есть культурное наслоение, культурная традиция, впитавшаяся в кровь и плоть современного человека. Если бы общество отступило от требования несокрушимой многолетней верности в браке, люди постепенно изменили бы свои представления, а значит, и чувства. Они стали бы относиться к супружеским изменам легче, с бóльшим пониманием и с чувством юмора. Однако вот что рассказал в интернетном журнале “Салон” биолог, профессор университета Индианы Джастин Гарсия:
Моногамию обсуждать трудно,
потому что университеты отпускают фонды лишь на исследования отступлений от
моногамии. И мы до сих пор не знаем всех сложностей и тайн романтической любви
одного человека к другому. В отношениях животных (которые гораздо лучше
изучены) мы наблюдаем поразительное разнообразие. Обезьяны гиббоны — самые
семейные существа. Будут защищать свою самку и потомство до последней капли
крови, но и он, и самка легко идут на секс с другими, и самцы иногда
воспитывают чужих детенышей. У них существует разделение на социальную и сексуальную моногамию. Зато у некоторых
видов птиц самец может убить и соперника, и самку. Когда-то давно был проведен
такой опыт: самцу гориллы показали сквозь прозрачную стенку клетки, как одну из
его дам любит подопытный соперник. И у нашего самца случился инфаркт. Неясно,
срабатывает ли тут собственнический инстинкт или это страдания обманутой любви,
но ясно, что это — не культурное явление, а природное. Биологи объясняют
ревность как рудимент изначальных потребностей: самца — продолжить именно его
род, самки — удержать самца ради сохранности потомства[5].
И людям не отказать в разнообразии. Психологам известны супружеские пары, которые соглашаются давать друг другу свободу. Доктор Спринг считает, что от измен сильней всего страдают люди, которым изменили внезапно и тайно. Во время нашей беседы я спросила ее, какие она предлагает превентивные меры.
Д. С.
Честность. Скажем, муж приходит ко мне и говорит: “Я хочу иметь еще одну
сексуальную партнершу. Я тебя по-прежнему люблю, нахожу тебя привлекательной и
сексопильной. Но мне нужно приключение, разнообразие”. На это я могу сказать:
“Я тоже, честно говоря, хочу приключения, поэтому не буду отказывать тебе в
этом удовольствии”. Или я могу сказать: “Спасибо за прямоту. Рада, что ты не
сделал это за моей спиной. Но я подаю на развод, потому что предложенный тобой
вариант брака — абсолютно не для меня”.
М. Е. Но это
все-таки, доктор, совершенно нереальный разговор — словно со страниц учебника.
Кто способен на такую рациональность? Подобное предложение в девяти случаях из
десяти вызовет шок, слезы, ссоры, словом, те же страдания.
Д. С. Но в
этом, по крайней мере, есть уважение к партнеру. Мы не можем решать за другого
человека, мы обязаны дать ему выбор. Вся наша жизнь — сплошной выбор. Мы хотим
спать, но выбираем зарядку, потому что это нужно для здоровья. Мы хотим
заниматься творчеством, но выбираем заработки, потому что они необходимы семье.
Мы хотим завести роман с женой друга, но при этом хотим сберечь и дружбу, и
любовь собственной жены. Редким людям удается и то и другое. Но у нас всегда
есть выбор. Это понимает каждый зрелый человек.
Зачем изобретать велосипед? В Европе веками общество смотрело на адюльтеры сквозь пальцы, никак это не декларируя и не формулируя. Браки всегда имели тайны. В Америке недавно прошел телесериал “Кеннеди” — о семейных отношениях знаменитого клана. И там глава клана — Джозеф Кеннеди (человек скверный, но умный) говорит Джону Кеннеди, который постоянно подвергает опасности свой брак с Жаклин частыми и плохо скрытыми изменами: “Жены, — говорит он, — прощают нам измены. Но они не прощают, когда мы швыряем их им в лицо. Поэтому соблюдай тайну”. Правда, Стефани Кунц считает такой путь уделом немногих. Он — не для простых американцев, любящих ясность и справедливость:
Мы до сих пор — общество
индивидуалистов. У большинства американцев нет круга друзей, нет тесных связей,
основанных на родстве душ, которые научили бы их не упрощать отношения и
смотреть на брак шире. Для них брак со свободным выходом и входом — терра
инкогнита. Правда сейчас, когда американцы стали вступать в брак не столь
юными, уже с долгим опытом сексуальных отношений, мы, возможно, приблизимся к
обществам, в которых люди не путают сексуальное влечение с любовью. Но пока мы
кладем все яйца в одну корзину — верной любви и сексуальной моногамии. И это
ведет к преувеличенной реакции на адюльтеры. Однако я сомневаюсь в пользе
пересмотра позиции общества в отношении моногамии и в пользе моральной
легализации супружеской неверности. Когда-то, в XVIII веке, любовью было то,
что происходило за пределами брака. Все бури были там. Но теперь, когда в брак
вступают по любви и сексуальному влечению, эти два могучих и довольно
неуправляемых чувства предъявляют свои права, и последствия нарушения этих прав трудно предугадать[6].
