Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2011
БиблиофИЛ
Cреди книг
с Верой Калмыковой
Забавы романистов, или Можно ли постичь всю правду о человеке?
Милан Фюшт История моей жены: Записки капитана Штэрра/ Пер. с венгерского Т. Воронкиной. — М.: Водолей, 2010. — 416 с.
Что бы ни говорили приверженцы литературы non-fiction, а роман бессмертен. Потому ли, что неисчерпаемы человеческие отношения, потому ли, что всегда привлекательна возможность хоть чуть-чуть развеять потемки чужой души, или еще по какой причине — Бог весть, но целиком заменить вымысел жизненной правдой ни у кого и ни в какой культуре не получится.
Роман Милана Фюшта “История моей жены” с тем же успехом мог бы называться “История моей любви”, “История моей жизни”, а еще точнее — “История моей души”. Автор проводит своего героя, человека в начале повествования простого и незамысловатого, через испытания любовью (только любовью! ничего общественного, ничего политического!). И в результате “на выходе” возникает образ сложный, загадочный — нерасплетаемый клубок мыслей и ощущений, фантазий и веры. И это превращение столь тонко и незаметно, что номинирование произведения на Нобелевскую премию, имевшее место во время оно, кажется совершенно правомерным. Хотя нет в “Истории моей жены” никаких социальных реалий, могущих что-то там “вскрыть” или тем паче “обличить”. Только любовь.
Первое ощущение от капитана Штэрра — ну вот Гаргантюа, только унылый. “Интересы мои постепенно переключились на еду… Один из моих знакомых… как-то раз в моем присутствии рискнул заметить, что человек, мол, хуже свиньи, поскольку норовит отведать-попробовать все на свете. Я же на этот счет противоположного мнения. Как иначе постигнуть чужие вкусы и обычаи? Да и вообще, я убежден, что, если хочешь проникнуть в душу того или иного народа, надобно прежде всего вкусить их блюд. <…> Знакомые называли меня ▒чудовищем’ за то, что я норовил все опробовать и съесть”.
А в конце исповеди Штэрра перед нами человек, почти свободный от власти материального мира. Перед ним встает видéние умершей жены — бывшей жены, если учитывать формальности: “Небрежно и, по всей видимости, рассеянно она брела по залитой солнцем улице; на ней был черный плащ, застегнутый у ворота. Не зря я так долго распространялся об игре черного цвета и золотистого сияния. Вот и сейчас повторилось то же самое: ее фигура казалась воздушной, призрачной, бестелесной. И выглядела жена на удивление молодо… невероятно, непостижимо юная, она невольно наводила на мысль, будто бы время не властно над нею”.
Так что, если верить Милану Фюшту (и, разумеется, переводчику Татьяне Воронкиной), бывших жен не бывает…
Роберт Гулрик Верная жена: Роман / Пер. с англ. Н. Омельянович. — М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2011. — 304 с.
Роман не только бессмертен, он еще и демократичен. Для него не существует имущественных, сословных, интеллектуальных ограничений: кстати говоря, в отличие от помянутого non-fiction. В рекламной листовке (а какое произведение зарубежной литературы в России обходится сегодня без репрезентативных вкладышей!) к изданию “Верной жены” Роберта Гулрика указывается, что за шесть месяцев на Amazon.com было продано более 3 000 000 экземпляров. Показатель, что и говорить, выразительный.
А вместе с тем перед нами — произведение, написанное изысканным языком и вообще, кажется, относящееся к “высокой литературе”. Вряд ли его покупали — и читали! ведь читали же! — исключительно интеллектуалы (не станем задаваться вопросом, наберется ли на родине автора столько интеллектуалов). Изложенная чуть попроще история Ральфа Труита и Кэтрин Лэнд могла бы, став сюжетом дамского любовного романа, уместиться под мягкими обложками покетбука и насытить воображение пары тысяч немолодых заокеанских бухгалтерш… если бы не авторский стиль, психологически точный и метафорический, захватывающий буквально с первых страниц: “Труит ощущал страшное одиночество. Всю жизнь он словно находился в огромной ледяной глыбе, отовсюду к нему тянулись жадные руки, каждое сердце чего-то от него хотело. Труиту казалось, что у всех есть причина для существования и свое предназначение на земле. У всех, кроме него. У него не было ничего. В промозглом и жестоком мире для него не нашлось места”.
И так же вряд ли перед нами случай, аналогичный давнишней ситуации с переводами Курта Воннегута работы Риты Райт. Тогда, помнится, американцы потешались над тем, что “русский Воннегут” оказался существенно привлекательнее, гм, нативного. Перевод Н. Омельянович… Неплохо бы, кстати говоря, издательствам взять за правило указывать имя переводчика: все-таки без него произведение не существовало бы по-русски. Что означает это загадочное “Н.”? Николай? Никита? Или, осмелюсь предположить, Наталья?!…Итак, перевод замечателен, но вряд ли метафоры могут оказаться в этом случае произволом русского “толковника”. Обычно такого все же не происходит.
Но, отвлекаясь от стиля, обратимся к захватывающему сюжету, в котором — и мужчина, пробудившийся от сна в духе сомнительного Фройда, и женщина, которая в лучших традициях русской классики коня на скаку остановит (у Гулрика — даже двух), и тайный яд страстей, и ложь, и… хеппи-энд с неожиданным кратким завершением: “Такое случается”.
Не только в бульварной литературе. В высокой, оказывается, тоже. Что ж — обнадеживает.
ХербьёргВассму Сто лет / Пер. с норвежского Л. Горлиной. — М.: АСТ, Астрель, 2010. — 640 с.
В подавляющем большинстве зарубежных романов, попадающих сегодня к русскому читателю, есть некая общая черта. Те из них, которые не обращены к глубокому полуисторическому прошлому (времен, скажем, Александра Македонского), почти обязательно — за редчайшим, в общем-то, исключением — имеют в фабульной основе какой-нибудь — на выбор автора — год из отрезка 1890-1913. То есть из области бель-эпок или модерна (зависит от опять же авторских эстетических пристрастий).
Возникает ощущение, что вся Европа ищет свои истоки в довоенном (имеется в виду, конечно, Первая война, 1914-1918 годы, положившая всему начало) прошлом. Не только наша страна, но и другие, которые мы из своего извечного далека называем благополучными. Видимо, наше ощущение посторонних — не совсем отвечает действительности.
Норвежская писательница ХербьёргВассму вся во власти столетней семейной любовной драмы, и оттого она, конечно, склонна к модерну. Переживая историю своей семьи (она погружается в себя, думая о любви давно умерших людей и опять — только любовь, социальное проходит довольно скромным фоном), — любит сама. Собственно, так всегда и бывает. “Мне помогает, когда я вижу единство нашего рода. Не скрытность, не позор и не ненависть, а все остальное. Помогает, когда я вижу людей там, где они находились в определенное время, а не такими, какими стали потом. <…> Можно ли постичь всю правду о человеке?”
О переводчике “Ста лет” Любови Горлиной говорить нет нужды: все сказала премия “Мастер”, присуждаемая гильдией “Мастера литературного перевода”. 27 декабря 2010 года премия была вручена Любови Горлиной.
Без комментариев.