И это, я думаю, специфика не только американских супружеских отношений. Даже убедив себя и свою половину в невинности и безопасности супружеских измен, мы должны иметь в виду, что тот, кому изменили, тот, кому предпочли (пусть на время) кого-то другого, будет от этого страдать. И, боюсь, ни от общества, ни от мудрых адвокатов терпимости нам не получить индульгенции. Завоевывая одни сердца, мы раним или даже разбиваем другие.
В Америке постоянно идут опросы: в 2001 году журнал “Психология семьи” сообщил, что 20-25 % американцев имеют внебрачные любовные связи. В 2010 году авторы отчета Исследовательского центра Чикагского университета отмечали: “14 % опрошенных жен и 20 % мужей признались в адюльтерах”. А сколько не признались? А сколько имели их в прошлом?.. Марк Оппенгеймер пишет:
Разумеется, в Америке нет
единого мнения о том, должны ли мы честно обсуждать с супругами свои и их
измены. Да и публичные обсуждения этой проблемы у многих американцев вызывают
чувство неловкости, и они испытывают ностальгию по старинному коду умолчания.
Но все чаще раздаются голоса, которые предлагают учителям и даже священникам
осторожно предостерегать молодоженов от романтизирования брака. “Вы горячо
любите друг друга, — можно им сказать, — и не верите, что когда-нибудь вам
захочется завести роман или сексуальную связь с кем-то другим. Но если такое
случится (а такое случается), не думайте, что это конец света”[7].
Однако, мне кажется, в таком предупреждении есть своя опасность. Ведь для создания новой семьи нужен энтузиазм, счастье и уверенность в прочности своего союза — как архитектору нужна уверенность в твердости грунта при постройке дома. Кто же станет вкладывать в семью душевные силы и годы жизни, зная заранее, как зыбка почва, на которой он строит? Да и есть же примеры верности в браках (причем, не менее известные, чем примеры неверности): Теодора Рузвельта, Гарри Трумена, Пола Ньюмана и Джоаны Вудворт, Грегори Пека, Джорджа Буша-старшего… и миллионов других.
За последние полвека идея брака и семьи претерпела огромные изменения, во всяком случае в Америке: брак стал союзом равных; стал союзом не только гетеросексуальным, но и гомосексуальным; брак стал не обязателен для создания семьи, поскольку разросся институт сожительств без легальных супружеских обязательств. Не исключено, что за следующие 50 лет потеснится и моногамия. Во что это превратится в реальности? Легко представляю себе, что супружеская измена станет модной, и однолюбы будут считаться простофилями. Они превратятся в диссидентов, которые будут тайно искать себе подобных под улюлюканье сторонников полигамии, “полиамурности” (есть теперь такой термин) и “моногамии с каникулами”. Не исключено, что моральная легализация свободы супружеских отношений спасет ту половину браков, которая сейчас кончается разводами. Вопрос в том, не разрушит ли она другую половину.
# ї Радио «Свобода», 2012
[1] Из интернетного интервью Джона Сэвиджа с Максом Миллером.
[2] Mark Oppenheimer. Married, With
Infidelities / The New York Times Magazine, 2011, July 3.
[3] Mark Oppenheimer. Married, With
Infidelities.
[4] Из интервью М. Ефимовой с Джанис Спринг на радио “Свобода”.
[5] Из интервью Трайси Кларк-Флори с Джастином Гарсиа / Salon, 2011, July 16.
[6] Из интервью Трайси Кларк-Флори со Стефани Кунц.
[7] Mark Oppenheimer. Married, With
Infidelities.